Мифы о новой музыке

[DJ Хруст]

Или ограниченным философско-эстетическим потенциалом воспринимающего (в каждом конкретном случае восприятия).

[8u8]

Или ограниченным философско-эстетическим потенциалом воспринимающего (в каждом конкретном случае восприятия).

тут вряд ли надо усложнять. в данном конкретном случае дело в том, что роман не слышал ни одного из 4 названных сочинений, он просто делает привычную стойку на имена.

[DJ Хруст]

Как говориться, конец - делу венец. Применительно к этому экспонату такое незамысловатое высказывание имеет особый, мистический смысл.

Это - абсолютное, совершенное как бриллиант, законченное в себе проявление метамифического сознания. Здесь есть всё: и пророческий пафос, и правильные оценки и определения, и призывы к духовности, и вселенская боль, и, между прочим, хороший язык, яркие метафоры и даже какие-то этические выводы в последней фразе.

И, конечно, любая мифология была бы не полной без такого эсхатологического прецедента.



Поэтому, с чувством удовлетворённого коллекционера, нашедшего экспонат, достойный занять самое главное место в его детище, придающий всей коллекии вид какой-то законченности и полноты, помещаю это сообщение здесь.

Духовное разложение, называемое авангардизмом и другими словечками такого рода, коснулось не только музыки, но и всей человеческой жизни, на всех её уровнях. Это вопрос не музыковедческий, не искусствоведческий, не культурологический. Это вопрос эсхатологический. Ибо это проблема духовного кризиса человека и она исторического масштаба: или выйдет человечество из этого всеобщего замутнения, или история подойдёт к концу. Только одержимые болезнью века болтуны говорят и будут говорить о естественном и закономерном развитии искусства, о том, что труп современного искусства не гниёт, а просто так пахнет, и что это просто такая форма эволюции жизни и т.д. Не слушайте эти глупые, соблазнительные псевдо-теории духовных извращенцев и не задавайте нормальных вопросов где попало - в болото ступите...

P. S. Боря, а ты ещё смеёшься над смертью аффтара. Аффтар жжот вовсю и кругом (перед тем как выпидь йаду).

[DJ Хруст]

В порядке констатации отмечу, что довольно много сообщений удалено (чтобы можно было представить масштаб чистки, укажу, что предыдущее сообщение должно было быть №404, на момент написания этого поста оно имеет номер 383).В заключение хотел бы всё-таки поблагодарить Бориса за то, что предыдущий пост - действительно ценный экспонат - не удалён, а лишь отмечен красной "кляксой".


С уважением,
автор темы

[duchka]

В порядке констатации отмечу, что довольно много сообщений удалено (чтобы можно было представить масштаб чистки, укажу, что предыдущее сообщение должно было быть №404, на момент написания этого поста оно имеет номер 383).В заключение хотел бы всё-таки поблагодарить Бориса за то, что предыдущий пост - действительно ценный экспонат - не удалён, а лишь отмечен красной "кляксой".


С уважением,
автор темы

Ну, спасибо чекистам, хоть не закрыли!

Набрел тут, еще нетленка - кажется, с тех пор консерваторы ничего нового не придумали, изменилась только фразеология.

«Старая музыка была совершеннее, праздничнее, понятнее, достойнее и яснее новой, при этом она была образованнее, мужественнее и закономернее, никогда не была неряшливой, как теперь. Модернисты искажают и обезображивают дискант, они приводят к полному беспорядку излишними голосами, они прыгают и танцуют, лают как собаки и крутятся как одержимые в своем противоестественном мире гармоний. От консонанса они вдруг мечутся к новому диссонансу и объясняют это нравом консонанса. Они пренебрегают старыми, достойными уважения видами искусства (органом, кондуктом) и признают лишь мотеты и кантилены. В их пении текст

полностью потерян, исполнение лишилось консонанса, ритм спутан...»

Париж 1340 трактат Якова из Люттиха

[duchka]

В защиту новой музыки:
(тож цитата с весьма неожиданной стороны)

От средневековья до Французской революции музыка была одной из важнейших основ нашей культуры и жизни. Ее знание считалось обязательной частью общего образования. Теперь же музыка является разве что украшением, позволяющим заполнить пустые вечера посещением оперы или филармонии, украсить официальные торжества, отогнать, включив радио, наскучившую тишину домашнего одиночества. Отсюда парадокс — кругом звучит значительно больше музыки, чем прежде (чуть ли не постоянно), но теперь она уже не имеет для нас былого значения, оставаясь разве что «милым украшением».
Ныне преобладают абсолютно иные ценности, отличающиеся от признававшихся таковыми людьми предыдущих столетий. Сколько сил, терпения и любви стоило нашим предшественникам строительство святынь и соборов! —и как мало внимания они уделяли вещам, предназначенным служить удобству существования. Современный же человек, как правило, больше интересуется автомобилями или самолетами, чем какими-то скрипками, куда большее значение придает схеме электронного устройства, чем симфонии. Тем не менее цена, которую платим за теперешние удобства, высоковата: безрассудно пренебрегаем интенсивностью жизни ради комфорта, забывая о существовании ценностей, потеря которых необратима. Коренное изменение роли музыки продолжается по возрастающей в течение последних столетий. Это связано с изменением отношения к современной музыке, да и к искусству вообще: пока музыка была важной составной частью жизни, до тех пор отражала современность, поскольку, собственно, была языком, повествующим о невыразимом словами, и понять ее могли только современники. Она изменяла людей — как слушателей, так и музыкантов; создавалась каждый раз заново — соответственно существующему образу жизни и новым духовным потребностям. (Не из тех ли соображений люди постоянно возводят себе новые дома и шьют новую одежду?) Старинная же музыка, то есть музыка предшествующих поколений, не могла поэтому быть и не была ни понятной, ни востребованной. Лишь иногда, в исключительных случаях, вызывала удивление своим мастерством.
Когда музыка покинула средоточие нашей жизни, все изменилось: как украшение она должна быть прежде всего красивой. И ни в коем случае не должна беспокоить или ужасать.

Современная музыка не отвечает этим требованиям, поскольку — подобно всем другим видам искусства — является отображением современного состояния духа.

Если бы мы стремились честно, без поблажек проанализировать наше духовное состояние, то неутешительные выводы побудили бы к изменению устоявшейся, налаженной жизни, и оказались — вследствие нашей инертности — нежелательными.

Парадоксально: мы отвернулись от современного искусства, поскольку оно беспокоит нас, но ведь оно и должно волновать и тревожить.
То есть мы не хотим думать, а только стремимся к прекрасному, чтобы избежать серой обыденности. Таким образом, искусство — а в особенности музыку — мы упростили до роли обычного украшения. Теперь возвращаемся к прошлому, к старинной музыке, ибо находим в ней такую желанную красоту и гармонию.

На наш взгляд, такое возвращение к старинной музыке (то есть ко всему, что создано предыдущими поколениями) могло произойти только в результате ряда недоразумений.

Теперь востребована музыка «прекрасная», которой современность предложить не в


состоянии. Но исключительно «прекрасная» музыка в отдельности никогда не существовала. Категория «прекрасного» является одной из составных всей музыки, и, сделав ее единым критерием, мы вынуждены отвергнуть или проигнорировать все иные составляющие. Это своего рода нивелирование, сведение музыки лишь к «прекрасному», стало возможным лишь с того времени, когда ее не смогли или не захотели понимать как целостность. И как только мы стали воспринимать старинную музыку (которую считаем единственно настоящей) только лишь в качестве милого украшения повседневности — то сразу же перестали ее понимать как единое целое, иначе бы не смогли упростить и свести ее к явлению исключительно эстетического порядка.

Таким образом, искусство — а в особенности музыку — мы упростили до роли обычного украшения. Теперь возвращаемся к прошлому, к старинной музыке, ибо находим в ней такую желанную красоту и гармонию.

На наш взгляд, такое возвращение к старинной музыке (то есть ко всему, что создано предыдущими поколениями) могло произойти только в результате ряда недоразумений.), и мы сможем довериться силе музыки Монтеверди, Баха и Моцарта, а также всему тому, о чем эта музыка повествует. Чем больше мы будем стараться понять и овладеть ее языком, тем отчетливее увидим, насколько она выходит за пределы лишь «прекрасного», насколько волнует и восхищает богатством своего языка.

В результате — если мы хотя бы чуточку поймем музыку Монтеверди, Баха и Моцарта — будем лучше воспринимать и современную музыку, которая повествует нашим языком, соответствует нашей культуре и является ее продолжением. Не потому ли, что наша эпоха так дисгармонична и ужасна, нам и не хочется, чтобы искусство, которое ее отображает, вторгалось в нашу жизнь? Или мы, бесстыдно лишенные воображения, изъяли из нашего языка то, что является «невыразимым»?
Сделал бы свои открытия Эйнштейн, если бы не играл на скрипке? Разве дерзкие и новаторские гипотезы, прежде чем поддаться логическому осмыслению, не были только плодом воображения?....


. В историческом процессе повторялись периоды, когда старались упростить эмоциональное содержание музыки настолько, чтобы она стала понятной любому.

Все те усилия оказались напрасными и привели к новым сложным и разнородным явлениям. Музыка может быть доступной любому только тогда, когда девальвируется до примитива. Или если каждый изучит ее язык.

Н. АРНОНКУР

[Сергей Невский]

душка, браво.
Хотя, если быть объективным, Якоб из Льежа прав, это у них период арс нова начался. Действительно, довольно модернистская музыка. А потом, к середине 15-го века, опять все разгладилось.

[Roman]

«Старая музыка была совершеннее, праздничнее, понятнее, достойнее и яснее новой, при этом она была образованнее, мужественнее и закономернее, никогда не была неряшливой, как теперь. Модернисты искажают и обезображивают дискант, они приводят к полному беспорядку излишними голосами, они прыгают и танцуют, лают как собаки и крутятся как одержимые в своем противоестественном мире гармоний. От консонанса они вдруг мечутся к новому диссонансу и объясняют это нравом консонанса. Они пренебрегают старыми, достойными уважения видами искусства (органом, кондуктом) и признают лишь мотеты и кантилены. В их пении текст

полностью потерян, исполнение лишилось консонанса, ритм спутан...»

Париж 1340 трактат Якова из Люттиха

Гениальная тирада. Но теперь все наоборот- "...Модернисты не искажают и не обезображивают дискант, они не приводят к полному беспорядку излишними голосами, они не прыгают и не танцуют, не лают как собаки и крутятся как одержимые в своем противоестественном мире гармоний. От диссонанса они вдруг мечутся к новому консонансу и объясняют это нравом диссонанса...."
Примером тому великий Васкс, да обессмертится имя его:
http://turovsky.org/music/vasks/Viatore.mp3
http://turovsky.org/music/vasks/MusicaDolorosa.mp3

[Roman]

Это тоже очень хорошо, НО в нашем обществе которое насквозь пропитано цинизмом- музыкальный цинизм не способен вызвать какоеьбы то ни было беспокойство.
Беспокойство вызывает в первую очередь невинность.

В защиту новой музыки:
(тож цитата)

От средневековья до Французской революции музыка была одной из важнейших основ нашей культуры и жизни. Ее знание считалось обязательной частью общего образования. Теперь же музыка является разве что украшением, позволяющим заполнить пустые вечера посещением оперы или филармонии, украсить официальные торжества, отогнать, включив радио, наскучившую тишину домашнего одиночества. Отсюда парадокс — кругом звучит значительно больше музыки, чем прежде (чуть ли не постоянно), но теперь она уже не имеет для нас былого значения, оставаясь разве что «милым украшением».
Ныне преобладают абсолютно иные ценности, отличающиеся от признававшихся таковыми людьми предыдущих столетий. Сколько сил, терпения и любви стоило нашим предшественникам строительство святынь и соборов! —и как мало внимания они уделяли вещам, предназначенным служить удобству существования. Современный же человек, как правило, больше интересуется автомобилями или самолетами, чем какими-то скрипками, куда большее значение придает схеме электронного устройства, чем симфонии. Тем не менее цена, которую платим за теперешние удобства, высоковата: безрассудно пренебрегаем интенсивностью жизни ради комфорта, забывая о существовании ценностей, потеря которых необратима. Коренное изменение роли музыки продолжается по возрастающей в течение последних столетий. Это связано с изменением отношения к современной музыке, да и к искусству вообще: пока музыка была важной составной частью жизни, до тех пор отражала современность, поскольку, собственно, была языком, повествующим о невыразимом словами, и понять ее могли только современники. Она изменяла людей — как слушателей, так и музыкантов; создавалась каждый раз заново — соответственно существующему образу жизни и новым духовным потребностям. (Не из тех ли соображений люди постоянно возводят себе новые дома и шьют новую одежду?) Старинная же музыка, то есть музыка предшествующих поколений, не могла поэтому быть и не была ни понятной, ни востребованной. Лишь иногда, в исключительных случаях, вызывала удивление своим мастерством.
Когда музыка покинула средоточие нашей жизни, все изменилось: как украшение она должна быть прежде всего красивой. И ни в коем случае не должна беспокоить или ужасать.

Современная музыка не отвечает этим требованиям, поскольку — подобно всем другим видам искусства — является отображением современного состояния духа.

Если бы мы стремились честно, без поблажек проанализировать наше духовное состояние, то неутешительные выводы побудили бы к изменению устоявшейся, налаженной жизни, и оказались — вследствие нашей инертности — нежелательными.

Парадоксально: мы отвернулись от современного искусства, поскольку оно беспокоит нас, но ведь оно и должно волновать и тревожить.
То есть мы не хотим думать, а только стремимся к прекрасному, чтобы избежать серой обыденности. Таким образом, искусство — а в особенности музыку — мы упростили до роли обычного украшения. Теперь возвращаемся к прошлому, к старинной музыке, ибо находим в ней такую желанную красоту и гармонию.
На наш взгляд, такое возвращение к старинной музыке (то есть ко всему, что создано предыдущими поколениями) могло произойти только в результате ряда недоразумений. Теперь востребована музыка «прекрасная», которой современность предложить не в состоянии. Но исключительно «прекрасная» музыка в отдельности никогда не существовала. Категория «прекрасного» является одной из составных всей музыки, и, сделав ее единым критерием, мы вынуждены отвергнуть или проигнорировать все иные составляющие. Это своего рода нивелирование, сведение музыки лишь к «прекрасному», стало возможным лишь с того времени, когда ее не смогли или не захотели понимать как целостность. И как только мы стали воспринимать старинную музыку (которую считаем единственно настоящей) только лишь в качестве милого украшения повседневности — то сразу же перестали ее понимать как единое целое, иначе бы не смогли упростить и свести ее к явлению исключительно эстетического порядка.
Таким образом, искусство — а в особенности музыку — мы упростили до роли обычного украшения. Теперь возвращаемся к прошлому, к старинной музыке, ибо находим в ней такую желанную красоту и гармонию.
На наш взгляд, такое возвращение к старинной музыке (то есть ко всему, что создано предыдущими поколениями) могло произойти только в результате ряда недоразумений.), и мы сможем довериться силе музыки Монтеверди, Баха и Моцарта, а также всему тому, о чем эта музыка повествует. Чем больше мы будем стараться понять и овладеть ее языком, тем отчетливее увидим, насколько она выходит за пределы лишь «прекрасного», насколько волнует и восхищает богатством своего языка. В результате — если мы хотя бы чуточку поймем музыку Монтеверди, Баха и Моцарта — будем лучше воспринимать и современную музыку, которая повествует нашим языком, соответствует нашей культуре и является ее продолжением. Не потому ли, что наша эпоха так дисгармонична и ужасна, нам и не хочется, чтобы искусство, которое ее отображает, вторгалось в нашу жизнь? Или мы, бесстыдно лишенные воображения, изъяли из нашего языка то, что является «невыразимым»?
Сделал бы свои открытия Эйнштейн, если бы не играл на скрипке? Разве дерзкие и новаторские гипотезы, прежде чем поддаться логическому осмыслению, не были только плодом воображения?....


. В историческом процессе повторялись периоды, когда старались упростить эмоциональное содержание музыки настолько, чтобы она стала понятной любому.

Все те усилия оказались напрасными и привели к новым сложным и разнородным явлениям. Музыка может быть доступной любому только тогда, когда девальвируется до примитива. Или если каждый изучит ее язык.

Н. АРНОНКУР

[duchka]

Спасибо за внимание!
Пошел думать.