Per aspera ad astra, или Нетленные "консервы"

Одним из наиболее ярких последователей оперной реформы Глюка стал итальянский композитор Луиджи Керубини, чья творческая жизнь на протяжении более полувека была связана с Парижем. Керубини впитал в себя принципы итальянского сочинительства, соединив их со строгостью формы и лаконизмом выразительных средств, свойственных первому оперному реформатору. Керубини обосновался в Париже в 1788 году, через год после кончины Глюка. Он оказался именно тем композитором, чье имя связано с созданием нового оперного жанра – «оперы спасения». Но не сочинения, написанные в этом жанре, обессмертили имя композитора. Его имя для нас прочно ассоциируется с оперой, сочиненной на классический сюжет греческих мифов, - «Медеей».

«Медея» создавалась в период правления Директории, когда уже не требовалось писать победные марши и патриотические гимны. Внимание композитора привлекла психологическая драма, в которой все события вращаются вокруг главного действующего лица. Изначально написанная на французском языке, опера предназначалась для исполнения силами лучших французских певцов того времени. Главная партия была написана для примадонны мадемуазель Сиу. Певица тогда уже была очень больна, но решила участвовать в премьерном исполнении оперы. «Медея» имела успех, но продержалась на сцене совсем недолго, поскольку мадемуазель Сиу вскоре скончалась. Недоброжелатели композитора утверждали, что преждевременная смерть певицы была напрямую связана с исполнением партии Медеи, требовавшей крайнего напряжения сил, которых и так уже не оставалось у болевшей чахоткой примадонны… Как бы то ни было, «Медея» была прочно и надолго забыта. Забыта, прежде всего, потому, что партия титульной героини предназначена для голоса выдающихся вокальных достоинств. Впоследствии опера ставилась обычно в бенефисы той или иной оперной звезды, которая хотела блеснуть на сцене в чем-то особенном.

Опера, изредка исполнявшаяся на сцене, претерпела немало изменений. Самыми главными следует считать ставшее традицией исполнение на итальянском языке, а также уход от разговорных диалогов между номерами и их замену мелодизированными речитативами. Кстати, это тот редкий случай, когда стороннее вторжение в авторский материал не стало чем-то чужеродным. Наоборот, речитативы, сочиненные интендантом Мюнхенской оперы Лахнером, оказались чрезвычайно удачными и в музыкальном, и в стилистическом плане. Именно итальянская переводная версия с музыкальными речитативами стала считаться канонической и оставалась таковой практически полтора столетия. Именно эту версию силой своего грандиозного таланта возродила для слушателей Мария Каллас. Партия Медеи, воплощенная ею на сцене, стала одним из самых ярких вокально-сценических образов великой певицы.

Долгое время никто из ее соперниц и последовательниц не решался петь Медею на сцене. Известны отдельные разовые выступления в этой партии таких знаменитых певиц, как Леони Ризанек, Лейла Генчер, Анья Силья. Но это были отдельные выступления «по случаю». В итоге опера так и не стала репертуарной (и вряд ли когда ею станет) из-за неимоверной вокальной нагрузки, которая выпадает на долю главной исполнительницы. Фирмы звукозаписи тоже не слишком часто обращались к этой опере. Точнее, в студии её зафиксировали всего три раза. Последняя студийная запись была сделана в 1978 году, и вот уже более 35 лет никто не решается предложить новую студийную версию этого произведения.

1. Каллас, Пикки, Модести, Пираццини, Скотто/ Серафин

Вполне естественно, что первой записала «Медею» в студии та певица, которая извлекла эту оперу из сценического небытия. Данная запись во многом считается классической, хотя эталонной я бы ее никак не назвал. Остается сильно сожалеть, что запись сделана в 1958 году, когда голос Каллас переживал жесточайший кризис и находился только на пути к какому-то восстановлению. Однако хорошо, что нам осталась запись Каллас в стереозвучании. Конечно, «Медея» в определенном смысле – моноопера. Начиная с появления главной героини на сцене, всё внимание приковано именно к ней. Единственным вставным номером, дающим передышку исполнительницам, стала изумительная по красоте ария Нериды, от исполнения которой не откажется ни одно меццо-сопрано первого положения. Каллас пела в студии свою Медею очень осторожно, стараясь не давать предельную громкость и драматичность из боязни сорвать голос и уничтожить хрупкие ростки его восстановления. Поэтому, может быть, более показательными в плане драматической выразительности являются записи живых спектаклей с участием певицы в Лондоне и Далласе. В студии же Каллас вынуждена была скрывать свой темперамент за тонкостью фразировки и динамическими градациями. Именно такой подход диктовало состояние ее вокального аппарата. Однако и в этом состоянии певица производит мощное впечатление. Её техника кантиленного пения находит наилучшее применение в сольных эпизодах, а взрывные моменты лучше удаются в ансамблях. Мирто Пикки достойно спел Язона, хотя иногда его голос звучал несколько зажато. Мне представляется, что это некий технический дефект самой записи, поскольку во фрагментах, когда голос Пикки звучит из-за сцены, такого эффекта не ощущается. По-видимому, объем голоса Пикки не слишком хорошо ложился на запись. У певца был красивый металлический тембр с известной долей итальянской маслянистости и уверенная манера пения. Исполнители партий Креонта и Нериды – Джузеппе Модести и Мириам Пираццини – отличались, прежде всего, красотой и мягкостью тембров, но отнюдь не драматичностью, хотя в партии Креонта хотелось бы именно большей драматичности. Партия Главки стала дебютом в грамзаписи для молоденькой Ренаты Скотто. Свою небольшую партию она спела весьма традиционно и красиво. Ничто не предвещало, что через несколько лет она столь блестяще запишет «Риголетто» и «Травиату», а позже возьмет на вооружение многие партии из репертуара Каллас. Правда, Медеи среди них не оказалось… В целом запись оставляет очень достойное впечатление. Серафин дирижирует точно, хотя особого вдохновения не чувствуется. Претензий к хору и оркестру «Ла Скала» нет никаких. Все участники сделали максимум для того, чтобы одна из легендарных ролей великой примадонны нашла достойное отражение в грамзаписи.

2. Джонс, Преведи, Диас, Коссотто, Лоренгар/ Гарделли

Запись появилась через 10 лет после версии Серафина. По именам – это наиболее ровный и наиболее звездный состав. По художественному результату – наименее впечатляющий. С одной стороны, Гвинет Джонс вокально вполне справилась с трудностями партии. С другой, ее пение оказалось заметно плосковатым и однотонным. Чувствовалось, что эти самые трудности и их преодоление в определенной мере стали самоцелью. Было бы неправильно говорить, что Джонс пела без вдохновения. Нет, это далеко не так. Но все же вокально-драматический талант певицы не оказался в полной мере соответствующим масштабам партии и вообще греческой трагедии. В числе достоинств певицы следует отметить наибольшую ровность звучания голоса, которую она продемонстрировала в партии, построенной на регистровых контрастах. Бруно Преведи достаточно ярко озвучил партию Язона. Вообще-то Рихард Вагнер в свое время сделал категорическое заявление: «Язон – это тенор, а не герой». Это очень точно характеризует исполнение Преведи в данной записи. Конечно, от тенора в «Медее» трудно требовать большой психологической тонкости и рефлексичности – драматургический материал не предполагает таких порывов. Но все же хотелось бы большей вовлеченности в общий процесс разворачивающейся трагедии. Хустино Диас продемонстрировал красивый бас-баритон и тем ограничился. Мне показалось, что ему не хватило маестозности Модести. Зато очень достойное впечатление оставили Коссотто и Лоренгар. Прежде всего, обе певицы покорили своими тембрами. Технически обе партии второго плана для них никаких трудностей не представили. Сольные номера ими были исполнены очень красиво. Особенно это касается Фьоренцы Коссотто, чье исполнение арии Нериды можно считать классическим и близким к эталону. Ламберто Гарделли продирижировал умело, но какой-то выдающейся интерпретации не создал. Его первый опыт прикосновения к этой партитуре не получился очень ярким. Зато второй удался в гораздо большей степени.

3. Шашш, Лукетти, Ковач, Такач, Кальмар/ Гарделли

На мой вкус, самая интересная и художественно значимая запись «Медеи». Она сделана в 1978 году на фирме «Хунгаротон» силами венгерских солистов с привлечением итальянского тенора и дирижера. Результат получился впечатляющим! Прежде всего, музыкальному миру была предъявлена новая дива – Сильвия Шашш. Ее имя было уже достаточно известно в оперных театрах Европы, но появление записи «Медеи» перевело ее в разряд вокальных звезд. О голосе Шашш и ее творческом пути я уже писал в своем дневнике, потому не буду повторяться. Скажу лишь, что молодая певица смогла решить задачу, которая многим была не под силу: ее в этой партии реально можно сравнивать с величайшей примадонной XX века, и далеко не всегда сравнение это будет в пользу Богини. Шашш очень точно почувствовала природу образа Медеи. Своим пением она создала образ волевой оскорбленной женщины, для которой во имя восстановления чести хороши все средства – вплоть до умерщвления соперницы и ее отца и убийства собственных детей. Это очень мрачный образ, но он находится в полном соответствии с музыкальным материалом и той интерпретацией, которую предложил Гарделли. Достойнейшим партнером Шашш выступил Вериано Лукетти, явно лучший Язон из записавшихся в студии. Чисто итальянский голос очень красивого тембра, стильная манера подачи звука, отличный верх и умение петь как нейтральную, так и драматически насыщенную музыку, - вот слагаемые того успеха, которого Лукетти смог достичь в такой неблагодарной партии. Лично на меня он произвел очень сильное впечатление в дуэте первого акта и финале оперы, когда тембральная красота и драматическая насыщенность соединялись в единое целое. Очень уверенно провел партию Креонта Колош Ковач. Он был участником многих записей под управлением Гарделли. Креонт получился значительной фигурой, а не проходным персонажем. Особенно ярко это проявилось в исполнении Кончертато, где грозные фразы Креонта рельефно контрастировали с прихотливыми смиренными интонациями Медеи и отдельными репликами Нериды. Кстати, и Нерида нашла свою достойную исполнительницу в лице Клары Такач. У Такач было очень нестандартное по тембру меццо-сопрано, которое нельзя назвать однозначно красивым на всем диапазоне, но которое запоминается именно этой своей нестандартностью. Певица сделала немало записей на «Хунгаротоне» и европейских фирмах и занимала по праву ведущие позиции в Венгерской опере. В отличие от Такач голос Магды Кальмар в партии Главки звучал традиционно. Красиво, светло, но как-то бесхарактерно. Впрочем, особого характера в этой партии и не требуется, да и показать его негде. Второе обращение Ламберто Гарделли к «Медее» оказалось куда более удачным, нежели первое. Дирижеру удалось создать особенную сгущающуюся атмосферу роста напряжения, неизбежно приводящую к кровавому финалу, завершающемуся яростными оркестровыми тиратами. Мне представляется, что запись венгерской «Медеи» стала для Гарделли одной из самых больших удач в его обширной дискографии, включающей также оперы Верди, Леонкавалло, Пуччини…

Помимо студийных записей «Медеи» существует несколько живых исполнений, зафиксированных в разное время. Наиболее известны среди них записи спектаклей с участием Каллас. Но не так давно фирма Nuova Era выпустила интересный комплект, на котором опера впервые представлена на аудионосителях записанной на французском языке – языке оригинала. У меня есть этот комплект, но его прослушивание и оценка еще впереди.