Мир как гипертекст опыт понимания средневековой музыки
(Буклет к диску)
Со времен Трентского собора, 1545, когда церковь отказалась от символического метода экзегезы, мы совершенно утратили связь со эрудицией Средних веков, и наше понимание произведений того времени оказалось сомнительно.
Тогда для каждого художника мир материальный и Незримое совмещались в свободной перспективе, откуда и возникла идея, теперь банальная, хотя отчасти[1] и верная, о тесной связи культа Марии и поклонения совершенной и недоступной Даме: красота видимая есть образ красоты невидимой, утверждал Гуго де Сен-Виктор.
Христианская мысль включила в себя традицию символической интерпретации Гомера и мифов, как ее практиковали стоики; оправдание ей было в учении Христа и апостолов (J III, 14 et Mt XII, 4).
В третьем веке Ориген преобразовал эти тенденции в систему, которая стала также общим методом философского, научного и художественного мышления. Осязаемое объяснялось через неосязаемое, посюстороннее через потустороннее, и наоборот; да и само слово религия трактовалось этимологически как «связывание».
В конечном счете, эта изощренность привела к прочтению на нескольких уровнях.
К буквальному смыслу прибавлялись аллегорический, тропологический (нравственный) и, наконец, анагогический, назначением которого было нахождение в описываемом признаков воплощения Царствия Небесного.
Классическая иллюстрация – истолкование образа Иерусалима, данное Иоанном Кассианом:
«В историческом смысле это город евреев;
в аллегорическом – Церковь Христова;
в анагогическом, небесная родина, наша общая мать, а в тропологическом смысле – душа человеческая, которую Господь часто порицает или хвалит, называя этим именем» («Конференции»).
Сам принцип трех духовных интерпретаций сопоставляли с тремя добродетелями cardinales : Верой, Надеждой и Любовью, а также и с тремя составляющими человека, как их представлял Ориген[2]: тело, дух и душа.
Конечно, поэтический или музыкальный текст воспринимался большинством проще, ограничиваясь друмя или тремя уровнями, но всегда с расширенной перспективой. Эта система включала большую долю произвола, и из невероятных причин могли выводиться самые противоречивые следствия: например, камням и растениям приписывались целебные свойства, основанные на символическом смысле их формы или цвета, а не на реальных наблюдениях.
Более синкретическое и символизирующее мировоззрение средневекового человека имело иного рода свободу мысли.
Ему достаточно было доли здравого смысла, чтобы в капле воды увидеть целый мир.
Согласно Винценту из Бове, природа – это книга, написанная рукой Божией, которую надо читать и объяснять.
Такое множественное восприятие, охватывающее разные точки зрения, является интеллектуальным богатством, и свидетельствует об устремлении к вечному, общему, о жажде порядка[3].
Какой объект или цель может быть лучше в искусстве, чем этот поиск тайного и возвышенного смысла
(Ориген: «найти сокровища, скрытые в букве»)?
На этом диске представлены рафинированные произведения средневековой musica composita.
Программа отображает меняющиеся в течение дня звуки, от рассвета до заката.
За танцевальным характером первой песни, Donnas’amor, скрыта грегорианская мелодия, тогда как мелодия Cosa crudel была позаимствована лаудой (Elcormisidivide, ms Vatican Chig.) Con tutta gentilezza – одно из трех сохранившихся сочинений Андреа Стефани; утрата остального тем более печальна, что три его песни поражают своеобразием мелодической конструкции и какой-то анахроничной современностью – они стоят особняком в одновременном им корпусе.
Эту песню впоследвии использовал Антуан Бюнуа.
Мадригал-эстампи Passando in ombra, а также Lauda– два отголоска танцевальной эпидемии, периодически охватывавшей ищущее свободы от своих страхов и несчастий общество[4]. Аллегорический метод обогатит красоту этих песен духовным наставлением.
Образы нередко представляются общим местом, как напр., роза и крапива (rosa e orticha) в ритурнеле мадригала I bei senbianti.
Оба растения - слишком очевидная аллегория Добра и его противоположности, но крапива, или «пыл порока» использовалась более специфически как упоминание о Гоморре, «месте, отягощенном крапивой» (Soph. II,9), тогда как роза – образ будущего благословения (cf Es., 35.1).
Этот намек на воздаяние позволяет автору обратиться с просьбой, сохраняя достойную дистанцию.
В мадригале AlbaColomba описывается личный герб[5] Джангалеаццо Висконти, герцога Миланского. Ветхо- и Ново - заветные образы ( В.З. голубь первого куплета возвещает конец проклятия, примирение и спасение; во втором куплете новозаветный образ Св.Духа использован как знак боговдохновенности триумфа Висконти; «прекрасные запахи» в ритурнеле вскрывают планы новых аннексий) придают содержанию всю значительность сопряженных смыслов, которые были общеизвестны: всемогущий и законный
(голубь был также символом Св. Амвросия, покровителя Милана) господин приносит мир и процветание; его намерения чисты и благословенны (значения упоминающихся цветов).
У Бартолино здесь необычайное изобилие средств гармонической выразительности, где величественная полифония обогащается живым ритмическим рисунком, а ономатопеи в ритурнеле создают таинственную атмосферу для описания сада – Рая.
Верхний доминирующий голос обладает здесь особо замечательной мелодической линией.
То же мастерство гармонии и в «La douce cere», написанном для семьи Каррара, владетелей Падуи и несчастливых соперников Висконти.
Эта песня – наиболее часто переписывавшаяся во всю эпоху Треченто, она находится практически в каждом манускрипте.
Тот факт, что наиболее популярной оказалась столь изысканная музыка – удивительное свидетельство преобладания хорошего вкуса в тогдашнем обществе, а также и фантастического технического уровня музыкантов.
Бартолино считается современником Ландини, но стиль его представляется более поздним. Известностью он обладал чрезвычайно широкой, чему подтверждение находится в литературе: в « Paradiso degli Alberti » Герарди да Прато, 1426[6] г., и « Il Saporetto » Симоне Проденцани[7], около 1415 г.
Современный интерес исследователей и музыкантов к его музыке обратно пропорционален старинной его популярности.
Эта музыка предъявляет, конечно, чрезвычайно высокие требования к исполнителям, что естественно уменьшает возможности ее исполнения, и все же настало время воздать должное Бартолино как одному из первостепенных композиторов Треченто.
Еще одним примером полифонии смыслов был широко распространенное собрание Gesta Romanorum, «Деяния римлян». В нашу задачу не входит дать иллюстрацию какому-нибудь произведению или историческому событию посредством музыки, как сейчас модно, или задать «тему» собранным здесь пьесам,
еще один широко практикуемый кошмар,
ибо с незапамятных времен музыка по праву считалась искусством превосходящим всякое другое: «ибо дело обстоит так что без музыки никакая другая дисциплина не может быть улучшена. Истинно говорят, что само мироздание состоит из некой гармонии звуков и что само небо сводится к гармоническим модуляциям.» (Isidore, op.cit. De musica. XVII)
Если история об осле (гл. 57) помещена здесь, то только потому что она столько же говорит о несчастной отвергнутой любви, сколько и « Cosa crudel », тогда как Моральное рассуждение об изложенном с помощью возможный аналогий покажет как эта ситуация вписывается в общий телеологический замысел.
«Геста» - лакомый кусочек в средневековой литературной продукции.
Ссылаясь на древних римлян и их деяния (в силу все той же привычки «авторитетом авторов» гарантировать себя от обличений и как дань античной традиции свободного риторического искусства, из которой вышла «Геста»), этот сборник анекдотов, случаев, легенд имел фантастическую судьбу.
Он был написан, вероятно, в конце ХШ – начале XIV –го веков, и верояно, священником.
Копии его так размножились, что не представляется возможным определить происхождение первоисточника: Англия, Франция, Германия...
В о всяком случае, первое известное печатное издание было сделано в Утрехте Ketelaer & De Leempt(1472), а последнее «нормальное» (не научное) датируется 1894 (Winnard Hooper в Лондоне).
В каждой христианской стране, вплоть до Белоруссии, есть свой список на латыни и на местном языке, который может сильно отличаться от других.
Изначально этот сборник служил хрестоматией для священников, откуда они черпали дидактический и назидательный материал для проповедей, так как каждая история представляла какой – либо порок или добродетель и сопровождалась моралью.
Многочисленные Artes Praedicandi 12 - 13 вв. рекомендовали искать вдохновение в разного рода психологических и нравственных опытах в силу их доступности слушателю, а также потому что во всем сущем скрывается какая-либо религиозная истина.
«Геста» использовалась также и в монастырях, чтобы дать монахам интересное наставление, ее чтение проводилось во время трапезы.
Вклад ее в литературу нового времени совершенно замечателен: в течение многих веков она давала сожеты самым вы да ющимся писателям, таким как Джованни Бокаччо, Уильям Шекспир, Джоффри Чосер, Франсуа Рабле, Фридрих Шиллер, Томас Манн и др.
Когда пытаешься понять как многим наше время, наша культура и мы сами обязаны Средним векам, то охватывает трепет,
точно так же как при мысли о том, насколько мало мы способны понять их крайнее разнообразие взглядов. [1] куртуазность встречается в уже развитой форме у христианских арабских поэтов Джахилии (доисламского периода, ср Абу аль Фарадж «Книга Песен»). С тендаль упоминает об этом в книге «О Любви», значительно ранее нескольких современных ученых.
[2] Ориген, 185 – 253, вел аскетическую жизнь. Днем он преподавал, а по ночам изучал Библию.
О нем говорили, что он последовал в буквальном смысле одному из наставлений... и оскопил себя.
Это экспериментальное знание и привело его, по некоторым свидетельствам, к недоверчивости в отношении прямого смысла Писаний.
[3] Это лишь один из аспектов, ведущих к другой важнейшей концепции: числу как модели мира. Интересуясь музыкальной эстетикой средних веков, надо помнить, что музыка занимала второе место среди математических наук, между арифметикой и геометрией, и как таковая, она была наукой о числах.
Э та идея была уже ясно сформулирована пифагорейцами, а затем учеными первых веков нашей эры, чьи работы почитались классическими в 12 – 14-м веках: энциклопедические труды или учебники семи свободных искусств, написанные Святыми Августином (утрачен), Боэцием, Исидором Севильским, а также не увенчанными ореолом святости Кассиодором и Марцианом Капеллой – все были написаны до 6-го ст.
Числа – и мистика, и композиционная техника. Общепринято мнение, что почти все понятия, широко распрос траненные в Средние века, и отчасти значительно позжие Возрождения, уже находятся у авторов писавших в 6-м веке и ранее.
[4] Хотя первые свидетельства истерических танцев относятся к 11-му в., пандемическими они становятся к середине 14-го, когда разразилась чума. Тут появляется знаменитая пляска Св. Вита. С 1374 по 1518 насчитывают не менее десяти общеевропейских эпидемий. Музыка воспринималась то как агент заболевания, то как средство от него, и воспоминания об этом еще долго хранились.
Эта тема музыкальной истории изучалась только с точки зрения неврологии (Бехтеревь 1908 г. Уоллер, 2008; и немного других авторов между ними).
[5]По преданию, он был составлен Петраркой и щедро прославлен в музыке:Leraydusoleil Чиконии, DelgloriosotitoloКазерты, Più chiarche ‘lsol Антонелло, Solmetrafig ‘lcorIТерамо, Aquilaaltera Якопо да Болоньи – лишь часть списка мадригалов, посвященных Дж. Висконти. История их написания полна увлекательнейших фактов, о которых, увы, здесь невозможно даже упомянуть.
[6]« a loro dicendo che di quelli (=madrigale) fatti a Padova per Frate Bartolino si famoso musico cantare dovessonno. E così fatto… » / «тогда они сказали, что надо будет петь мадригалы сделанные в Падуе братом Бартолино. И так и было сделано» - повествуется о событиях 1389, т. е. 37-летней давности.
[7]В двух из его сонетах говорится о шести песнях Бартолино, а в третьем упоминаются неизвестные ныне французские рондо брата Бартолино.