Вадим Цымбурский: «Само построение «Моцарта и Сальери» чрезвычайно затрудняет для читателя и зрителя – но для читателя особенно – отождествление своей позиции с точкой зрения Моцарта. Происходит это потому, что психология Моцарта, реальное восприятие им совершающегося остаются для читателя скрыты, в отличие от распахнутого перед ним сознания Сальери. На какой-то миг взглянув на мир глазами Сальери, мы можем дальше оспаривать его мировидение, критиковать, отбрасывать, обличать – однако по неизбежности отправляясь от его точки зрения как единственно данной нам автором. Пушкинисты по праву говорят об уникальной конструктивной роли монологического начала в этой пьесе – начала, воплощаемого Сальери.
(…) Мы знаем до деталей, как движется мысль Сальери, но не знаем, как думает Моцарт. По определению С. Рассадина «особенность трагедии «Моцарт и Сальери» в том, что в центре ее и в центре нашего внимания не Моцарт, а Сальери… Мы не в силах отделаться от интереса к нему и прежде всего к нему,
...