Стихотворение дня

[theodorus]

На новый год

Вооружённый четвернёй сезонов,
сияющих как ярусы ковчега,
всплывает год под шорохом кометы,
бросающей тигриные следы.

И мы вступаем на помост вседневный:
мы нижний ярус отведём для снега,
второй засеем, третий даст нам всходы,
а на последнем будем ждать плоды.

Он создан нами — помни — даже если
он сделан кое-как, то нет причины
в нём сомневаться, потому что эта
его постройка означает — жить.

Уже раздуты щёки ветродуя,
набрякли жилы ветровой машины,
будильник заведён на воскресенье,
чтоб ледяное солнце сокрушить.

Но больно видеть, что душа поката,
окружена экранами сплошными,
где что-то происходит подставное,
и ничего не видно из-за них.

Смерть подражает очертаньям жизни,
и речь в проказу вбита запятыми,
и непривычно видеть эти тени
от внутреннего солнца в нас самих.

А что, когда и я — всего лишь проблеск
глазного дна, куда своим коленом
так давит свет, что впору грызть запястья
и в пасти волка сердце находить?

Но вот зерно светлеет на ладони,
оно — ковчег с многооконным креном:
для каждой твари есть звезда и место.
Свежеет ветер — надо жизнь будить.

Иван Жданов

[Куздра]

ЗИМНИЕ ПРАЗДНИКИ

Будущего недостаточно,
Старого, нового мало.
Надо, чтоб елкою святочной
Вечность средь комнаты стала.

Чтобы хозяйка утыкала
Россыпью звёзд её платье,
Чтобы ко всем на каникулы
Съехались сёстры и братья.

Сколько цепей ни примеривай,
Как ни возись с туалетом,
Всё ещё кажется дерево
Голым и полуодетым.

Вот, трубочиста замаранней,
Взбив свои волосы клубом,
Ёлка напыжилась бараней
В нескольких юбках раструбом

.Лица становятся каменней,
Дрожь пробегает по свечкам,
Струйки зажённого пламени
Губы сжимают сердечком.

Ночь до рассвета просижена.
Весь содрагаясь от храпа,
Дом, точно утлая хижина,
Хлопает дверцею шкапа.

Новые сумерки следуют,
День убавляется в росте.
Завтрак проспавши, обедают
Заночевавшие гости.

Солнце садится, и пьяницей
Издали, с целью прозрачной
Через оконницу тянется
К хлебу и рюмке коньячной.

Вот оно ткнулось, уродина,
В снег образиною пухлой,
Цвета наливки смородинной,
Село, истлело, потухло.

1959
Б.Пастернак

[Куздра]

• Сад
  
  О, как ты пуст и нем!
  в осенней полумгле
  Сколь призрачно царит прозрачность сада,
  Где листья приближаются к земле
  Великим тяготением распада.
• 
  О, как ты нем!
  ужель твоя судьба
  В моей судьбе угадывает вызов,
  И гул плодов, покинувших тебя,
  Как гул колоколов, тебе не близок.
• 
  Великий сад!
  даруй моим словам
  Стволов круженье, истины круженье,
  Где я бреду к изогнутым ветвям
  В паденье листьев, в сумрак вожделенья.
• 
  О, как дожить
  до будущей весны
  Твоим стволам, душе моей печальной,
  Когда плоды твои унесены,
  И только пустота твоя реальна.
• 
  Нет, уезжать!
  пускай куда-нибудь
  Меня влекут громадные вагоны.
  Мой дальний путь и твой высокий путь -
  Теперь они тождественно огромны.
• 
  Прощай, мой сад!
  надолго ль? ... навсегда.
  Храни в себе молчание рассвета,
  Великий сад, роняющий года
  На горькую идиллию поэта.
  
  1960
  

И.Бродский

[Ellf]

Мой старый сад...
Mister X

Мой старый сад,
Мой новый листопад,
Властитель дум и фортепьянных клавиш,
Какой еще порыв души возглавишь,
Какие струны тронешь наугад?

Мой бедный сад
Хранит обрывки фраз
И отголоски музыки венчальной.
Там бродит осень женщиной печальной,
И сердце выставляет напоказ.

Мой вечный сад...
Себя не узнаю!
К тебе я припадаю напоследок,
В стыдливой обнаженности беседок
Ищу как призрак молодость свою.

Мой мертвый сад,
Мой вечный враг и друг!
Мы так в своих желаниях убоги.
Нам все дороги вымостили боги
Невыносимой горечью разлук.

[theodorus]

Я как Улисс

О.Б.

Зима, зима, я еду по зиме,
куда-нибудь по видимой отчизне,
гони меня, ненастье, по земле,
хотя бы вспять, гони меня по жизни.

Ну вот Москва и утренний уют
в арбатских переулках парусинных,
и чужаки по-прежнему снуют
в январских освещённых магазинах.

И желтизна разрозненных монет,
и цвет лица криптоновый всё чаще,
гони меня, как новый Ганимед
хлебну земной изгнаннической чаши

и не пойму, откуда и куда
я двигаюсь, как много я теряю
во времени, в дороге повторяя:
ох, Боже мой, какая ерунда.

Ох, Боже мой, не многого прошу,
ох, Боже мой, богатый или нищий,
но с каждым днём я прожитым дышу
уверенней и сладостней и чище.

Мелькай, мелькай по сторонам, народ,
я двигаюсь, и, кажется отрадно,
что, как Улисс, гоню себя вперёд,
но двигаюсь по-прежнему обратно.

Так человека встречного лови
и всё тверди в искусственном порыве:
от нынешней до будущей любви
живи добрей, страдай неприхотливей.

1961

Иосиф Бродский

[Ольга]

ОЧИЩЕНИЕ


Расчищу Твои снегопады,

дорожку пробью к гаражу.

По белоцерковному саду

машину свою вывожу.

Тебя соскребаю с асфальта,

весь полон минутою той,

когда Ты повалишься свято

меня засорять чистотой.

Такое покойное поле -

как если чернилами строк

я ночью бумагу заполню,

а утром он - белый, листок.

Но к черту веселой лопатой

счищаю Твою чистоту,

чтоб было тебе неповадно

вторгаться в ту жизнь, что веду.

Не нужно чужого мне Бога,

я праздную темный мятеж.

Черна и просторна дорога,

свободная от небес!

Мой путь все вольней и дурнее.

Упрямо мое ремесло...

Приеду - остолбенею

Все снова тобою бело.



А. Вознесенский

[theodorus]

***

Север есть везде, даже на крайнем юге,
Над полярной шапкой — кольцо зелёного света,
Обозначающее края временнОй воронки,
Куда ещё не ступил ни один отважный.
Лишь космонавты, свешиваясь с орбиты
Различают нечеловечески острым зреньем
Все игрушки, маленькие предметы,
Все оловянные, деревянные самолёты,
В синей обложке книжку "Два капитана".

Улыбается бабушка,
Генриетта
Машет рукой (очки опять потеряла).

Ширится кольцо холодного света,
Постепенно поглощая всё остальное —
Города с рассыпающимися огнями,
Культтовары, райздравы, потребсоюзы.

Север — место, где всё сохраняется вечно,
Все консервы добросовестных экспедиций,
Все тетради Амундсена и Пири.

Все собаки, убитые для науки,
Как живые встали, машут хвостами,
Вот, впряглись в постромки и по торосам
Тянут нарты, торопятся к горизонту.
В синем море кит играет голубобокий,
Мамонтёнок Дима трубит, задирая хобот
К светлому небу.

Если долго глядеть с орбиты в эту воронку,
Начинаешь видеть всё в настоящем свете,
Видишь север везде, даже на крайнем юге,
Даже дома, по возвращении, окружённый
Тёплыми, улыбающимися, живыми.

Это место, куда ушли все грозные чукчи с окровавленными ножами,
Пухлые иннуиты,
Печальные бармаглоты.

Мария Галина

[Ольга]

Идет волшебница-зима,
Пришла, рассыпалась; клоками
Повисла на суках дубов,
Легла волнистыми коврами
Среди полей вокруг холмов.
Брега с недвижною рекою
Сравняла пухлой пеленою;
Блеснул мороз, и рады мы
Проказам матушки-зимы.

[Ellf]

Олег Горшков

***

Сон нейдет. Осталась лишь она –
Тишина, вместившая все звуки.
Божеством нездешним, многоруким
Каждая затронута струна.
И зайдется сердце, захлестнувшись
Этой полнозвучною волной.
И не спав, но словно бы проснувшись,
Защемит докучливой, земной
Болью, что приходит без причины
С листопадом, с моросью дождя,
И перо беспомощное чинишь,
Ноты записать, чтоб, погодя,
Жечь листы и править партитуру
Вновь по камертону тишины,
И под утро выпить, как микстуру
Ничего не значащие сны…

[Ellf]

Диана Эфендиева



***

такая тонкая сквозная такая нежная зима
на сцене площади большой в промокших тапочках балетных
танцует падает но снова отводит руки - я сама!
для заплативших за билет и для прохожих безбилетных
а мы затеряны среди песцов каракуля мутона
и силуэт не распознать в покрое вытачек и шлиц
и не расплачется флейтист не ошибется на полтона
и танцовщица не замрет и не запомнит наших лиц
лишь мокрый снег как пес слепой в мои обветренные пальцы
в твою замерзшую ладонь уткнет холодный скользкий нос
никто не вызовет на бис не крикнет браво постояльцам
театр снимется и вслед за ним уйдет бездомный пес