Справедливо ли переносить действие оперы "Кармен" в притон?

**До ля** · 13.12.2005, 15:18

В воскресенье была в Мариинке на "Лючии ди Ламермур". Постановка 2000 года. Режиссер Доиашвили.
Оставим в стороне либретто, которое человек, далекий от оперного искусства, может легко принять за пародию. Но режиссерская концепция вполне в духе европейского оперного театра начала прошлого века и отечественного всего 20 века, навела меня на мысль о том, что я совсем не сокрушаюсь об утрате традиций.
Застылость, отсутствие какой-либо потуги на драматическую актерскую игру, повторение худших стереотипов...
Видимо, режиссер мыслил постановку как живые кртины. Статичные хореографические заставки в начале актов были сделаны довольно стильно, но в общем не вязались с оперным действием. Но это явилось оправданием для режиссера - можно все перевести в систему статики.
Ольга Кондина, совершенно не соответствуя во внешнем плане Ламмермурской невесте, перечеркивала этим идею режиссера. Визуальная часть, преподнесенная в виде постоянно находящейся, развернутой фронтально к залу массивной фигуры певицы, порождал еще большее недоверие к сюжету.
Я с тоской вспоминала Тристана с еще более могучей Гоголевской, при том, что объем ее фигуры при драматургическом решении Чернякова был не столь важен.
Я, честно сказать, даже пожалела об александровской Царской
невесте.

О второстепенном

: Кондина пела неплохо, нигде не сорвалась. Даже Дробышевский не огорчил.

**Myshkina** · 13.12.2005, 18:51

Сообщение от До ля

В воскресенье была в Мариинке на "Лючии ди Ламермур". Постановка 2000 года. Режиссер Доиашвили.
Ольга Кондина, совершенно не соответствуя во внешнем плане Ламмермурской невесте, перечеркивала этим идею режиссера. Визуальная часть, преподнесенная в виде постоянно находящейся, развернутой фронтально к залу массивной фигуры певицы, порождал еще большее недоверие к сюжету.
О второстепенном

: Кондина пела неплохо, нигде не сорвалась. Даже Дробышевский не огорчил.

Ну, вы выбрали на что пойти! "Нигде не сорвалась"- это ещё не критерий. Она вообще никогда не подходила для этой роли, а теперь и подавно.
Вообще-то "Лючия" - опера для певцов, а не для актёров. Кроме сцены Сумасшествия там играть нечего. Должна ставиться "Лючия" под певцов высшего класса - сопрано, тенора и баритона. Если отсуствуют солисты, подходящие опере бельканто по уровню, и режиссёру тогда нечего искать. Вальтер Скотт - это 17-й век, отсюда и стилистика должна напрашиваться. Хотя можно превратить Лючию в сестру рэкетира, который сватает сестру за богатого банкира, а та его в спальне ножичком чикает. Или утюгом "Tefal".
Не дай Бог, кто-то прочтёт из режиссёров....

**До ля** · 13.12.2005, 19:13

Сообщение от Myshkina

режиссёру тогда нечего искать. Вальтер Скотт - это 17-й век, отсюда и стилистика должна напрашиваться.

Да какой там Вальтер Скотт! Какие-то итальянские бредни по поводу... Вспомнились либретто для опер, сочинявшиеся друзьями Шуберта.

Cлушала я когда-то эту оперу. В то время на фоне убогого репертуара и нашей "самодостаточности"

либретто и постановка вовсе не вызывало сарказма. Казалось - а как иначе можно? Да при том, что пела Ковалева.
Но мне-то кажется, что как раз подобный "драматургический шедевр" и можно поставить, да еще как!
В этой постановке художник по свету, есттвнно, В.Фельштинский, сумел из "ничего" сделать движение и чувство.
Я ничего и не ожидала от Кондиной, просто пошла расслабиться. А то все премьеры, да фестивали, да Гергиев. Но иногда надо пойти и на рядовую постановку. Но спектакль получился из ряда вон: в гардеробе сперли мой бинокль.

Вот она - правда жизни, а не какая-то там невеста из Ламер муры

.

**Myshkina** · 13.12.2005, 20:23

Сообщение от До ля

Но спектакль получился из ряда вон: в гардеробе сперли мой бинокль.

Сочувствую. Петя Ручечник умер, но дело его живёт!
А как же публика при таком воровстве в шубах ходит в театр?

**Читатель** · 14.12.2005, 16:37

Сообщение от Читатель

Полюбуйтесь на фотографии с новейшей постановки Бориса Годунова в Берлинской Штаатсопер, постановщик – г-н Черняков

А вот и отклики в российской прессе подоспели. Судя по всему в Берлине высадился целый десант российской прессы. Вот, например, статья Екатерины Бирюковой в Известиях под заголовком «Переселил на Тверскую», см. здесь.
Любопытна одна цитата из этой статьи:

Очень удручал хор. И даже великий Баренбойм, в отдельных сценах достигавший поразительной чуткости, не мог ею компенсировать технические недостатки своего оркестра.

Дело в том, что немецкие газеты отмечают, что на премьере публика овацией приветствовала Баренбойма и Рене Папе, в то время как при появлении на сцене постановщика раздалось неодобрительное «Буу». У Бирюковой об этом ни слова.

Критик из Коммерсанта Роман Должанский оказался честнее, и сей факт в рецензии под хлестким названием «Царьизбирком» все-таки отметил, см. здесь.
Поскольку Коммерсант имеет обыкновение со временем закрывать доступ к своим материалам стоит, наверное, привести фрагменты из этой рецензии

… образ современной Москвы, воплощенный на сцене Дмитрием Черняковым (он, как обычно, поработал не только режиссером, но и сценографом), немцам должен был показаться особенно варварским и угрожающим.
Монументальная декорация воспроизводит современную московскую площадь, на которой в соседстве, которое только не знающим современной российской столицы может показаться излишне сюрреалистическим, теснятся украшенный светящимся глобусом фасад Центрального телеграфа на Тверской, старый дом, первый этаж которого переделан под кафе, вход в сталинское метро с позолоченными рельефами, безликая позднесоветская коробка из стекла и бетона и поблескивающий металлом стакан новомодного хай-тека. Среди этого нагромождения разных эпох снует – нет, не загадочный и соборный русский народ, но разноликий и озабоченный сегодняшний электорат. Ясно, что ситуация в городе предвыборная: на здание телеграфа периодически норовят водрузить огромный портрет нового правителя, повсюду деловитые политтехнологи в темных костюмах, а организованные группы разного рода "наших" скандируют по розданным им бумажкам потребные речи.
Смешение эпох, характерное для нашей страны, где ничего не отмирает, но все друг другу противоречит, определяет дух постановки. Борис Годунов усядется за массивный дубовый стол, на котором стоят "ленинская" лампа и жидкокристаллический монитор. На этом же столе задремлет Гришка Отрепьев, а летописец Пимен, сняв ветеранский пиджак с орденскими колодками, станет не только сочинять последнее сказанье, но и рыскать в поисках компромата на власть. Потом корчмой на литовской границе выедет уличный киоск и буквально упрется в царский стол, а разбитная продавщица будет делать себе маникюр почти что в кресле помазанника божьего, покуда бомжеватого вида Варлаам и Мисаил ведут беседу с самозванцем.
Все сказанное не означает, что Дмитрий Черняков ставит "Бориса Годунова" как политическую агитку или карикатуру на современную Россию. (Режиссер и дирижер выбрали первую, короткую редакцию оперы, без так называемого польского акта.) Он ставит своего рода антиутопию. В первой сцене электронные часы на телеграфе показывают дату 20 февраля 2012 года, а к концу оперы табло успевает дощелкать уже до 2018 года. Впрочем, тут важна именно исходная дата: отнимите от 2012 те 12 лет после убийства царевича, про которые говорит Пимен,– и вы получите тот год, когда в России произошла приведшая к сценической смуте смена власти. ..
Именно поэтому самой важной сценой оперы стал финал. До него на сцене случается нечто вроде короткого замыкания, вспыхивает и резко гаснет свет. Пауза длится слишком долго, оркестр молчит, в зале хлопают двери лож, потом на сцену начинают торопливо выносить осветительные приборы, и уже кажется – произошла роковая накладка. Но оказывается, что просто наступила вечность – и поэтому электронные часы начинают отсчет времени с нуля. Годунов бессильным, вялым паралитиком сидит в кресле посреди ужасающей помойки, в которую превратилось царство. Сцена завалена мусором, обломками, барахлом и (не разобрать в полутьме, но вроде бы) человеческими телами, суетливый Шуйский еще пытается что-то урвать, но дело кончено. Борис уже никакой, конечно, не царь, а слабый, брошенный всеми человек, пришедший к своему земному концу. Смерть Годунова совсем не величественна, у нее нет исторического измерения или исторического значения. Она проста и безобразна, каковой только смерть и бывает. …
В финале на премьере произошло еще одно важное событие – сцена и оркестр наконец-то стали абсолютно слышать и чувствовать друг друга. Безупречно владеющий техникой коллектив под руководством великого музыканта Даниэля Баренбойма до этого в основном, казалось, заботился о качестве звука, как будто делал студийную запись оперы Мусоргского. Хотя сам маэстро, судя по всему, по достоинству оценил талант дебютировавшего в Германии российского режиссера. Во всяком случае, когда при появлении Дмитрия Чернякова на сцене раздались недовольные "буу", которыми суперконсервативная премьерная публика в Германии по традиции встречает самых талантливых режиссеров, маэстро Баренбойм сделал жест, достойный большого человека,– он вывел режиссера на авансцену, поднял его руку в победном жесте и держал ее так очень-очень долго.

**Читатель** · 14.12.2005, 18:33

А вот еще одна рецензия - Гюляры Садых-заде, пожалуй, наиболее профессионально написанная. Почитайте, это интересно, см. здесь.
Для характеристики современных "модерновых" постановок показательны следующие фразы из этой статьи (выделение жирным шрифтом сделано мной - Читателем):

Пимен (Александр Виноградов) по Чернякову – не благообразный старец, а бич – «бывший интеллигентный человек», когда-то, видимо, стоявший довольно близко к истокам власти. Щуплый и неопрятный очкарик с реденькими волосиками, зачесанными на лысинку, он суетлив, нервозен в движениях. И нет на нем никакой особенной благодати.
Эта нервность, мелкость в движениях, мыслях и поступках многих персонажей спектакля отчаянно диссонирует с величавыми интонациями и текстами «Годунова»: так Черняков пытается снять девальвированный нашим временем пафос оперы. Получается занятный и остроумный сценический ряд, временами совершенно перпендикулярный музыке. Как будто все в опере говорят одно, а думают о другом.

**Флейтистка** · 15.12.2005, 19:07

Я не знаю.. Мне нравится Кармен, даже не смотря на то, что она не такой и "положительный" герой.
И в притон её....жалко!

В конце концов она цыганка, и ей многое простительно...

**Periodo ipotetico** · 19.12.2005, 17:08

Сообщение от Myshkina

Ты застал дискотеки конца 80-х? Фильм "Авария - дочь мента" видел? Кожаные короткие юбки, ирокезы, косухи, густонамалёванные глаза, варёнки, колготки в сеточку.... Это то, что я видела за кулисами. Перепугалась сначала - думала, привезли туристов к нам на экскурсию, проспавших 15 лет летаргическим сном.

А про притон не знаю пока.

А мне и интереснее, как они пели. Жаль, никто не сходил послушать.

**Myshkina** · 20.12.2005, 10:00

Почему же? Я сходила. Пели прилично - у Вязниковой шикарный голос, Семёнова мне понравилась. Мужчины совсем нет. тенор явно переслушал запись с Дель Монако и старался ему подражать...
Французский же был абсолютно нижегородским, а темпы у дирижёра такие, как в похоронном марше. Медленные и печальные...