Симфонии Караманова

**Rouslan Khazov** · 22.06.2007, 12:53

Диск с Симфониями №20 и 23(дир.В.Федосеев):

**Rouslan Khazov** · 22.06.2007, 13:01

Диск с Симфониями № 22 и 23(дир.В.Ашкенази):

**Ruscomp** · 22.06.2007, 13:20

Сообщение от Rouslan Khazov

Записи:
3я симфония(записана на диск),5я симфония(на руках),7я симфония(на руках у многих,выложил на форуме),11-14 симфонии(запись с премьеры 2006 года,готовится диск),симфонии №18 и 19(записи на руках,очень редкие),симфонии №20,22 и 23(записанны на диски).

Ещё есть записи Стабат Матер и Реквием(на дисках).
Ещё много любительских записей,в.т.ч. исполнение симфоний на ф-но(исполняет сам автор).

Неужели всё это у вас есть? (Вы мне так и не ответили...)

Всецело поддерживаю создание этой темы о симфониях Караманова!
Люблю 7-ю симфонию, сейчас с большим интересом вникаю в три симфонии из записанных из цикла "Бысть" (20-ю, 22-ю и 23-ю)
А где выйдет диск с "Совершишася"? В том качестве, в каком эти симфонии представлены на упомянутом Вами сайте, слушать их совершенно не представляется возможным...

Хочется надеятся что, когда-нибудь наконец всё-таки произойдёт ренесанс настоящей русской музыки второй половины 20 века... А музыка эта - не только Шнитке и Губайдулина...
На мой взгляд (и я уже неоднократно и очень подробно высказывался по этому поводу на форуме в разных темах), музыка Караманова во много раз профессиональнее, интереснее, самобытнее, глубже и, одним словом, просто ЛУЧШЕ музыки Шнитке!

Ну и думаю, скоро назреет необходимость открыть тут ещё две темы, одну, посвященную музыке Буцко и другую, посвященную музыке Чаргейшвили. Оба композитора вместе с Карамановым уже вполне смогут дать нам какое-то представление о том, что же на самом деле творилось в русской музыке второй половины ХХ века!
Кстати все они учились на одном курсе (Буцко, Караманов, Чаргейшвили и Шнитке). Ничего себе КУСР был, правда? Сейчас бы так...

Немного о 4-х однокурсниках:

Шнитке, по воспоминаниям некоторых, считался одним из самых слабых на курсе и выдвинулся во многом благодаря связям...

А вот первым во всех отношениях был на том курсе Чаргейшвили. Это признавали все: и тот же Караманов, в том числе, и Буцко, и Шнитке, а также Денисов, Губайдулина и многие музыковеды того поколения. Но он трагично окончил свой жизненный путь, ещё будучи молодым. Это был настоящий гений! Подтверждением тому служит его симфония, исполненная только 20 лет спустя после его смерти (выложу, когда придёт время).

О Караманове в этой теме много уже скзано, хотя, как сказать "много"... По сравнению с тем количеством слов и похвал, которые адресованы в разных темах Шнитке, это вообще ничто. А заслуживает музыка Алемдара гораздо большего уважения и внимания чем, на мой взгляд, музыка Шнитке... Впрочем не буду повторяться.

Буцко не менее масшатбный симфонист, чем Караманов. О нём стоит говорить отдельно. Тоже, думаю, время придёт для создания темы о его симфониях (хотя темы о Юрие Марковиче я уже пробовал создавать на этом форуме... Активность в них была приблизительно такая же как сейчас в этой...

) Хочется отметить, что теперь, после смерти Караманова, среди этих четырёх, Буцко единственный, кто ещё жив и пишет. Последний русский классик!!! Хочется пожелать ему как можно больше здоровья и душевных сил!!!

Ну и поскольку тема всё-таки о Караманове, хотелось бы начать говорить о его симфониях непосредственно... У кого какие впечатления от 7-й симфонии? (Чуть позже напишу свои...)

**Rouslan Khazov** · 22.06.2007, 13:39

Сообщение от Ruscomp

Неужели всё это у вас есть? (Вы мне так и не ответили...)

Всецело поддерживаю создание этой темы о симфониях Караманова!
Люблю 7-ю симфонию, сейчас с большим интересом вникаю в три симфонии из записанных из цикла "Бысть" (20-ю, 22-ю и 23-ю)
А где выйдет диск с "Совершишася"? В том качестве, в каком эти симфонии представлены на упомянутом Вами сайте, слушать их совершенно не представляется возможным...

Хочется надеятся что, когда-нибудь наконец всё-таки произойдёт ренесанс настоящей русской музыки второй половины 20 века... А музыка эта - не только Шнитке и Губайдулина...
На мой взгляд (и я уже неоднократно и очень подробно высказывался по этому поводу на форуме в разных темах), музыка Караманова во много раз профессиональнее, интереснее, самобытнее, глубже и, одним словом, просто ЛУЧШЕ музыки Шнитке!

Ну и думаю, скоро назреет необходимость открыть тут ещё две темы, одну, посвященную музыке Буцко и другую, посвященную музыке Чаргейшвили. Оба композитора вместе с Карамановым уже вполне смогут дать нам какое-то представление о том, что же на самом деле творилось в русской музыке второй половины ХХ века!
Кстати все они учились на одном курсе (Буцко, Караманов, Чаргейшвили и Шнитке). Ничего себе КУСР был, правда? Сейчас бы так...

Немного о 4-х однокурсниках:

Шнитке, по воспоминаниям некоторых, был одним из самых слабых на курсе и выдвинулся во многом благодаря связям...

А вот первым во всех отношениях был на том курсе Чаргейшвили. Это признавали все: и тот же Караманов, в том числе, и Буцко, и Шнитке, а также Денисов, Губайдулина и многие музыковеды того поколения. Но он трагично окончил свой жизненный путь, ещё будучи молодым. Это был настоящий гений! Подтверждением тому служит его симфония, исполненная только 20 лет спустя после его смерти (выложу, когда придёт время).

О Караманове в этой теме много уже скзано, хотя, как сказать "много"... По сравнению с тем количеством слов и похвал, которые адресованы в разных темах Шнитке, это вообще ничто. А заслуживает музыка Алемдара гораздо большего уважения и внимания чем, на мой взгляд, музыка Шнитке... Впрочем не буду повторяться.

Буцко не менее масшатбный симфонист, чем Караманов. О нём стоит говорить отдельно. Тоже, думаю, время придёт для создания темы о его симфониях (хотя темы о Юрие Марковиче я уже пробовал создавать на этом форуме... Активность в них была приблизительно такая же как сейчас в этой...

) Хочется отметить, что теперь, после смерти Караманова, среди этих четырёх, Буцко единственный, кто ещё жив и пишет. Последний русский классик!!! Хочется пожелать ему как можно больше здоровья и душевных сил!!!

Ну и поскольку тема всё-таки о Караманове, хотелось бы начать говорить о его симфониях непосредственно... У кого какие впечатления от 7-й симфонии? (Чуть позже напишу свои...)

Спасибо за ответ,Алексей!
Записи у меня те,которые и у Вас. Если бы были симфонии №5,18 и 19(есть записи(не у меня!),но они очень(очень!) редки),то давно бы выложил! 5я симфония(Драматория) есть у Димы,но он пока её выложить не может(Очень ждем,Дмитрий!

). Сейчас ищу симфонии №18 и 19,но пока ничего не могу раздобыть. Есть 4 фрагмента и все!

7я симфония("Лунное море") мне местами нравится даже больше,чем иные поздние симфонии. Одна из моих любимых симфоний. Ранние симфонии очень интересны,тут Его талант никто не оспорит! Караманов такое делал в столь раннем(да,раннем для такого жанра) возрасте!
Очень интересная 3я симфония. Тут есть и Корсаковские традиции, и Прокофьев с Шостаковичем, и будущий Шнитке, и джаз! Довольно левая музыка для студента 3го курса консерватории(1956 год).
Потом ещё напишу.

**Rouslan Khazov** · 22.06.2007, 18:36

В.АДАМЕНКО. АЛЕМДАР КАРАМАНОВ: ШТРИХИ
К НЕСУЩЕСТВУЮЩЕМУ ПОРТРЕТУ

«Пятидесятые–шестидесятые годы, я уверен в этом, необходимо будет со временем “открывать” так же, как сейчас “открывают” двадцатые–тридцатые годы. Смыслом поисков этих лет было “взыскание Града Неведомого”, или, употребив точное выражение покойного Отара Чаргейшвили, возвращение к религиозному типу сознания (О. Чаргейшвили — композитор, принадлежавший кругу, близкому Ю. Буцко, чья жизнь трагически оборвалась в результате самоубийства). Символом такого сознания был и остается Алемдар Караманов».
...Мы беседуем с Юрием Буцко, записанные слова принадлежат ему. Так он отвечает на вопрос, кто такой Алемдар Караманов. Когда-то вместе они начинали свой творческий путь в Московской консерватории. Теперь, через много лет, называя имена композиторов этого поколения, мы вспоминаем А. Шнитке, Э. Денисова, Н. Сидельникова, Р. Леденева и других, но почти никто не знает композитора Караманова. В чем причина? Почему его музыка не исполняется, и не пора ли дать возможность общественности познакомиться с еще одним «белым пятном» на нашей музыкальной карте, тем более что композитор этот — наш живой современник? Такие вопросы мы задали некоторым известным московским музыкантам, после чего представили их беседующими не только с корреспондентом, но и друг с другом (чего в действительности не было). Заочная «беседа» неожиданно столкнула контрастные мнения.

Итак, не пора ли узнать, кто же такой Караманов?
— Конечно, давно пора, — говорит главный редактор журнала «Советская музыка» Ю.С. Корев. . — В свое время мы прилагали много усилий, чтобы о нем написать. Но у Алемдара непростой характер, а перед отъездом из Москвы в 1965 году он был достаточно травмирован отсутствием необходимого внимания к себе и к своему творчеству, неустройством: отсутствием жилья, средств к существованию, возможности работать. Уехав из Москвы, он перестал принимать кого-либо. Все же, я думаю, четыре публикации о нем в прессе за двадцать пять лет — это не так уж плохо при нынешнем дефиците информации. Отсутствие достойной пропаганды совершенно очевидно по отношению ко многим явлениям. У нас вообще исполняется невероятно мало композиторов.
Корр.: Список сочинений Караманова предоставила нам сестра композитора, Севиль Сабитовна, которая живет в Москве. Надо сказать, он оказался еще более объемистым, чем тот, что был опубликован в журнале «Музыка в СССР» № 2 за 1984 год (тогда Карамановым заинтересовался директор музыкального издательства «Х. Сикорски» Ю. Кехель, которому мы и обязаны той публикацией). Речь идет о трех фортепианных, двух скрипичных концертах, Stabat Mater, Реквиеме, двадцати четырех (!) симфониях, среди которых выделяется шестичастный цикл «Поэма Победы» с общим временем звучания сто восемьдесят минут... Уже по этим названиям можно представить себе масштаб скрытого от нас явления. Редакция «РМГ» получила возможность прослушать несколько сочинений из огромного списка (опять же благодаря любезности Севиль Сабитовны, предоставившей нам свою домашнюю фонотеку). Оказалось, что за четверть века в Москве состоялось всего лишь четыре концерта из произведений Караманова. Огромная доля написанного продолжает дожидаться своего часа.
А. В. Григорьева, музыковед: Судьба, безусловно, неестественная. В те годы, когда его музыка могла звучать, но не звучала, Караманов выступал как провозвестник нового будущего — поставангардного мышления: его «космологические» симфонии вроде бы написаны обыкновенным языком, но их воздействующая сила проявляется помимо чисто музыкальной стороны. Этот художник обладает неким Опытом. В его религии много пантеизма, космичности.
Корр.: Нам рассказывали, что Караманов сочиняет не за письменным столом: он уходит за несколько километров от города, на простор, на вольный воздух, поднимается на гору... В давнем интервью с ним Марина Рахманова писала, что он любит наблюдать звездное небо в обсерватории в Крыму, где он живет... В этом есть что-то напоминающее «Гармонию мира» Кеплера, Хиндемита с его «кеплеровскими» идеями...
С.И. Савенко, музыковед : Его симфонии оставляют впечатление позднеромантических поэм. Это та традиционность, которая пришла в музыку после авангарда, и, пожалуй, у Караманова — у одного из первых. Другое дело, что тогда этого никто не мог услышать, поскольку музыка просто не исполнялась.
А.В.Григорьева: Одна из причин затруднений с исполнением — огромные составы оркестра карамановских симфоний. Это циклопические размеры: по масштабности сравнимо с музыкой Рихарда Штрауса, может быть даже превосходит ее. С исполнителями же, как известно, у нас вообще большая проблема. Честь и хвала В.И. Федосееву, который осилил исполнение двух симфоний, и сделал это очень музыкально. По этим симфониям можно судить, что, действительно, наш «неоромантизм» появился у Караманова раньше, чем у других — раньше, например, чем в «Поэтории» Щедрина. А Драматория Караманова написана раньше, чем «Патетическая оратория» Свиридова и отчасти предвосхитила ее — опять-таки, фактом написания, но не исполнения.
Ю. Корев: Если сейчас все сочинения Караманова будут исполнены, может оказаться, что он закрепляет достигнутое в советской музыке, но может оказаться и другое: что его сочинения — это безнадежно устаревшие мамонты. Я не знаю, как это будет сейчас восприниматься, для этого нужно все-таки исполнить достаточно большой ряд сочинений. Честно признаюсь, в ранних сочинениях Караманова меня поразила какая-то эклектическая размазня, банальный романтизм. Это заставило задуматься о наличии внутреннего стержня. Однако сделаем скидку на молодость. В семнадцать–восемнадцать лет редко кто находит основы цельного стиля. Дипломное сочинение — Драматория — произвело очень хорошее впечатление. С ее названием «Владимир Ильич Ленин», она воспринималась тогда совершенно не конъюнктурно: до 1957 года, когда она была закончена, в советской музыке еще не существовало ленинской линии. Именно тогда появились «Песня о Ленине» Холминова и драматория Караманова... Но не думаю, что это предвосхищало ораторию Свиридова. У Георгия Васильевича произведения обычно долго «вылеживаются», и если предвосхищение было, то чисто хронологическое. Все же боюсь, что «белое пятно» Караманова — это несостоявшееся белое пятно. Если эту музыку теперь исполнить, мы рискуем обнаружить, что путь уже пройден другими, что эстетика композитора, с одной стороны, как бы следует «эстетике киномузыки» Гавриила Попова, а с другой стороны, она не опирается на фундамент какой-либо одной национальной культуры, и в ней отсутствует единый стилистический стержень. Однако я вполне допускаю, что мои опасения окажутся напрасными, а оценки — ошибочными, если — опять-таки — мы получим возможность услышать основные произведения, «проверить» их современностью.
Корр: Драматория «Владимир Ильич Ленин» дожидалась своего исполнения двадцать два года (1957–1979)! Я уже не говорю о том, что у такого плодовитого художника не было за все время ни одного авторского концерта в Москве. Только в последние месяцы нашлись энтузиасты, решившие своими силами добиться этого. Я имею в виду профессора В. Горностаеву, которая готовит со своими учениками два фортепианных концерта Караманова, чтобы сыграть их в рамках классного вечера. По предварительным данным, концерт состоится второго ноября сего года в Малом зале консерватории. Он будет посвящен 55-летию со дня рождения композитора, и в нем примут участие пианисты Алексей Ботвинов и Сергей Балаян.
Ю. Буцко: Только после того, как музыка Караманова станет фактом сознания слушателя, ее можно будет критически разбирать и оценивать. Пока она не звучит — критиковать рано (а потом может оказаться поздно!). Мне очевидно одно: это особенный композиторский талант, оригинальный и не подражающий ни одному направлению из тех, которые складываются вокруг него. Человек такой потенции мог сочинить десять опер! Но ему не дали раскрыть и осуществить себя в полной мере. Его потенции не были должным образом замечены, оценены, взяты под защиту...
Корр: Началом знакомства с Карамановым стало для меня телевизионное интервью с А. Шнитке, где тот очень высоко отзывался о своем бывшем однокурснике, который еще тогда, на консерваторской скамье, «дурака валяя», талантливо и легко делал то, над чем приходилось биться остальным. «Если бы в Союзе композиторов отнеслись к нему по-другому, может быть, он и не жил бы сейчас в Симферополе», — эта фраза авторитетного мастера подвигла меня на самостоятельное решение встретиться с Карамановым у него дома в Симферополе и взять интервью для «РМГ». Несколькими месяцами позже туда направился корреспондент «Огонька». Будем считать, что после этих встреч информации о Караманове немного прибавится. Пока что я попытаюсь вкратце изложить его биографию и рассказать о некоторых сочинениях.
Алемдар Сабитович родился в 1934 году в Симферополе. Его отец был турок, мать — русская...
Ю. Корев: ...Это, кстати, не было вполне очевидно тем людям, которые, возможно, способствовали негативной ситуации вокруг Караманова в известные времена, путая его с крымским татарином...
Корр.: ...он с ранних лет обнаружил большие способности к музыке, абсолютный и редкий по качеству слух. Закончив симферопольское музучилище, поступил в Московскую консерваторию, поразив экзаменатора собственной оригинальной транскрипцией симфонии Бетховена, умением передать на рояле краски оркестровой фактуры. Время учебы — с 1953 по 1958 год — совпало с «запретом» на музыку Прокофьева и Шостаковича. «Чтобы взять в библиотеке партитуру Шостаковича, — рассказывает композитор, — надо было получить специальное разрешение ректора...» Как пианист он учился у В. Натансона, как композитор — у С. Богатырева. В аспирантуре «официальным» педагогом Караманова был Д. Кабалевский, однако они не нашли общего языка, и Алемдар ходил на занятия в класс Т. Хренникова, который с тех пор морально поддерживал его и оказывал разностороннюю помощь: ходатайствовал о покупке его симфоний Министерством культуры, содействовал исполнению симфоний.
Вспоминают, что Караманов-пианист также был ярко одарен. Концертировал, играя свои концерты. (Нам удалось послушать запись исполнения им транскрипций своих симфоний.)
Из консерваторских учителей он с благодарностью вспоминает В. Бобровского, М. Чулаки, С. Богатырева, С. Баласаняна. «Безмерную ценность», по его словам, составляло общение с Д. Рогаль-Левицким, знатоком инструментовки. И тогдашний ректор А.В. Свешников также оказал влияние в смысле строгости хорового письма. Караманов учился на одном курсе с А. Немтиным, в будущем известным своей работой по восстановлению «Предварительного действа» Скрябина. Традиции Скрябина, как и всей позднеромантической русской школы, имели для Караманова особое значение. Он считает себя продолжателем линии проблемного симфонизма, идущего еще от Бетховена, в России — через Чайковского, Рахманинова, Скрябина, позже Прокофьева и Шостаковича, на Западе — Малера...
Ю. Корев: Без настоящего знакомства с его музыкой это признание, право же, может быть отнесено на счет какой-то провинциальной гигантомании... Но то, что я слышал, я действительно связал бы с традициями Малера, а также Брукнера и Сибелиуса. Я говорю не о ранних романтических вещах, а о более зрелых, где осталось лучшее — эмоциональная открытость, непосредственность образов... Что касается русской классики, то сейчас очевидно, что эти традиции живы, — например, у Г. В. Свиридова, А. Головина...
Корр.: Но вернемся к Караманову. Его еще студентом пригласил маститый режиссер М. Ромм для работы над фильмом «Обыкновенный фашизм». И позже Караманов писал киномузыку — для пятнадцатисерийной ленты «Стратегия победы» (1985).
В начале шестидесятых годов, во время учебы в аспирантуре, началось увлечение авангардом. Рассказывают, что своими авангардными сочинениями Караманов привлек внимание приехавшего в Москву Луиджи Ноно. В это время написан цикл «Пятнадцать концертных фуг», который музыканты-«авангардисты» и по сей день вспоминают как льющий воду на их мельницу. Однако довольно скоро Караманов отошел от авангарда. «В моих зрелых сочинениях, — рассказывает он, — нет ни одного аккорда, который нельзя было бы проанализировать с точки зрения классической гармонии... Но в свое время я отдал день “шенбергианству”».
Сегодня «Пятнадцать фуг» — наиболее доступный способ познакомиться с музыкой Караманова, поскольку это одна из двух его работ, изданных за все время в Москве. Второе произведение, удостоенное такой чести, — партитура симфонии «Возрожденный из пепла», вышедшая тиражом всего двести двадцать экземпляров, по случаю празднования сорокалетия Победы. И это — все, если не считать «Симфониетту», изданную «Музичной Украiной»...
С 1965 года Караманов живет в Симферополе. Уединение позволило ему целиком сосредоточиться на творчестве, не растрачивая сил на суету. Минимум средств, поступающий от продажи партитур закупочной комиссии Министерства культуры (где они и «похоронены»), достаточен для очень скромного существования музыканта и его семьи. Однако едва ли можно думать, что атмосфера провинциального промышленного города, где нет симфонического оркестра и необходимой культурной среды, поощрительно действует на художника...
Ю. Корев: Он жил оторванно от событий, развивался в вакууме, и приходил к своим открытиям совершенно изнутри... Он вообще принадлежит к тем, кто «вне мира сего». Иллюзорное явление... Повредить или помешать ему, я думаю, было очень нелегко.
Ю. Буцко: Однажды он что-то играл на рояле. Я спросил: «Что ты играешь?» — «Оперу». — «Что за сюжет, на какой текст?» — «Потом сочиню». В нем расходятся реальное и идеальное...
Корр.: Действительно, некоторые музыканты, подписывают слова после того, как сочинена музыка, как бы «задним числом». Так, например, часто делал Глинка. Но на мой вопрос об опере Алемдар Сабитович сказал: «Я не записал ее — оперу, которая осталась во мне... Я не могу писать в стол, когда не звучит моя музыка».
Все же испытать радость от успеха своих сочинений несколько раз ему довелось, хотя все эти «розы» можно пересчитать по пальцам. Одно из таких исполнений — симфонии «Возрожденный из пепла» в 1982 году — по воспоминаниям присутствовавших, завершилось бурными овациями зала. Однако в прессе не появилось ни строчки об этом концерте. Не думаю, что композитор сам должен заниматься «пробиванием» своих произведений в разных инстанциях. Караманову это никогда не было свойственно. Исполнения подобных функций естественней было бы ждать от Союза композиторов, Центра музыкальной информации и пропаганды, секретариата... Но лишь однажды, на одном из композиторских съездов, с горем пополам была сыграна «Весенняя увертюра». И ни на одном пленуме музыке Караманова не нашлось места …
Для Крымского музыкально-драматического театра Караманов написал музыку к спектаклю «Блистающий мир» по А. Грину и мюзикл «Фонтан любви» по поэме А.С. Пушкина «Бахчисарайский фонтан» (в 1982 году состоялась премьера его в Киеве). Оба сочинения несут в себе ярко выраженное гуманистическое начало, они написаны щедрым языком, мелодичны и доступны самой демократической аудитории. «Светозарность», идея победы света над тьмой (в музыкальной системе это соответствует тому, что он называет «поглощением минора») свойственна и более серьезным сочинениям, таким, например, как симфония № 11 «Совершишася». Написанная на тексты Евангелия, она представляет собой, по сути дела, «Страсти». Как и во многих других произведениях, здесь проявляется характерное для композитора единство «светского» и «духовного»: в его мире все духовно, все человечно (и в этом смысле — «светско»). Не случайно Алемдар Сабитович привел в связи с замыслом этой симфонии высказывание Мусоргского: «Художник верит в будущее, ибо живет в нем».
Наряду с симфониями на евангельские темы, Караманов сочиняет, казалось бы, совершенно противоположную по программе симфонию «Америка», посвященную двухсотлетию образования этой страны (1975). Однако на глубинном уровне и здесь он продолжает тему своих евангельских симфоний. Благое чудо — воскресение Христа — сравнимо с чудом рождения целой страны. Разумеется, искать какие бы то ни было конъюнктурные моменты в «Америке» просто смешно! Начать с того, что год написания симфонии совпал с пиком «холодной войны» между нашими странами! Скорее можно говорить об «иглоукалывании миру» посредством искусства (мы используем выражение музыканта-миротворца из США Михи Погачника, о котором «РМГ» рассказала в февральском номере.)
А.В. Григорьева: Караманова никуда не «повернешь» по конъюнктуре. Изломы нашей истории мало сочетаются с его бескомпромиссностью. Она могла многим не нравиться и многих не устраивать. Надо принимать во внимание и резко индивидуальную его психику, и сложный характер...
Корр.: Хочется говорить по существу его музыки, рассматривать чисто художественные ее достоинства, но получается так, что мы вынуждены то и дело возвращаться к причинам «заговора молчания» вокруг Караманова. Вряд ли сегодня стоит строить сомнительные версии о том, кто и почему мешал Караманову и по каким соображениям препятствовал популяризации его творчества. Слишком многие обстоятельства сплелись здесь в плотный и тугой комок. Но не «крик души» или «горечь обиды» остались в памяти после нашей встречи в Симферополе — мне показалось, ему вообще чужды все эти суетные и мелки «страстишки», ложный пафос или личина великомученика. Он сам никогда ничего не требовал и не хлопотал, чтобы добиться каких-то знаков внимания к себе. И сегодня, переживая свою оторванность и выключенность из общехудожественной жизни, он не пойдет просить. Такой уж это человек. Но не гордыня движет им.
Музыка Караманова наверняка вызовет самые разные оценки и мнения. Это естественно. Но прежде всего нужно исполнить ее. И услышать...

«Российская музыкальная газета». 1989 № 7 – 8.

**Rouslan Khazov** · 22.06.2007, 18:39

C.БАЛАСАНЯН. МУЗЫКА МАСШТАБНАЯ, ЯРКАЯ
В тот вечер, восемнадцатого января, с чувством некоторого волнения я шел в Большой зал консерватории. В программе — сочинения композиторов двух поколений: Анатолия Николаевича Александрова и Алемдара Караманова.
В первом отделении прозвучал Концерт-симфония для фортепиано с оркестром А.Н. Александрова (В. Бунин и Симфонический оркестр кинематографии, дирижер К. Кримец). Музыка эта, созданная восьмидесятипятилетним композитором, оставляет впечатление замечательной активности духа, запала, темперамента, сохраненных музыкантом на протяжении всей жизни. В. Бунин — вдумчивый, подлинно интеллигентный интерпретатор — сумел воссоздать все эти великолепные качества музыки. Вышедший затем на приветствия публики автор был подтянут, бодр, что доставило собравшимся подлинную радость. И было отрадно, что вслед за Концертом-симфонией состоялась премьера произведения, написанного в лучших традициях нашей музыки. Имею в виду драматорию Алемдара Караманова «Владимир Ильич Ленин» (по поэме В. Маяковского).
Быть может, я был одним из первых, кому в 1957 году тогдашний студент четвертого курса Караманов показывал свое новое сочинение. В ту пору почитатели его таланта просили Николая Петровича Чаплыгина, работавшего главным редактором музыкального вещания, помочь исполнению этого необычного произведения. Но его масштабность, объемность, непривычность состава (оно написано для чтеца, солистов, хора и оркестра) создавали большие трудности для исполнения. К сожалению, в те годы музыка так и не прозвучала, но память моя и теперь, спустя двадцать с лишним лет, хранит очень сильное впечатление от прослушивания Драматории в авторской интерпретации на рояле: ясно было, что перед нами яркое, самобытное дарование.

Караманов всегда много и активно работал. В пятидесятых годах в концертах звучали «Майская сюита», Первый фортепианный концерт. И в этих работах снова и снова являлся нам большой, своеобразный художник со своей четкой творческой позицией.
И вот премьера Драматории Караманова в БЗК. Она подтвердила давнее впечатление: это сочинение чрезвычайно масштабное, мощное, с широким симфоническим дыханием, с ясным тематическим началом. Поразительно: двадцатидвухлетний студент рискнул взяться за одно из самых сложных и ярких поэтических творений нашего века — и сумел найти форму и выстроить драматургию, в целом убедительно воплотившие идейный замысел, пафос замечательной поэмы Маяковского. Редко встречались студенты четвертого курса, которые обладали бы такой творческой смелостью, такой уверенностью в своих силах, такой художнической зрелостью. Создав сочинение могучего гражданского звучания, Караманов заявил о себе и как композитор-гражданин. Автор удивительно точно определил жанр произведения: драматория. Действительно, драматизм, напряженный, пульсирующий, приковывая слушателей с первых же тактов, чрезвычайно явственно выявляется в партиях чтеца, хора, солистов. И само обращение к чтению — откуда это? Вспоминаются декламационные эпизоды у Дебюсси, Онеггера, Мийо, Орфа, Пуччини. Но думается, что Караманов в то время этих образцов не знал, чтец в его Драматории (на протяжении всего произведения) — это интуитивное прозрение. И вместе с тем по нынешнему прослушиванию и анализу партитуры видно, что работа над литературным источником проведена тщательная. Это относится и к купюрам, и к некоторым перестановкам в тексте. Продуманы и выстроены диалоги чтеца с солистами, с хором (с ним он порой контрапунктирует – и очень выразительно); весьма точно и тонко соотнесены текст — с музыкальным тематизмом, чтец — с оркестром. Все это осуществлено творчески ярко и изобретательно.
Много интересного и необычного в музыке Драматории. Великолепна «Малая увертюра» в третьей части, построенная на темах революционных песен (Маяковский, кстати, тоже цитирует их в поэме); в коду неожиданно и смело включена тема «Интернационала» — в традиционном B - dur . Партитура в целом ясная, простая, мудро и экономно «решены» партии солистов, хора и оркестра. Мне в высшей степени импонирует язык автора — яркий, образный. В этом смысле Драматория следует лучшим традициям отечественной и зарубежной классики. Перед нами броский, мощного звучания плакат — развернутая музыкальная публицистика, вышедшая из-под пера, не побоюсь сказать, молодого музыкального «горлана, главаря».
Драматория задумана не только как концертное произведение, но и как театральное, зрелищное музыкальное действо, и с этой точки зрения оно должно бы было привлечь внимание телевидения, концертных организаций, исполняться на открытых площадях, при стечении широчайшей публики. Нельзя не увидеть здесь благотворное и вдохновляющее влияние опыта в области кантатно-ораториального жанра таких мастеров, как Мясковский («Киров с нами»), Прокофьев («Кантата к 20-летию Октября»), Шебалин («Ленин»), Шостакович («Песнь о лесах»).
Высоко оценивая замечательные достоинства Драматории Караманова, мы не можем не считаться с тем, что она была написана свыше двадцати лет тому назад, студентом консерватории. Думается, и сам автор, прослушав в наши дни свою музыку, легко обнаружит ее просчеты. Полагаю, что партитуре пошло бы на пользу некоторое сокращение ее. Поскольку автор в свое время позволил себе сократить поэму Маяковского, он мог бы — без ущерба для музыкальной драматургии — довести продолжительность сочинения до сорока пяти–пятидесяти минут, сделав его более компактным, доступным для слушательского восприятия. Но, разумеется, Драматория может и должна звучать и в этой редакции.
Несколько слов об исполнителях. Надо отдать должное Симфоническому оркестру кинематографии, Московскому государственному хору и солистам (П. Глубокому, Ю. Ельникову), с увлечением интерпретировавшим сложное сочинение.
Безусловно, украсило премьеру участие в ней Евгения Евтушенко в роли чтеца. Чтение его было артистично, темпераментно, очень поэтично доносил он до слушателя прекрасный стих Маяковского.
Как же прозвучала Драматория в целом? К огромному сожалению, великолепный Большой зал консерватории не располагает первоклассной аппаратурой (какая есть в лучших концертных залах мира), из-за чего не удалось полностью сбалансировать звучание оркестра, хора, чтеца, что столь важно при воссоздании такой многопластовой, крупной партитуры. Особенно это было заметно в туттийных эпизодах, где из-за технических неполадок голос чтеца попросту терялся — и вместе с ним терялся авторский замысел...
Конечно, я был рад услышать музыку Алемдара Караманова. И все же премьера Драматории навела на некоторые грустные размышления. Почему мы все — Союз композиторов, Всесоюзное бюро пропаганды, концертные организации бываем так равнодушны к незаурядным произведениям наших коллег? Как могло случиться, что такое сочинение, как драматория «Владимир Ильич Ленин», пролежало столько лет в «портфеле» автора? А ведь за годы, прошедшие со времени ее создания, композитором написано огромное число других сочинений высоких художественных достоинств, которые тоже могли бы украсить нашу концертную жизнь! <…>

«Советская музыка», 1979 № 6

**Rouslan Khazov** · 22.06.2007, 18:46

Norman Lebrecht: "UNKNOWN - BUT NOT FOR LONG..."

(Monday 2 October 1995, "The Daily Telegraph", London)

The foremost living Russian composer is, by common consent, Alfred Schnittke. Ask Schnittke, and he will tell you that the outstanding Russian composer of our day is Alemdar Karamanov. Who's Karamanov? A composer unlisted in reference works, unheard on the radio, unrecorded on disk. He is as near to being a non-person as any musician can possibly be in the Internet era.

Not, however, for much longer. Within the next year, three major labels will record Karamanov syphonies, each believing it has cornered the next Gorecki. Schnittke, in a forthcoming biography, will restate his startling conviction that "Karamanov's gift as a composer is no less significant than of Messiaen or Ligeti." And the music will speak for itself- strong, spiritual, pungently original. The first British performance of any of Karamanov,s orchestral works is being played tomorrow in the off-centre setting of Central Hall, wesminster.

Karamanov, now 61, was silenced in the Soviet Union because he proclaimed the supremacy of God in a voice so compelling that even Politburo members took note. He remains in limbo in Yeltsin's Russia because his message is still unpalatable. "Russia is being commercialised,' he grubbies in a deep, emotonless voice, "and my music does not fit in."

A misfit from boyhood, Karamanov almost starved after his Turkish-born father was purged by Stalin in 1937 as head of the Crimean regional government. Under Germsn occupation, he harrowly escaped being shot for stealing apples. A Wehrmacht officer, billeted in the Karamanov's home, brought him music paper and put him on the radio at seven years old to make his debut as pianist and composer. When the Germans retreated they tried to take the Wunderkind back for a Berlin education, but he mother resisted. When the Red Aemy returned, his father was exiled to Central Asia as Stalin cleansed the Crimea of non-Russians.

The shabby orphan from Simferopol drew sniffs from professors at the Moskow Conservatoire- until he played them Beethoven's Fifth Symphony on the piano without ever having seen a score. The morning after the premiere of Shostacovich's Tenth Symphony, he repeated the work note-perfect from memory. Shostacovich, who attended college concerts of Karamanov's music, described him in a article as " one of the most original and unique composers of our time".

Karamanov was then writting what he calls "avant-garde music", reflective atonalities influenced by Western trends and anathema to doctrines of socialism realism. He formed a philosophical friendship with Schnittke, who convinced him of his duty to compose.

On January 7, 1965, Karamanov was walking down Gorky Street when he heard a trumpet sound from the top of telegraph building and saw a vision of his Saviour. " It was as if I had returned home," he says. "From that moment, Christianity, my music and myself became one."

He wrote a cycle of four symphonies based on the gosples, and another six with such titles as He Who Loves Us, Let It Be and I am Jesus - provacatively unperformable stuff an atheist state. "I always heard the music in myself," he says. "I didn't squeeze it out from my fingers like accountacy books. I don't play depraved political games, smile at mediocrity, or touch the dirty hands of dirty musical businessmaen."

In the early 1980s, anticipating political changes, his teasher Tikhon Hrennikov got the radio conductor Vladimir Fedoseev to prepare an audition tape of two Karamanov's symphonies for the composer's Union. To the composer,s mortification, the playback was sabotaged by party engineers.

Listening to Fedoseev's semisamizdat tape of Blessed Are the dead, Karamanov's 2, one quickly discerns the reasons for Soviet alarm and Schnittke's praise. Karamanov has a knack of devising sugarsweet Tchaikovsky melodies that decompose seditiously into the chaos of modernity, before finding comforting resolution in a simple, quasi-minimalist affirmation of devout tonality.

Schnittke was hailed as a pioneer when he deconstructed musical sequences in this fashion a decade later in such 1980s scores as Kein Sommernachistraum.Gorecki made his breaktrough with prayerful music of a kind that the unknown Karamanov had apparently been writting for two decades.

A fornight ago, a performance of the 23rd Symphony by Vlsdimir Ashkenazy and the Deutshces Sinfonie was ovated in Berlin and is deing recorded by Decca. Sony have booked Winchester Cathedral next May to capture the 20th Syphony and Stabat Mater, and Naxon are planning to release a recent Moscow performance of the Seventh Symphony. Recognition is beginning to dawn. Asked if he is composing at the moment, Karamanov nods, but adds: "I don't write anything down. I believe I am now composing my greatest works."