Михаил Плетнев: "В России разрешают летать только по кругу"

[Tatra]

"В России разрешают летать только по кругу"
Михаил Плетнев - "Вечерке"

Как пианист Плетнев взлетел на заоблачные высоты мгновенно – с неоспоримой победой на VI Международном конкурсе им. Чайковского в 1978 году. А в 1980-м дебютировал и как дирижер. В 1990-м основал первый в нашей стране частный оркестр – Российский национальный, – с первых же месяцев существования гордо задавший профессиональную планку. Михаил Плетнев еще и композитор и, кажется, лишь пиетет перед классиками прошлого останавливает его в этой ипостаси. Полвека жизни этого выдающегося музыканта составили значительную часть нашей общей культурной жизни.
– Михаил Васильевич, а вам публика нужна?
– А как же.
– Я спрашиваю, потому что когда вы выходите на сцену, кажется, что на вашем лице написано некоторое презрение.
– Это от страха.
– Если вы чувствуете, что зал вам чем-то неприятен, для кого вы играете?
– Есть ценности, ради которых я выступаю. Я имею дело с гениальными сочинениями и пытаюсь воссоздать их такими, какими они могут произвести наибольшее впечатление. Бывает, что и я плохо играю, даже очень часто (оп-ля! – Н. З.). Но я по крайней мере стараюсь. Хоть что-то бывает в каждом концерте, хоть 2–3 фразы удачные…
– Вы в чем-нибудь идете на поводу у публики?
– Настолько, насколько не расходятся наши вкусы. Я никогда не буду делать то, что мне самому не нравится. Но вообще к публике отношусь с огромным уважением и благодарностью. Раз люди приходят на мои концерты – я уже считаю, что они сделали большой шаг. Я бы сам никуда не пошел.
Это же нужно из дома выходить… В Москве опасно... Погода плохая… сыро, холодно, слякоть, в метро толкаются... Может что угодно произойти, могут за 500 рублей убить… А тебе нужно надеть хорошую одежду и идти кудато что-то слушать! И еще неизвестно, хорошо это будет или нет.
Более того, люди деньги на это тратят. Я когда смотрю из окна артистической, какая масса народу спешит на мой концерт, мне, честно говоря, страшновато… Люди пришли, я их не знаю. Они что-то хотят получить. Я стараюсь их не разочаровывать. Чтобы они после концерта уходили домой в убеждении, что не зря терпели такие неудобства, не зря пришли, не зря рискуют, возвращаясь домой по темной улице.
– Почему все педагоги так мучились с вами? Яков Флиер даже сказал как-то, что провести один урок с вами – все равно что два сольных концерта сыграть.
– Я у него бывал не очень часто.
– Почему? Считался столпом…
– Я был ленив ходить куда-то. А он был очень занят. И его, конечно, раздражало, что я приходил, приносил пять концертов Бетховена. Успевал сыграть только один – а уже приходил следующий студент. Так что детальных занятий я не помню никаких.
– Многих удивило, что не так давно вы посвятили концерт Горовицу. Ведь есть такие музыковеды, которые считают его игру чуть ли не эстрадой. Кто-то назвал вас антиподом Рихтера. А кто-то – последователем Горовица и Рихтера одновременно. Как это?
– Я совершенно ничего не понимаю в музыковедении. С Горовицем я познакомился, когда он приезжал в Москву. Но обожал его всегда. В чем его гениальность? Садился человек за рояль – и происходило что-то такое, что у другого никак не происходит.
– А как вы относились к Рихтеру?
– Я был большим его апологетом, особенно в 70-е годы.
– Почему сейчас его стараются как-то принизить? Дескать, страна у нас такая – всех великих тогда было назначено по одному…
– Дурость какая-то. Он потрясающе, совершенно гипнотически воздействовал. Так никто никогда на меня не воздействовал.
– А Рихтер впервые услышал вас только в 1986 году на «Декабрьских вечерах» и сказал тогда: «Как же хорошо играет Плетнев!» Он подошел к вам после вашего выступления?
– Конечно. Я ведь даже не знал, что он на концерте. Но я заметил в зале мужчину, который хлопал, высоко подняв руки над головой. И я понял, что это Рихтер. Он что-то очень хорошее говорил мне после концерта. Но общение было минимальным.
– И больше вы не виделись?
– Нет.
– Сколько концертов в год вы играете как пианист?
(Достает бухгалтерскую книгу, испещренную датами, и начинает считать свои концерты тщательно разбирая записи в квадратиках разлинованных страниц.)
– Раз… два… три… четыре… семнадцать… двадцать восемь за полгода… вот тут турне последнее было противное… В общем, до 50 в год.
– Как вы боретесь с дирижерами, выступая в качестве пианиста? Однажды на концерте с дирижером Зубином Метой между вами, видимо, произошел какой-то конфликт? Мука была слушать. Звучали два прекрасных, но параллельных, никак не сообщающихся исполнения.
– Это был ужасный концерт.
– Вам почему-то хотелось поставить дирижера на место?
– Нет, я сам ужасно играл, отвратительно, это был один из самых ужасных концертов в моей жизни. Я слишком много поел до этого, мерзко себя чувствовал. С тех пор я больше никогда не ем перед концертом.
– Почему вы впервые сыграли в знаменитом Карнеги-холле только в 2000 году? По качеству – давно должны были бы играть.
– Боятся, наверное, там у них своя контора имеется. Зачем им нарушать свой порядок.
– С чем вы связываете приглашение в 1998 году сыграть на инструменте Рахманинова?
– Это не меня пригласили, это была моя идея.
– И что там сейчас, в швейцарском доме Рахманинова, на вилле Сенар?
– Там живут люди. Внук Рахманинова Александр Борисович.
– Вы нашли контакт?
– До некоторой степени.
– Там роскошная обстановка?
– Не особо. Строгая скорей. Излишней роскоши я там не заметил.
– Михаил Васильевич, а вы по-прежнему иронично смотрите на аутентичное исполнительство? (Модное подражание старинной манере.)
– Мое отношение к нему не изменилось. Как играли в давние времена – никто не знает. Но публика верит. Хочет попасть в другое время… В общем, это бред какой-то.
– А никаких интересных новинок для фортепиано не пишут?
– Не слышал.
– И вы никогда не играли авангарда?
– Ну, это же очень просто. Или полнейшая профанация – можно все то же самое сыграть наоборот, с конца до начала – эффект тот же будет. Или композиторы сочиняют что-то очень сложное на компьютере, расписывают ноты, которые и сыграть-то нельзя. Если подходить к этому серьезно, нужна уйма времени, чтобы это выучить, всю эту белиберду… А жизнь коротка.
– Все ждут вашу «Пиковую даму» в Большом театре. Вот вы собираетесь там дирижировать, а видели там что-нибудь в последнее время?
– Нет, но слышу о Большом театре немножко не то, что хотелось бы слышать. Я надеюсь собрать команду, которая будет делать то, что там следует делать. Премьера 5–6 октября.
– Вы дадите вмешиваться режиссеру в спектакль?
– Я два раза встречался с Валерием Фокиным. И мы с ним договорились, что главное в спектакле – музыка оперы Чайковского. И недопустимо, чтобы слова пели одни, а на сцене происходило бы что-то другое.
– А кто из современных музыкантов вас больше всего удивил?
– Алла Баянова. Она когда приехала сюда, я раз десять ходил на ее концерты.
– Неужели вам это интересно?
– Она великая актриса. Она приходила ко мне домой, было много гостей, она спела что-то – романс не романс, – у всех катятся слезы. Глубина идет такая, ощущение пережитости доходит моментально… Это дар.
– А из пианистов?
– Баянова выступала в зале «Россия» с пианистом Михаилом Аптекманом – это был изумительный тандем. Он лучший пианист в Петербурге, это уж точно.
– Но в Петербурге есть еще Григорий Соколов.
– Он очень серьезный. Я два раза по телевизору его слышал. Видно, что он много занимается звуком. У него трели очень хорошо получаются.
– Ну, вы же издеваетесь. (Ведь из российских пианистов рядом с Плетневым можно поставить именно только Григория Соколова.)
– Нет, почему. На таких ужасных роялях, какие сейчас делают, такую трель сыграть!.. Может, и пианистов-то сейчас нет хороших, потому что уже не на чем играть – рояли отвратительные. Ужасные просто. Их часто слушать невозможно. Какие до войны «Стейнвей» делал инструменты! А сейчас, только подходя к современному «Стейнвею», уже испытываешь такое отвращение, что хочется сразу уйти. Записи, которые я делал в последнее время, я сам не слышал. Противно их слушать. Я просил покупать мне наушники, которые используются на аэродроме для рабочих, стоящих под самой турбиной.
– Зачем?
– Очень раздражают звуки рояля. Особенно современного. Ненавижу! Если надеть такие наушники, ты практически перестаешь слышать что бы то ни было. Играешь на рояле – а музыка доносится до тебя издалека. И ты живешь скорее в мире собственного воображения.
– Мы все пережили свои мечты. Вера Горностаева когда-то сравнивала вас с отроком Варфоломеем с картины Нестерова. Что осталось от отрока?
– Внешняя оболочка. По комплекции походил когда-то. Но сейчас уже нет… Я теперь скорее на Пимена похож.
– Что-нибудь читали интересного в последнее время?
– Больше мемуаристику: Малько, Голованова – потрясающе.
– А что из фильмов понравилось?
– Сейчас много талантливых фильмов. Вообще мой любимый фильм – это «Бриллиантовая рука».
– Да? А я-то всем говорю: пока вы в сотый раз смотрите свою «Бриллиантовую руку», я хожу на Плетнева…
– Недавно посмотрел «Солнце» про императора Хирохито. Я часто бываю в Японии, мне много о нем рассказывали. В целом фильм очень интересный. Но мне кажется, есть затянутость. А природа жанра требует большей динамичности. В фильме все должно быть скорее, понятнее зрителю. Сколько можно показывать лицо и так, и так… Это в музыке можно звук тянуть. А здесь нужно что-то другое.
То же и в фильмах Тарковского. Тем не менее Сокурова ясчитаю выдающимся режиссером, интеллигентным человеком, который не идет на поводу низших вкусов.
Вот пригласили нас записать саундтрек к фильму о Рахманинове, который снимает Лунгин. Мне сказали – это не о Рахманинове, это фантазия на темы по поводу Рахманинова. Я прочитал сценарий с эротическими сценами – и отказался. Рахманинова лучше не трогать такими руками.
– Давайте теперь все, что вне музыки, – в форме блица. Вы пользуетесь Интернетом?
– Конечно.
– А как автогонки?
– Какие автогонки?
– Ну, я не знаю, я в книге о вас читала…
– Это вы меня с Микельанджели перепутали, он этим занимался профессионально.
– Лыжи?
– Лыжи – да.
– А где?
– В Швейцарии.
– Серфинг?
– Я уже стар для серфинга! У меня спина болит… Сейчас я летаю.
– Как это – летаете???
– Экзамен сдал – третий из четырех. Остался только флайтест.
– У вас какой самолет?
– Самолет у меня скорее спортивный.
– А в какой стране вы летаете?
– Ну, не здесь. Сами понимаете, здесь очень тяжело летать. Разрешают только в воздушном пространстве аэродрома. По кругу. А если хочешь куда-то за его пределы, надо составить полетный план, подать его за месяц, будут какие-то проверки, и еще неизвестно, утвердят ли его десять инстанций… А потом еще погода начнется плохая… Вот в Шотландии, например, вы все это можете оформить за тридцать минут. Даешь примерный план – и лети в любое время в любом направлении.

Наталья Зимянина
"Вечерняя Москва", 11 октября 2007 г.
http://www.vmdaily.ru/article.php?aid=33046

[Андрес]

Да, интересно. Практически со всеми его мыслями согласен целиком и полностью. Великолепный музыкант, и оркестр у него прекрасный.
Правда интервьюер не дотягивает до планки.
А автогонками ещё занимался Николай Демиденко.

[Tatra]

Правда интервьюер не дотягивает до планки.

В каком смысле?

[Андрес]

В каком смысле?

На разных уровнях говорят.

[Пётр Гнётов]

Не менее известно Горностаевское сравнение молодого Михаила Плетнёва с пареньком с рабочей окраины. Хотя это было сказано без злобы.
Удивительно, как знаменитости бывают самокритичны. Так, Володось ни в грош не ставит всё своё аудио-наследие, Плетнев язвит о своих выступлениях - что, конечно, вполне справедливо для обоих. Лично я по наущению друзей 3 раза по молодости ходил на его концерты и каждый раз получал игру "под рояль". Но это мои трудности - мне и в лотерею не везёт. Говорят, бывало и лучше.
На мой искушенный взгляд, он сильно прав про негодные рояли. Как и в случае с Рихтером, однако, Плетнев не находит нужным опускать производителей мордой в грязь, хотя авторитет позволяет. Похоже, эти рояли могут могут сильно обесценить и его аудио-наследие, что на мой скромный взгляд произошло с Рихтером и стало по сути трагедией. Хотя в случае с МП до трагедии, вероятно, не дойдет.

[ingapinga]

Отличное интервью. Человек виден, слышен, и даже запах чуется . Хороший запах. Дорогой. Спасибо.

[szigeti]

Разделяю мнение о роялях....особенно о Стайнвеях. Пора уже на Бёзендорфер или Фациоли переходить всем. Еще расмешило о публике, которая в плохую погоду, в грязь, на метро, по темным улицам вечером на концерты ходит

[Tatra]

На разных уровнях говорят.

Тут так и задумывалось, вообще-то, без высоких материй.

[Romson]

Интересно! Даже удивительно, как охотно отвечает, в этой неподражаемой ироничной манере.
Я почитаю Плетнёва великим музыкантом, и за оффтоп... хм... извиняца нэ буду.

[olesia-ru]

...Удивительная способность выразить своё мнение, никого при этом не осудив. Воспитание или самовоспитание?