Интервью с Элисо Вирсаладзе

М.А. - В этот раз вы играете большую шопеновскую программу. В юбилейный шопеновский год во всем мире много играют Шопена. Как Вы видите эволюцию шопеновского стиля ? от первых известных нам исполнений Гофмана и Падеревского до наших дней?

Э.В. - Конечно, отношение к исполнению с годами меняется. Но всегда есть хорошее исполнение, и есть плохое, будь то Падеревский и Гофман или Циммерман и Ольссон. Для меня это делится так: те, кого я хочу слушать и кто меня убеждает, и те, кто меня не убеждают, несмотря на все свои регалии. Мое отношение к этому очень субъективно. Были личности, которые произвели своим исполнением Шопена на меня большое впечатление.

М.А. - Кто эти личности?

Э.В. - Прежде всего, моя бабушка (Анастасия Давыдовна Вирсаладзе, ученица А.Н.Есиповой, пианистка, профессор Тбилисской консерватории - прим. М.А.), которая много играла Шопена. Башкиров вспоминал, что такую вторую часть f-moll'ного концерта он ни у кого больше не слышал. Это детские воспоминания. Потом Нейгауз, Мария Израилевна Гринберг, и, конечно же, когда приехал Артур Рубинштейн, мы все его слушали, Станислав Нейгауз, сын Генриха Густавовича. Знаю, что все были в полном восторге от того, как играл Шопена Нильсен. Натан Ефимович Перельман - я не много у него слыхала, но это запомнилось. В каком-то смысле Белла Михайловна Давидович, которая очаровательно играла Шопена. Вот, собственно, и все, не очень жирно получается, несмотря на обилие исполнений. Не могу сказать, что на сегодняшний день я могу назвать кого-то из пианистов, кто был бы для меня привлекателен в Шопене. Может, какое-то время должно пройти, так как Шопен - это автор, которого играют всю жизнь. Сентиментальность здесь не должна перерастать в плохую сентиментальность, а простота ? в «плохую» простоту. Это все слова, и объяснить ими ничего невозможно, как невозможно объяснить, научить играть rubato. Можно подсказать, облегчить задачу ученику, но если это в нем самом не заложено, то через некоторое время знание само куда-то уйдет.

М.А. - Расскажите, пожалуйста, как строились Ваши занятия с Вашей бабушкой, Анастасией Давыдовной. Вы дома занимались или в Консерватории?

Э.В. - Дома, только дома. В ту пору, когда я стала у нее заниматься, она еще ходила иногда в консерваторию, но вскоре у нее случилась беда - она сломала тазобедренный сустав и уже не выходила из дома.

М.А. - То есть вы закончили школу, не выходя из дома? А концерты, экзамены?

Э.В. - К великому сожалению, она никогда не слышала ни одного моего сольного концерта. Это была огромная драма для меня. Она слушала меня только дома, а дома я никогда не играла так, как на сцене. Это очень печально. Она застала время, когда у меня начались успехи, но так меня ни разу по-настоящему на сцене не услыхав. Очень горько, что я могу еще сказать?

М.А. - Это правда, что Вы в детстве не играли ни гамм, ни этюдов, и вместо это очень много прошли прелюдий и фуг Баха?

Э.В. - Не так: я прошла очень много сонат Моцарта. Этюдов я играла столько, сколько было положено, а гаммы я ненавидела, и у меня всегда по гаммам была четверка.

М.А. - Думаю, это многих вдохновит.

Э.В. - Я не говорю, что не нужно играть гаммы, но когда это становится обязательным, тем более, в том возрасте когда так хочется свободы... это просто ужасно. Но я играла много Моцарта. Думаю, что он предъявляет такие требования к пианизму, что стоит всех гамм.
Когда я заканчивала десятилетку, в моем репертуаре было уже 8 сонат Моцарта, камерная музыка, квартеты, мелкие пьесы, вариации.

М.А. - В Московской консерватории Вы стали учиться у Якова Израилевича Зака и Г.Г.Нейгауза...

Э.В. - Нет, я официально никогда у Нейгауза не числилась, хоть он всегда был моим ментором и помогал мне в подготовке к Конкурсу Чайковского.
Зака я обожала, была счастлива, что попала к нему. Надо признаться, что сначала я хотела попасть в класс к Э.Г. Гилельсу, но он меня не взял, сказав, что у него всего один ученик, и он почти не бывает в Москве. И эти годы, что я провела рядом с Яковом Израилевичем, были счастливейшими для меня во всех отношениях. И по-человечески, несмотря на то, что он был непростым человеком, он мне был очень близок и очень дорог. Очень жаль, что при жизни он был недооценен как пианист ? и вообще у нас было очень много замечательных исполнителей, которые совершенно не были известны за рубежом. Гринберг, Юдина, Софроницкий. А именно в этом поколении было столько пианистов - огромных личностей, что можно сойти с ума! Кроме тех, кого я уже назвала, это Гилельс, Йохелес, Флиер, Гутман - личности очень крупного масштаба.

М.А. - А как сейчас живет Московская консерватория?

Э.В. - Хорошо. Уровень очень высокий, много талантливых студентов, и, я вас уверяю, без преувеличения, это лучшее музыкальное учебное заведение в мире. Я в этом убеждена. Конечно, сейчас уровень везде упал, но по сравнению с другими, это падение в Москве не так сильно ощущается. Образование у нас очень хорошее. Великолепно поставлено камерное исполнительство, аккомпанемент и все остальные предметы, которые в других местах просто игнорируется.

М.А. - А мотивация к занятиям есть сегодня у студентов? При невысокой реализации своих возможностей и своего труда...

Э.В. - Это большая проблема. Но будем относиться к ней с точки зрения того, как это было раньше, о чем люди немного забывают. Раньше нужно было пройти столько отборов и конкурсов в Москве, чтобы попасть на международный конкурс! Я не хочу сказать, что это было плохо. С точки зрения подготовки это очень помогало, но с точки зрения самого исполнителя это была катастрофа. Я знаю великолепных музыкантов, которые не могли никуда прорваться.

А сегодня проблема не в мотивации, проблема в деньгах. Нет стипендии, на которую можно жить, что такое 2-3 тысячи рублей в месяц? Студенты уезжают, потому что в Европе они могут, учась, что-то заработать, преподавая, аккомпанируя и т.д. Жить-то как-то надо! Поэтому и скачут как стрекозы с конкурса на конкурс, не делают программы, теряют время, не получают ту подготовку, которая необходима для дальнейшей профессиональной жизни.

У меня в классе раньше, в советские времена, в первый год студент проходил не меньше шести прелюдий и фуг Баха, это было правило. А теперь это невозможно - все хотят играть на конкурсах. Кажется, что время, когда можно было спокойно заниматься, когда не было этой аритмии, безвозвратно ушло в прошлое. Мы говорим о заработках, а нынешние исполнители гонятся за гонорарами, ставят свои условия. Я не помню, чтобы какая-то филармония мне позвонила, и я бы сказала, сколько мне нужно заплатить. Я же знаю ситуацию. Я уже не говорю о зашкаливающих гонорарах так называемых звезд, когда Доминго приезжает, и ему платят бешеные деньги, а какой-то талантливый молодой музыкант просит оплатить ему дорогу, да заплатить хоть 500 евро за концерт, а ему отвечают: у нас нет на это денег. Сейчас кризис ударил по всем очень сильно. В Италии уже не могут платить таких гонораров. А мы вообще на первом месте по безвкусице. Кого мы приглашаем, как мы относимся к нашим музыкантам! Во Франции Рене Мартен, один из самых талантливых организаторов, он стал известен благодаря Рихтеру, который привлек его к работе на своем фестивале. Так что он делает: он приглашает в основном французских музыкантов. У него в этом году была большая шопеновская серия, и в основном там играли французские пианисты. Он приглашает зарубежных тоже, но в первую голову думает о своих. Этого нет в Италии, и итальянские музыканты не имеют возможности играть у себя дома. Очень трудно с этим в Англии.

М.А. - У Вас множество замечательных учеников - кого бы вам хотелось упомянуть?

Э.В. - Те, кто уже делает карьеру и имеет самостоятельный путь - я страшно рада за них. Например, мой ассистент, Яков Кацнельсон, замечательный пианист, он много играет, но не имеет еще той известности, которую заслуживает. Или молодой Александр Осьминин, очень яркий виртуозный пианист, не похожий ни на кого. Если говорить о молодых пианистах не из моего класса - мне очень нравится Андрей Коробейников. Он очень талантливый, и я рада его успехам. В Мюнхене у меня много хороших учеников. Алексей Зуев, он у меня учился один год, а вообще, он любимовский ученик, тоже очень талантливый пианист.

М.А. - Очень много и с большим успехом выступает везде сегодня ваш ученик Борис Березовский

Э.В. - Да, он очень много играет. В отличие от других, тех кто был более популярен тогда, когда он начинал, его сильно отличает очень естественная манера игры. При своих феноменальных данных он ничего не придумывает. Для меня в нем немного не хватает интенсивности переживания, напряжения. Он всегда и все играет очень красиво.

М.А. - Вы способны увлечься талантом ученика или всегда на все смотрите объективно?

Э.В. - Бывает так, что мне очень нравится дарование ученика, но когда я сталкиваюсь с его человеческими качествами, мне это уже меньше нравится. В моем представлении все должно быть гармонично. Есть качества, которые я ценю не меньше чем дарование.

М.А. - Являясь членом жюри многих конкурсов, вы формируете фортепианную школу не только сегодняшнего дня, но и завтрашнего. Каков Ваш критерий оценки молодых музыкантов?

Э.В. - На конкурсах всем очень трудно. На последнем конкурсе Геза Анды Алексей Зуев получил вторую премию, а первую получил кореец, который всем нравился, кроме меня. И ничего невозможно сделать. Был большой скандал, когда я не подписала протокол прошлого конкурса Чайковского. Но мир не перевернулся. Теперь Гергиев призвал американцев с конкурса Вэна Клайберна в Техасе для того, чтобы они помогали в подготовке Конкурса Чайковского.

М.А. - Говорят, это лучший, самый передовой конкурс в мире

Э.В. - А чем он лучший? Помните, мы говорили про мотивацию? Деньги! Вот и здесь то же самое. Получить большие деньги. Кто получает первые премии на конкурсе Клиберна? Средние пианисты. Там были блестящие пианисты, которые слетали с первого тура и победили середняки - скучные, с плохим вкусом пианисты. Хорошее жюри! Это, что ли, хорошее жюри?

М.А. - Нет идеального конкурса…

Э.В. - И этот конкурс особенно плохой, потому что он коммерческий. Ольга Керн, победительница последнего конкурса - отличается тем, что в антракте меняет платья и в перерывах между частями разговаривает с публикой.

Амир Кац, который получил первую премию на Конкурсе Шуберта и записал все сонаты Шуберта, интереснейшая личность, слетел там с первого тура, и это называется «хорошее жюри»! Гергиев Ланг Ланга приглашает в жюри, а председателем Мацуева. Это уже не коммерция, это уже катастрофа. Что может Ланг Ланг сказать? Приехали в Африку, в джунгли, поздравляю!

М.А. - Но такие пианисты как Ланг Ланг привлекают в концертные залы новую аудиторию

Э.В. - Те же слова мне говорили менеджеры Погорелича, когда я спрашивала у них: что вы делаете? Зачем так используете его в хвост и в гриву? Они отвечали, что он привлекает людей. И где он сейчас? Сейчас он уже ничего из себя не представляет.

Сегодня для того чтобы сделать карьеру, нужно начинать еще в чреве матери. Раньше в консерватории пальцем указывали на того, кто играл h-moll'ную Сонату Листа, и не потому, что не было виртуозов, а потому, что очень высокие требования предъявлялись. А сегодня 13-ти, 14-тилетние играют Сонату Листа. А эти «современные» оперные постановки, которые все ругают!

М.А. - С этой точки зрения сейчас очевидно, насколько великими были постановки Юрия Темирканова «Евгения Онегина» и «Пиковой Дамы» в Кировском театре.

Э.В. - У меня мурашки бегут по коже, когда я вспоминаю об этих премьерах (я приезжала специально из Москвы). Как Юра ставил! Сколько он для этого прочитал и изучил!

Ведь есть в опере музыкальная драматургия! Я в Сиднее пошла в оперу, потому что хотела побывать в их знаменитом оперном театре. И что вы думаете: «Травиата», неизвестный французский постановщик, хороший оркестр и очень приличный дирижер. Традиционная постановка. Когда зажегся свет, мне было даже стыдно - я сидела зареванная. Или маленький провинциальный театр в Карлмарксштадте, ныне город Хемниц. Я там впервые в своей жизни посмотрела «Волшебную флейту» и запомнила это на всю жизнь. А сегодня многие вещи в опере никак не связаны с музыкой.

Сегодня наше искусство переживает не лучшие времена, и, возможно, будет еще хуже. Вы только подумайте - на нас надвигается армия из 25 миллионов китайских профессиональных пианистов, и все они мечтают о карьере Ланг Ланга. Боюсь, здесь нет хороших прогнозов.

М.А. - Будем все же надеяться на лучшее.

Э.В. - Надежда умирает последней.

Интервью с Элисо Вирсаладзе
28 марта 2010 года
Беседовала Марина Аршинова