Впечатления от концерта

Вчера мы взошли на самый верхний уровень зала им.Чайковского – это узенький, немногим более метра шириной балкончик, прилепившийся к стене зала под самой крышей. Называется он «балкон второго яруса». Мне не раз приходилось там сидеть, и на боковых крыльях, сидя на которых вы оказываетесь в цепочке стульев, привинченных к полу друг за дружкой, и в центральной, задней части, откуда открывается роскошный вид на весь зал целиком… Вчера мы сидели именно там. Добавлю, что кроме прекрасного вида, на этих местах и звук отменный, особенно если речь идет о фортепьянном вечере. Ну и цена на эти места невысокая: 300 руб. Если сравнить с билетами на «Жизель» в Большой двумя днями раньше (9000 руб.), выходит, что одна «Жизель» стоит 20 концертов в КЗЧ? Нет, не стоит, скажу, я и на этом анализ экономики культуры завершу.
Норвежский пианист Лейф Ове Андснес, чье имя до появления его в абонементе №43 «Звезды европейского фортепьянного искусства» мне знакомо не было (что меня никак не украшает, поскольку Андсенс – мировая звезда), представил удивительную программу!
В первой части концерта звучали фортепьянные произведения Сибелиуса. Без перерывов были сыграны: три лирические пьесы по мотивам «Калевалы», потом две из пяти пьес цикла «Деревья»: «Берёза» и «Ель», затем три из «Пяти эскизов»: «Лесной пруд», «Песня в лесу», «Видения весной».
Первая пьеса частично ушла на то, чтобы всем настроиться, присмотреться к пианисту – стройному, длинноногому и длиннорукому светлому шатену с короткой щетиной в качестве бороды. А уже со второй и до конца концерта музыка держала зал в восторженной тишине! Надо сказать, что публика в этот вечер была просто изысканной: ни одного неуместного хлопка, минимум чиханий и покашливаний. Зал наполняло сопереживание!
Не буду полностью уподобляться сомелье, описывающему словами оттенки вкуса («… и вы на фоне ягодно-фруктовых тонов ощутите привкус старого кожаного ремешка…»), пытаясь словами же описывать музыку, но частично, всё-таки, уподоблюсь. Не выразить свое восхищение завораживающей музыкальной вязью фортепьянных пьес Сибелиуса не могу. Написанные в разные годы и в разной стилистике, будучи сыгранными вместе, так как это предложил Андсенс, они образуют достаточно крупную целостную форму. Вовлекая нас во вполне литературную, программную канву пьес по мотивам «Калевалы», предлагающих следить и сопереживать судьбе красавицы Кюллликки, похищенной Лемминкяйненом, мы легко оказываемся в мистическом, метафизическом мире оживших деревьев и уже полностью размягчённые вальсом «Ели», погружаемся в волшебное «Лесное озеро», растворяясь в пантеистическом мире природы.
Заключительные пьесы были написаны Яном Сибелиусом в 1929 году. После них Андсенс предложил публике, заранее заинтригованной такой программой, сочинение, написанное за 127 лет до этого: 18-ю сонату Бетховена. Казалось бы, мы должны испытывать необходимость переключения из мира музыки ХХ века в совсем иной мир начала века XIX. Но Бетховен зазвучал абсолютно жизнерадостно и задорно! Контраст между усложненно-изысканным языком Сибелиуса и ясной поступью Бетховена имел место, но гармония концерта этим не нарушалась.
Во втором отделении нам был вновь предложен «контраст»: сперва – Дебюсси, затем – Шопен. Снова в начале ускользающая, переливающаяся полутонами и перламутровыми оттенками магия томительных эмоций, а затем мощь и страсть открытых чувств.
Сначала прозвучала пьеса «Вечер в Гренаде», погрузившая слушателей в атмосферу танцевальной Испании. Потом были сыграны три этюда для фортепиано: «Октавы», «Хроматические последования», «Сложные арпеджио», которые иначе как фантастическими по своей красоте не назовешь.
Последовавший за ними Шопен был вполне логичен еще и потому, что весь цикл из 12 этюдов 1915 года Дебюсси посвятил Фредерику Шопену.
В заключительной, «шопеновской» части концерта прозвучали: Этюд ля-бемоль мажор из цикла «Три новых этюда», Экспромт ля-бемоль мажор, соч. 29, Ноктюрн фа мажор, соч. 15 № 1 и Баллада № 4 фа минор, соч. 52.
Сыграно было превосходно, с удивительным благородством и сдержанностью. Там, где даже у очень знаменитых пианистов возникает желание «выдавить слезу из публики» – как, например в ноктюрне вполне для рыданий слушателей предназначенном, – мужественный норвежский пианист «не пережимает» ни в одном месте, оставаясь академически точным, но выразительности и скрытой страстности при этом не теряет, одаривая нас удивительно точными цезурами, заставляя замирать сердце в томительном ожидании развития эмоционального ряда.

На бис был сыгран Этюд фа-минор, оп.25, No2 Фредерика Шопена. Несмотря на очевидный восторг публика проявила редкую сдержанность и не вытребовала у музыканта более ничего, хотя мне показалось, что Андсенс был бы готов откликнуться на более продолжительные аплодисменты.

Опубликовано здесь: http://belkin-sergey.livejournal.com/183818.html