Фантасты знают, время обратимо:
ты смотришь в зеркало — и постепенно
деревенеешь, словно Буратино,
который превращается в полено.
Ещё моргаешь ты, и каплют слёзы,
но проступает вдруг иная фаза,
и больше нету ни ушей, ни носа,
лишь круглый след сучка на месте глаза.
Лишь мысль ещё в потёмках копошится,
бубнит и роется в трухе и прахе…
— А всё-таки, скажи — она вертится!
— Как голова, катящаяся с плахи.
---
Первое впечатление от знакомства со строками Григория Михайловича так до сих пор и осталось для меня самым ярким. Это был перевод поэмы Шекспира "Венера и Адонис" (см. здесь), более похожий не на перевод, а на несправедливо забытые стихи столетней выдержки. Была там вот такая строфа:
Огонь сильней, когда закрыта дверца,
Запруженная яростней река;
Когда безмолвствует ходатай сердца,
Я бы хотел поделиться чужими мыслями о том, что испытали советские искусства, внезапно оказавшись на свободе.
Эта статья была опубликована в журнале "Октябрь", №8 за 1995 год. Процитирую наиболее сильные (на мой взгляд) рассуждения мудрого и трезвомыслящего автора. Если будет высказано соответствующее пожелание - выложу куда-нибудь полный текст. В сети он почему-то не обнаруживается.
Как видно из обсуждения конкурса им. П.И.Ч., а также по результатам любого и всяческого обсуждения, мнения слушателей бывают одинаковые, неодинаковые, диаметрально противоположные, а также частично совпадающие, причем по каждому пункту в отдельности и по всем вместе. Эта пестрая картина если и подчиняется какому-то закону распределения, то исключительно ненормальному.
Но мне хотелось бы спросить, бывало ли в жизни уважаемых форумчан диаметрально противоположное: когда слушаешь нечто вместе с некто - и слышишь наполовину его ушами, наполовину своими.
В негативном смысле - так, как написано у Л.Н.Т. про художника:
"В те несколько секунд, во время которых посетители молча смотрели на картину, Михайлов тоже смотрел на нее, и смотрел равнодушным, посторонним глазом. В эти несколько секунд он вперед верил тому, что высший, справедливейший суд будет произнесен ими, именно этими посетителями, которых он так презирал минуту тому назад.
Это глава из посмертного сборника статей Ландовской ("О музыке", 1991/ "On Music", 1964), составленного ее ученицей и наследницей Denise Restout. Большая часть книги была написана еще в начале XX века.
Меня очень удивило, что в сети этой книги до сих пор нет. Неужели ее уже прочли все, кому она была интересна? Или я плохо ищу? Чтобы сослаться, пришлось отсканировать.
12. КЛАВИШНЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ
Путаница
В области клавишных инструментов все еще царит полная неразбериха. Такие наименования, как спинет, клавесин, клавикорд и фортепиано, и их эквиваленты во французском, немецком, итальянском и испанском языках сплошь и рядом употребляются как Бог на душу положит, хотя инструменты, которые они обозначают, очень различаются между собою. Причина этой путаницы лежит, возможно, в том, что в Германии на протяжении XVII и XVIII столетий слово "Klavier" (клавир) использовалось для обозначения любого клавишного инструмента,
После того, как я прочел жестокий роман Ф.М. Достоевского "Бесы", мне много лет не давали покоя таинственные и незабываемые строки
Краса красот сломала член
И вдвое интересней стала,
И вдвое сделался влюблен*
Влюбленный** уж немало...
---
* здесь, разумеется, звучит Е, а не Ё. ** здесь тоже.
О чем же говорят стихи из романа, какая симфония для подготовленного уха за ними скрывается? Слышен ли в них ужас перед надвигающимися социальными потрясениями, заговорами и беспощадным бунтом? Или в них заключена тоска по девственной природе, по незамутненным истокам творчества? Или великий писатель открыл нашему взгляду неизведанный уголок своей кровоточащей души, повествуя о личной трагедии? Вернее всего, думал я, что в стихах Достоевского звучит музыка сфер, потусторонняя и непостижимая, и вполне проникнуться ими сумел бы разве что поэт Серебряного века.