Зря Вы, adriano, очень много было свободных мест в партере и над центральным балконом, с 23.00 народ покидал зал массово
А у нас в бенуаре нет, говорю же, уходили когда тенор партию завершил.
Вообще - безобразие с этим уходом, чем думают когда приходят, продолжительность всем известна. Кстати все дрессированые, , никто не шелохнулся все три раза, пока Гергиев не опускал руки
А вот с уходом конечно беда.
Да уж, это точно! Просят потише сидеть - так нет, посреди встают и пробираются сквозь всех
Я за всех ручаться не буду, но видел на большой сцене, как "опаздывали на метро" те, кто в антракте сьедал по два будерброда с рыбкой. То есть на такси не осталось. Смешно, теперь кризис при дешевом бензине, весь город можно пересечь за цену двух мариинских бутербродов.
У меня тоже бывали такие варианты - надо уйти - но я менялся перед началом акта с кем либо с крайних мест.
Бывает что кому либо нездоровится, да мало ли что, но эти массовые исходы просто убивают (((
Я за всех ручаться не буду, но видел на большой сцене, как "опаздывали на метро" те, кто в антракте сьедал по два будерброда с рыбкой. То есть на такси не осталось. Смешно, теперь кризис при дешевом бензине, весь город можно пересечь за цену двух мариинских бутербродов.
У меня тоже бывали такие варианты - надо уйти - но я менялся перед началом акта с кем либо с крайних мест.
Бывает что кому либо нездоровится, да мало ли что, но эти массовые исходы просто убивают (((
Каждый год одно и то же, а маэстро хоть бы что -он спиной не видит. К нему и главные претензии.
Если бы не моя прекрасная соседка по ряду, живущая на Васильевском, но любезно предложившая довезти меня до Купчино, я бы тоже встала и ушла без двадцати двенадцать. При этом коллеги по работе, едущие в мою сторону, сделали вид, что не заметили меня, безлошадную. Поразительные откровения рождает Парсифаль.
..............................................
Настоящий джентльмен - это человек, который может играть на волынке, но не играет. (Томас Бичем)
опять не угадал))
А я сидел рядом со строгим критиком Шевченко-Веселаго - во как
Он даже аплодировал, как я понял - Урмане. Подождем, как он разнесет всех в пух и прах.
Рецензия от Вашего соседа:
"Три звезды открыли святой Грааль в Мариинке
Аккурат в то же самое время, когда на Дворцовой площади, в связи с днём то ли независимости РФ, то ли просто России весь православный народ, по меткому выражению поэта Нестора Кукольника, веселился и ликовал, счастливо мешая любовь к пиву с не меньшей любовью к песне (её символизировали сладкоголосый народный любимец Николай Басков и исполненный высокой гражданственности спикер ЗакСа Вадим Тюльпанов, спевший с хором мальчиков патриотическую песнь), куда менее многочисленная часть петербуржцев, предпочитающая эспрессо «с пенкой» пенному напитку из солода и хмеля, а Вагнера – Игорю Крутому, собралась в Концертном зале Мариинского театра.
«Парсифаль» – это, конечно, не «Жизнь за Царя» и не «Псковитянка», однако религиозные и философские идеи либретто (написанного самим композитором) представляют собой причудливую смесь христианства, буддизма и волшебных сказок народов мира – что, согласитесь, довольно точно отражает как «непонятки», связанные со статусом праздника 12 июня, так и состояние умов в нынешней России вообще.
Концертное исполнение «Парсифаля» – почти пятичасовой сказки (кстати, сам Вагнер назвал этот опус не оперой, а «Торжественной сценической мистерией») – категорически расходится с пожеланиями и указаниями автора. Экстравагантный композитор считал своё произведение чем-то вроде религиозной церемонии. Он настаивал на том, чтобы это торжественное представление не давалось ни в одном оперном театре, кроме как в его собственном Festspielhaus в Байройте (где до сих пор исполняются только его творения). В этом театре, кстати, оркестровая яма устроена по эскизам самого Вагнера – и у «мистической пропасти» («Mystischer Abgrund» – так Вагнер называл оркестровую яму) барьер не только поднят достаточно высоко, но и загнут вовнутрь, полностью скрывая от посетителей театра как дирижёра, так и всю оркестровую «кухню» – таким образом, чтобы ничто не отвлекало зрителя от сценического действа, пения и музыки.
Совсем не то, разумеется, было в зале Мариинки – опера, насыщенная колдунами, заколдованными замками, волшебными садами, повисающими в воздухе копьями и другими магическими предметами быта, была дана в концертном исполнении.
В данном случае Гергиев поставил на магию имён, и не прогадал: Рене Папе, Гари Леман и Виолетта Урмана – это не отсветившие своё на западном оперном небосклоне звёзды, так полюбившие в последние годы организовывать свой долгий закат на бескрайнем российском небе, но артисты в полном расцвете своего голоса и творческих сил.
Рене Папе – которого, наверное, можно назвать “basso assoluto”, чувствующий себя одинаково комфортно в немецком, французском и итальянском репертуаре, оказался совершенно блистательным Гурнеманцем. Он, как и Гари Леман (превосходно спевший заглавную роль) уже знакомы питерским меломанам хотя бы по «Тристану и Изольде» летнего фестиваля прошлого года, а вот литовская по происхождению, немецкая по месту своего артистического формирования и абсолютно интернациональная по нынешнему своему статусу дива Виолетта Урмана (исполнившая Кундри) до сей поры не появлялась в Петербурге, а в Москве (да и вообще в России) дебютировала лишь в прошлом году. Не так давно (и очень успешно) «мигрировавшая» из меццо-сопрано в сопрано певица обладает мощным, удивительно плотным, выровненным во всех регистрах голосом, своей окраской напоминающим букет хорошо выдержанного вина.
Состав совершенно звёздный безо всяких оговорок, и даже не очень понравившийся в прошлом году Леман на сей раз приятно порадовал яркостью тона и отсутствием типичных для “немецкой” школы пения «носовых» нот. Ещё более приятным оказалось то обстоятельство, что многие «наши» солисты не потерялись на фоне такого соседства: очень хорошо спел Амфортаса Евгений Никитин, во время пения (видимо, для уверенности) постоянно державшийся за пюпитр. Правда, создалось впечатление, что Алексею Тановицкому (Титурель) больше подходят партии итальянского репертуара. С плохо скрываемым отвращением рычал немецкий текст Николай Путилин – возможно, просто слишком глубоко вошедший в образ рыцаря-неудачника и злобного колдуна Клингзора. Лишь Волшебные девы Клингзора продемонстрировали такой катастрофический уровень вокала, который сегодня вряд ли услышишь даже на приёмных экзаменах в эстрадно-цирковое училище.
Нельзя обойти молчанием одного из вагнеровских «главных героев» – оркестр Мариинки, на сей раз достойного всяческих похвал: медь не «трещала», как обычно, не форсировали звучание струнники, да и коллектив в целом помимо fortissimo и forte иногда «убирался» до mezzo-forte. Первый акт (дирижировал В. Гергиев) прошёл как-то сумбурно и даже порой суетливо. Второй акт – возможно, по контрасту – был наоборот, удивительно спокоен, даже слишком. Складывалось впечатление, что дирижёра как-то совсем не трогают исполненные глубокой лирики беседы Парсифаля и Кундри – но г-н Гергиев вновь «просыпался», образно говоря, как только градус экспрессии поднимался выше определённой отметки. Третий акт был исполнен великолепно, просто с идеальным для кировского оркестра балансом и тщанием – может быть, потому, что исполнение записывалось (кстати, именно этим обстоятельством многие объясняли тот факт, что в оркестре не оказалось колоколов – их функцию выполнял синтезатор: мол, в аудио-записи всё равно не видно, а публика и так "съест"). Однако главным героем в третьем и первом актах всё-таки с полным на то правом нужно назвать Рене Папе, с монархическим великолепием и музыкантски безупречно исполнившему партию Гурнеманца.
На сей раз публика в зале подобралась на удивление компетентная: по крайней мере, многие меломаны пришли со своими либретто (или буклетиками с либретто из наборов CD) и продемонстрировали знакомство с установленной самим Вагнером традицией на запрет аплодисментов после первого действия (в нью-йоркской «Метрополитен-опера» и в наши дни аплодисменты на «Парсифале» не допускаются вовсе). Правда, у нас все выразили свой бурный восторг после второго действия и увы! – куда более скромные овации после третьего: удручённо поглядывая на часы, многие выбрались из зала ещё в середине последнего акта. И хотя концерт был объявлен на час раньше, в 18 часов, и задержали начало, вместо обычных 30-40 минут, всего на четверть часа – наверное, можно было начать спектакль в четыре или в пять часов вечера: так, например, в общевыходные дни часто делают в Англии, с музыкальной жизнью которой Валерий Гергиев уже знаком не понаслышке."
Аккурат в то же самое время, когда на Дворцовой площади, в связи с днём то ли независимости РФ, то ли просто России весь православный народ, по меткому выражению поэта Нестора Кукольника, веселился и ликовал, счастливо мешая любовь к пиву с не меньшей любовью к песне (её символизировали сладкоголосый народный любимец Николай Басков и исполненный высокой гражданственности спикер ЗакСа Вадим Тюльпанов, спевший с хором мальчиков патриотическую песнь), куда менее многочисленная часть петербуржцев, предпочитающая эспрессо «с пенкой» пенному напитку из солода и хмеля, а Вагнера – Игорю Крутому, собралась в Концертном зале Мариинского театра.
«Парсифаль» – это, конечно, не «Жизнь за Царя» и не «Псковитянка», однако религиозные и философские идеи либретто (написанного самим композитором) представляют собой причудливую смесь христианства, буддизма и волшебных сказок народов мира – что, согласитесь, довольно точно отражает как «непонятки», связанные со статусом праздника 12 июня, так и состояние умов в нынешней России вообще.
Концертное исполнение «Парсифаля» – почти пятичасовой сказки (кстати, сам Вагнер назвал этот опус не оперой, а «Торжественной сценической мистерией») – категорически расходится с пожеланиями и указаниями автора. Экстравагантный композитор считал своё произведение чем-то вроде религиозной церемонии. Он настаивал на том, чтобы это торжественное представление не давалось ни в одном оперном театре, кроме как в его собственном Festspielhaus в Байройте (где до сих пор исполняются только его творения). В этом театре, кстати, оркестровая яма устроена по эскизам самого Вагнера – и у «мистической пропасти» («Mystischer Abgrund» – так Вагнер называл оркестровую яму) барьер не только поднят достаточно высоко, но и загнут вовнутрь, полностью скрывая от посетителей театра как дирижёра, так и всю оркестровую «кухню» – таким образом, чтобы ничто не отвлекало зрителя от сценического действа, пения и музыки.
Совсем не то, разумеется, было в зале Мариинки – опера, насыщенная колдунами, заколдованными замками, волшебными садами, повисающими в воздухе копьями и другими магическими предметами быта, была дана в концертном исполнении.
В данном случае Гергиев поставил на магию имён, и не прогадал: Рене Папе, Гари Леман и Виолетта Урмана – это не отсветившие своё на западном оперном небосклоне звёзды, так полюбившие в последние годы организовывать свой долгий закат на бескрайнем российском небе, но артисты в полном расцвете своего голоса и творческих сил.
Рене Папе – которого, наверное, можно назвать “basso assoluto”, чувствующий себя одинаково комфортно в немецком, французском и итальянском репертуаре, оказался совершенно блистательным Гурнеманцем. Он, как и Гари Леман (превосходно спевший заглавную роль) уже знакомы питерским меломанам хотя бы по «Тристану и Изольде» летнего фестиваля прошлого года, а вот литовская по происхождению, немецкая по месту своего артистического формирования и абсолютно интернациональная по нынешнему своему статусу дива Виолетта Урмана (исполнившая Кундри) до сей поры не появлялась в Петербурге, а в Москве (да и вообще в России) дебютировала лишь в прошлом году. Не так давно (и очень успешно) «мигрировавшая» из меццо-сопрано в сопрано певица обладает мощным, удивительно плотным, выровненным во всех регистрах голосом, своей окраской напоминающим букет хорошо выдержанного вина.
Состав совершенно звёздный безо всяких оговорок, и даже не очень понравившийся в прошлом году Леман на сей раз приятно порадовал яркостью тона и отсутствием типичных для “немецкой” школы пения «носовых» нот. Ещё более приятным оказалось то обстоятельство, что многие «наши» солисты не потерялись на фоне такого соседства: очень хорошо спел Амфортаса Евгений Никитин, во время пения (видимо, для уверенности) постоянно державшийся за пюпитр. Правда, создалось впечатление, что Алексею Тановицкому (Титурель) больше подходят партии итальянского репертуара. С плохо скрываемым отвращением рычал немецкий текст Николай Путилин – возможно, просто слишком глубоко вошедший в образ рыцаря-неудачника и злобного колдуна Клингзора. Лишь Волшебные девы Клингзора продемонстрировали такой катастрофический уровень вокала, который сегодня вряд ли услышишь даже на приёмных экзаменах в эстрадно-цирковое училище.
Нельзя обойти молчанием одного из вагнеровских «главных героев» – оркестр Мариинки, на сей раз достойного всяческих похвал: медь не «трещала», как обычно, не форсировали звучание струнники, да и коллектив в целом помимо fortissimo и forte иногда «убирался» до mezzo-forte. Первый акт (дирижировал В. Гергиев) прошёл как-то сумбурно и даже порой суетливо. Второй акт – возможно, по контрасту – был наоборот, удивительно спокоен, даже слишком. Складывалось впечатление, что дирижёра как-то совсем не трогают исполненные глубокой лирики беседы Парсифаля и Кундри – но г-н Гергиев вновь «просыпался», образно говоря, как только градус экспрессии поднимался выше определённой отметки. Третий акт был исполнен великолепно, просто с идеальным для кировского оркестра балансом и тщанием – может быть, потому, что исполнение записывалось (кстати, именно этим обстоятельством многие объясняли тот факт, что в оркестре не оказалось колоколов – их функцию выполнял синтезатор: мол, в аудио-записи всё равно не видно, а публика и так "съест"). Однако главным героем в третьем и первом актах всё-таки с полным на то правом нужно назвать Рене Папе, с монархическим великолепием и музыкантски безупречно исполнившему партию Гурнеманца.
На сей раз публика в зале подобралась на удивление компетентная: по крайней мере, многие меломаны пришли со своими либретто (или буклетиками с либретто из наборов CD) и продемонстрировали знакомство с установленной самим Вагнером традицией на запрет аплодисментов после первого действия (в нью-йоркской «Метрополитен-опера» и в наши дни аплодисменты на «Парсифале» не допускаются вовсе). Правда, у нас все выразили свой бурный восторг после второго действия и увы! – куда более скромные овации после третьего: удручённо поглядывая на часы, многие выбрались из зала ещё в середине последнего акта. И хотя концерт был объявлен на час раньше, в 18 часов, и задержали начало, вместо обычных 30-40 минут, всего на четверть часа – наверное, можно было начать спектакль в четыре или в пять часов вечера: так, например, в общевыходные дни часто делают в Англии, с музыкальной жизнью которой Валерий Гергиев уже знаком не понаслышке."
или он непредсказуем, или действительно обьективен
Людей любящих и ценящих оперу, да еще консерваторов - мало, так-что какой есть - надо беречь.
Жаль он с Фонтанки исчез, а в сети заправляют критики вроде Ренанского.
Каждый из нас хоть раз в жизни сталкивался с ситуацией, когда нужно срочно решить финансовый вопрос: карта заблокировалась, не приходит перевод, отказали в кредите… В такие моменты на помощь...
Автор ilovedonetsk (Комментариев: 0)
22.10.2025, 10:00
«Привет, бандит! Добро пожаловать в Сан-Андреас!» Эти слова знакомы каждому, кто хоть раз играл в культовую Grand Theft Auto: San Andreas. Спустя годы легендарная игра получила обновлённую версию —...
Re: "Звезды белых ночей 2009"
(точнее только за пять минут до финала, но мне уже лучше было поздно пересаживаться.
Ответить с цитированием
Сообщение от Vasilisa
Зря Вы, adriano, очень много было свободных мест в партере и над центральным балконом, с 23.00 народ покидал зал массово, никто не шелохнулся все три раза, пока Гергиев не опускал руки
Социальные закладки