Беназир
Из истории коллекции Русского музея в С.-Петербурге (08.05.13)
08.05.2013 в 16:15 (5579 Просмотров)
Александр Бенуа "Живопись, воспоминания, размышления".
Книга четвёртая. Глава 25. Открытие Русского музея императора Александра III
Главной причиной моего пребывания в Петербурге в течение первых месяцев 1898 г. было устройство дара княгини Тенишевой в новоучрежденном Музее императора Александра III. К сожалению, пожертвование коллекции оказалось сопряженным для дарительницы с глубоким разочарованием. Согласно ее первоначальному намерению, дар ее должен был оставаться нераздельным, и обе части собрания, русская и иностранная, помещаться в одном хранилище. Пожалуй, это было не так уж логично, но то была выраженная воля пожертвователя, мало того,- главным условием принятия дара, и это условие было принято государем, поставившим на прошении княгини, поданном на высочайшее имя, свое “быть по сему”. Увы, в дни царствования Николая II и самые категорические утверждения уже немного значили. Почему-то данное условие не пришлось по вкусу Михаилу Петровичу Боткину (Художник-любитель и знаменитый коллекционер всяких редкостей, М. П. Боткин (Боткин Михаил Петрович (1839—1914) — художник, академик живописи, автор картин религиозного содержания) приходился родным дядей нашему Сергею Сергеевичу, однако находился с ним не в особенно приязненных отношениях. Состоял он во всевозможных художественных комиссиях и комитетах, но всюду пользовался, несмотря на свои ласковые мантры, репутацией коварного интригана.), и он повел свою интригу, воздействуя на вице-президента императорской Академии художеств графа И. И. Толстого, и на “августейшего управляющего” музеем в. к. Георгия Михайловича. В конце концов, он добился того, что в последний момент княгине Тенишевой было официально объявлено, что она имеет доставить в Музей Александра III одни лишь русские вещи. Будь я в это время в Петербурге, я постарался бы обернуть дело таким образом, чтобы все же как-то спасти идею образования доступного для публики хранилища европейского искусства, выраженного в рисунках и акварелях. Можно было бы сделать предложение - разместить иностранную часть даже в верхнем этаже Михайловского дворца (места было довольно) или, в крайнем случае,- при музее Академии художеств, где тенишевское собрание иностранных мастеров явилось бы добавлением или продолжением к уже существовавшей там галерее графа Кушелева-Безбородко. Наконец, княгиня могла бы, ввиду несоблюдения поставленного условия, просто отказаться от представления своего дара. Но вот меня, особенно заинтересованного в том, чтобы обе части собрания княгини Тенишевой стали бы общественной собственностью, тогда в Петербурге не было, а все, что я писал об этом и Марии Клавдиевне, и Екатерине Константиновне, и Альберу (выражавшему полное согласие с моей точкой зрения), все это не могло возыметь того действия, которое оно имело бы при моем личном и энергичном вмешательстве. Пытался я еще и позже поправить дело, но все напрасно. Постигшее разочарование сыграло в деятельности княгини значительную роль. Между тем Мария Клавдиевна была не из тех натур, которых неудачи и обиды только подбивают на новые усилия. Она довольно скоро примирилась со случившимся, смирилась, покорилась. Русские вещи были свезены в Михайловский дворец, все же “осиротелые иностранцы” остались у нее на дому. Кое-что княгиня приобрела и после этой “катастрофы”, однако, в общем, она до такой степени была деморализована случившимся, что через пять лет, в 1903 г., в ее петербургском особняке был устроен аукцион, и иностранное ее собрание разбрелось по рукам...
Отправить другу ссылку на эту записьКомментарии
Трекбэков
Всего трекбэков 0
Ссылка трекбэка:
Посмотреть профиль
Пометить как прочтённый
