Интервью Евгения Кисина Наталье Зимяниной: "По следам Grand Piano - с Евгением Кисиным" (30.06.2016)
Денис Мацуев сказал: «Я не знаю ни одного человека, который бы обошелся без конкурса в своей карьере», – но одного можно вспомнить сразу. Это Евгений Кисин, один из самых выдающихся вундеркиндов ХХ века, теперь уже солидный музыкант, занимает собственное прочное место на олимпе мировой культуры. Ему и адресованы вопросы.
– Евгений Игоревич, как вы относитесь к конкурсам?
– Никак: сам никогда не участвовал в конкурсах и, следовательно, не могу судить.
– Слышали ли вы по Medici выступления участников Grand Piano Competition?
– Я слышал некоторые выступления, и они произвели на меня очень сильное впечатление. Мне очень понравился Сандро Небиеридзе в рахманиновской Рапсодии на тему Паганини, произвел впечатление Ляо Тинхун в первой части шумановского концерта, а Шио Окуи в Первом скерцо Шопена и II и III частях Концерта Грига меня просто поразила: в таком возрасте так понимать и чувствовать музыку и так владеть инструментом!
– Почему вы всегда отказываетесь работать в жюри?
– Не думаю, что смог бы принести какую-то особую пользу в качестве члена жюри. Есть много компетентных людей, которые прекрасно справляются с этой работой, а я предпочитаю тратить время на игру на рояле.
– Как вам самому удалось безо всяких конкурсов войти в мировую элиту?
– Наверное, просто потому, что я хорошо играл и люди хотели меня слушать.
– Насколько, на ваш взгляд, совершенна наша система обучения?
– Не знаю, ведь я уже давно не живу в России и потому не знаю, какая сейчас там система обучения.
– А вас когда-нибудь заставляли заниматься?
– Только что спросил об этом у своей мамы. «Конечно, а как же! – ответила она. – Ты ленился... Но что значит «заставляла»? Не насильно, как всех детей».
– Можно ли сказать, что углубленные занятия музыкой ущемили какие-либо ваши другие потенциальные интересы? Что вы меньше ходили в кино, театр, мало читали, не занимались спортом?
– Нет, никоим образом не ущемили. Конечно, я не мог играть в волейбол, но это меня никогда и не интересовало, и все в моей жизни прекрасно сочеталось.
– Сравнимо ли волнение выходящего на сцену ребенка и уже маститого артиста?
– Для меня несравнимы, потому что с годами, с приобретением опыта многое менялось, и я научился справляться с волнением.
– Вы помните ваш первый выход на сцену?
– Не помню, как это было. Помню, что это был школьный концерт, я играл до-мажорные Вариации Гайдна и потом спросил, какую отметку мне поставили: не понял разницы между зачетом и концертом.
– А когда вы впервые сыграли с оркестром?
– В 4-м классе. Кстати: то был мини-конкурс. Дело в том, что когда я заканчивал 3-й класс, руководитель оркестра младших классов нашей школы Борис Иосифович Капров сказал моей учительнице Анне Павловне Кантор, что в начале следующего учебного года в школе пройдет конкурс на лучшее исполнение I части ре-минорного Концерта Баха, победитель сыграет ее в Большом зале Гнесинского института, и предложил, чтобы я принял в нем участие. Анна Павловна задала мне на лето баховский концерт, я его выучил и сыграл в начале сентября Анне Павловне, но она к тому времени забыла о конкурсе и сказала: «Хорошо, пока отложи это, мы займемся другими вещами». А некоторое время спустя Борис Иосифович спросил у нее: «Почему Женя не приходит на репетиции? Все ребята уже давно репетируют с оркестром». Этот разговор состоялся в субботу, а конкурс был назначен на среду следующей недели, поэтому Анна Павловна сразу же позвонила моей маме, объяснила ситуацию и сказала, чтобы я срочно повторил I часть концерта. В среду я пришел в школу заранее, поскольку Борис Иосифович сказал, что, так как я еще ни разу не репетировал с оркестром, перед началом конкурса мы должны хоть раз сыграть вместе. Как нужно играть с оркестром, я понятия не имел, поэтому не обращал на Бориса Иосифовича и ребят никакого внимания, и у нас, естественно, все было не вместе. В это время зашел в зал директор нашей школы Зиновий Исаакович Финкельштейн и, услышав наш, с позволения сказать, «ансамбль», сказал: «Ну он еще маленький». Борис Иосифович, однако, в меня верил и попросил: «Пускай сыграет, это ведь всего лишь школьный конкурс».
Началась жеребьевка – я вытаскиваю первый номер. Анна Павловна поняла, что это не годится, потому что мне нужно послушать, как играют другие. Тогда она попросила девочку-старшеклассницу, которой достался последний номер, поменяться со мной, и та охотно согласилась, так как была рада поскорее отыграть. И вот идет конкурс, все играют, мы с Анной Павловной сидим рядом с открытыми нотами, слушаем, Анна Павловна указывает мне на недочеты в игре других ребят, объясняет, на что надо обратить внимание, как нужно играть с оркестром... Наконец подходит моя очередь, я играю – и мне единодушно присуждают первое место! Вот так я впервые в жизни сыграл с оркестром.
– Как вы думаете, надо ли настраивать одаренного ребенка на борьбу, на победы, дающие определенный статус?
– Не знаю, я не специалист, и не мне судить, что нужно и чего не нужно ребенку. Меня никогда никто на такое не настраивал.
– Переадресовываю вам вопрос из «Фейсбука»: должен ли музыкант заниматься каждый день?
– Опять же не могу говорить за всех. У меня бывают дни, когда я не занимаюсь: например, во время гастролей на следующие дни после концертов (я в эти дни переезжаю из одного города в другой).
– Что бы вы, оборачиваясь назад, скорректировали в своей жизни? Вы о чем-нибудь жалеете?
– Да, безусловно, но что именно скорректировал бы и о чем жалею – это уйдет со мной в могилу.
– Знаю вас как человека большой скромности и благородства… Ваши художественные достижения неоспоримы. Как вы боретесь с манией величия?
– Спасибо за добрые слова. У меня мании величия, слава богу, никогда не было, поэтому и бороться с ней не приходилось и не приходится. Вообще мне кажется странным, как может появиться мания такого рода у музыканта-исполнителя: ведь мы постоянно, каждодневно соприкасаемся с Большой Музыкой, уровня которой нам никогда не достичь.
– Что вы скажете о невероятной экспансии восточных музыкантов в классической музыке?
– Думаю, это одно из подтверждений универсальности нашего искусства
– Какие ваши собственные записи у вас самые любимые? Другими словами, что наиболее удалось, на ваш слух?
– Токката, Адажио и Фуга и Чакона Баха – Бузони, 24-й и 27-й концерты Моцарта, ля-минорная и си-бемоль-мажорная сонаты Шуберта, многие записи шопеновских произведений, Первая соната и «Карнавал» Шумана, вторая запись шумановского Концерта (с Лондонским симфоническим оркестром под управлением Колина Дэвиса), пять трансцендентных этюдов Листа, Концерт Грига, Первый концерт Чайковского с Караяном, Третий концерт Рахманинова, Второй и Третий концерты Прокофьева с лондонским оркестром «Филармония» под управлением Владимира Ашкенази... Это все – первое, что пришло мне в голову по памяти.
– Кто для вас по-прежнему ориентир в пианистическом искусстве?
– У меня ориентиров очень много, все зависит от конкретного репертуара. Могу назвать несколько своих самых любимых записей: ля-минорное Рондо Моцарта в исполнении Шнабеля, бетховенский «Хаммерклавир» в исполнении Гилельса (живая запись с концерта в БЗК в 1985 году), шумановская «Крейслериана» в исполнении Аргерих, Первый концерт, Третья соната Брамса и его Вариации на тему Паганини в исполнении Катчена, «Скарбо» Равеля в исполнении Франсуа (ранняя запись)...
– Какие новые имена пианистов вы назвали бы в качестве рекомендованных к прослушиванию?
– Аими Кобаяши.
– Но сами-то вы кого стараетесь не пропускать?
– Я много езжу, поэтому для меня так вопрос не стоит: «не пропускать», увы, не получается...
– Каковы ваши планы до конца года?
– На ближайшие шесть месяцев беру отпуск. В декабре сначала сыграю в Лугано и Локарно Третий концерт Бетховена с Луганским оркестром под управлением Владимира Ашкенази, потом дам сольные концерты в Цюрихе, Амстердаме, Риме и Тель-Авиве, а после этого сыграю в Тель-Авиве Второй концерт Рахманинова с Израильским филармоническим оркестром под управлением Зубина Меты.
– Когда собираетесь с концертами в Россию?
– 8 сентября будущего года у меня сольный концерт в Москве, в БЗК. В декабре будущего года я сыграю два концерта в Петербурге: 14-го – Второй концерт Рахманинова с Санкт-Петербургским филармоническим под управлением Темирканова, 18-го – сольный концерт.
– Большое Вам спасибо за искренние ответы и интересные подробности.
(источник - музыкально-информационная газета «Играем с начала. Da capo al fine» здесь
Кисин - живой яркий пример ,подтверждающий тот факт, что конкурсы в музыке (и в искусстве вообще) - вещь совершенно ненужная. и ко всему прочему извращающая сами принципы искусства.
а вот разные фестивали с участием молодых исполнителей - очень нужны...
Спасибо, дорогой Читатель за интересную тему. Продолжу её. Корреспрнлент: Каково было ваше самое первое воспоминание?
Евгений Кисин
– У меня было два воспоминания. Одно – когда мне было три с половиной года. Мы с папой сидели во дворе на качелях. Папа спрашивал, сколько лет мне, сколько лет папе, сколько лет маме, сколько лет сестричке Аллочке. Так я узнал, что мне три с половиной года. Второе воспоминание относится приблизительно к тому же периоду. Я сидел за роялем, нашим старым Бехштейном, что-то играл и пел по слуху, что-то импровизировал. А папа меня записывал на свой магнитофон с большими коричневыми бобинами. На пюпитре рядом со мной висел большой микрофон. Я пел «Светит незнакомая звезда», а потом папа отмотал ленту назад и я услышал, как я пою эту песню низким голосом. Я старался петь как взрослые. Папа сказал: ты это пел позавчера. Помню, я импровизировал какую-то песню о том, как наш сосед по даче нехорошо обращается со своей собакой. Соседа звали Колей, а собаку Цыган.
– А легенда, что в 11 месяцев вы напели,тему фуги Баха, которая разучивала ваша сестра?
– Это не легенда, это правда. Просто я этого не мог помнить.
– Когда вы начали говорить?
– Гораздо позже.
– А когда подошли к роялю впервые?
– Мне было два года и два месяца. Став на цыпочки, я мог достать клавиатуру рояля. Она тогда находилась примерно на уровне моей головы. – Были ли у вас в детстве какие-то увлечения, кроме музыки?
– Марки, помню, собирал солдатиков, значки. В футбол с мальчишками гонял. Правда, играли не мячом, а всем что попадалось под руку: зимой снежками, летом старыми ботинками. Любил декламировать стихи. В папке, где хранились мои первые музыкальные записи, есть пленка, где я декламировал стихи Михалкова. В шахматы любил играть. Меня папа научил. Потом родители дарили книги по шахматам. Однажды мне случилось играть с Дмитрием Борисовичем Кабалевским. Одну партию выиграл он, вторую – я. У меня хранится эта партия с его автографом. А проиграл я потому, что где-то в середине «зевнул» какую-то фигуру. После такого «зевка» надо сдаваться, потому что противник поймет, что ты рассчитываешь на его ошибку.
– Шахматный мир много потерял в вашем лице.
– Шахматный мир ничего не потерял. Это было просто увлечение.
– Вы единственный из великих музыкантов не кончали консерваторию, не участвовали в конкурсах и имели всю жизнь одного учителя. Какую роль Анна Павловна Кантор сыграла для вас, как педагог?
– Тот факт, что она была моим единственным педагогом, говорит сам за себя. Тому, что я умею делать на рояле, я научился у нее. Я пришел к ней в нулевом классе, учился у нее в школе 12 лет, потом два года в Гнесинском институте. Когда я должен был кончать школу, ректор Гнесинского института предложил Анне Павловне перейти туда вместе со мной. При условии, что она будет работать только со мной. Она переехала жить к нам и продолжала какое-то время со мной заниматься. Я и сейчас играю ей свои новые программы. У нее никогда не было своей собственной семьи, и за эти годы мы с ней очень сблизились.
– Вы никогда не испытывали чьего-то влияния?
– Конечно, испытывал, и до сих пор продолжаю испытывать влияние других пианистов. Более того, Анна Павловна всегда поощряла меня слушать других пианистов и учиться у них. Она старалась делать это вместе со мной. Когда я начинаю работать над новым произведением, то на определенном этапе слушаю это произведение в исполнении других пианистов – все записи, которые я могу достать. Но, прежде чем я начинаю слушать эти записи, я выучиваю произведение сам. Стараюсь сформировать свою собственную концепцию. Анна Павловна начинает слушать эти записи раньше меня. И потом говорит: вот это стоит послушать, и это. А вот это не особенно интересно, но все равно не помешает послушать. И я всегда следую ее рекомендации. – Вам эти прослушивания что-то дают?
–Дают какие-то детали, нюансы. Концепция, конечно, остается неизменной. Но даже если исполнение не нравится, мне это помогает, потому что это работает от противного. Тогда я чувствую, как я сам хочу это сыграть.
– Как вы совмещаете свой концертный график с ежедневной игрой по 4-5 часов, записями, чтением?
– Приходится. Я даю в год около 50-и концертов. В среднем, четыре концерта в месяц. Я не могу сразу восстановиться после сольного концерта и стараюсь, чтобы перерыв был минимум два дня. Сейчас уже даже три. Я жалею об этом, потому что люблю играть концерты. Я дважды пробовал играть сольные концерты с перерывом в один день. Но я не смог играть концерт на том уровне, к которому привык. То есть с полной отдачей. Слишком большое физическое и эмоциональное напряжение. И я прекратил эту практику. – Вы играете только на Стейнвеях?
– Да. Это самый лучший на сегодня рояль. Обычно мне готовят не один рояль, а два. На выбор. Одно исключение у меня было на фестивале во Франции, в небольшом городке Овер-Сюр-Уазе, где прожил последние годы жизни и покончил с собой Ван Гог. И еще на юге Франции, на Лазурном берегу. Там Стейнвеев не было, только Ямахи. Мне приходилось играть на Ямахе, но инструменты были хорошие. Я вам расскажу любопытную историю. Когда мне исполнилось 15 лет, я впервые попал в Японию. На следующий день меня повели в студию Ямаха. Дали попробовать четыре рояля, чтобы я выбрал один для своего концерта в Токио. Я стал играть на этих роялях, и не знал, какой выбрать: один другого был лучше. Несколько дней спустя этот рояль привезли в большой зал. Стал я на нем играть – не то... В большом зале не звучит. В этом зале на сцене стоял Стейнвей. Я сел за него, стал играть, и... японцы молча выкатили Ямаху со сцены. – Волнуетесь ли вы перед концертом?
– Конечно. Так волнуются театральные актеры, выходя на сцену.
– А после концерта можете уснуть?
– Нет, не могу. После концерта меня обычно приглашают на ужин организаторы. Иногда ужинаю с друзьями. Поесть-то надо после концерта, восстановить силы. Один раз в Сеуле... там публика такая, что пришлось играть десять «бисов». Концерт закончился в 11 вечера. А потом тысяча человек ждали меня у выхода. Я так устал, что отказался идти на ужин и попал в гостиницу в час ночи.
– Рассказывают, что вы когда-то сыграли 12 бисов в Нью-Йорке. Это слухи?
– Нет, это правда. Но самое большое количество «бисов», которое мне довелось сыграть в жизни, это 16. Это было в Неаполе. – Но вы же что делаете! Вы каждое новое произведение на бис играете еще лучше, чем предыдущее. И доводите публику до экстаза.
– Это обоюдный процесс: они заводятся, а я завожусь от них.
– Вы когда-нибудь включали в свой репертуар произведения Шнитке, Губайдулиной, Авербах?
– Нет. Камерные произведения Шнитке не произвели на меня, честно говоря, такого впечатления, чтобы мне хотелось их сыграть. Губайдулину может быть когда-нибудь и сыграю. Я хорошо отношусь к ее музыке. Ну, а Лера Авербах сама прекрасно играет. Исполняли ли вы Сонату-воспоминание Метнера?
– Конечно! Я могу рассказать несколько слов о Сонате-воспоминании. Я не люблю, говоря о музыке, описывать ее словами. Но Соната-воспоминание в этом смысле – исключение. Метнер сочинил это произведение во время зимы 1919-20 годов. В России шла Гражданская война. Метнер с женой жили в лесу, в доме своей знакомой. Было голодно и холодно. В это время он и написал свою сонату. Это ностальгия по рушившемуся на его глазах, уходившему навсегда миру. Никто не знал, что придет ему на смену. Мне кажется, что Соната-воспоминание именно об этом. – Кого из русских поэтов – классических и современных – вы любите? Назовите одно имя.
– Ну если говорить об одном, то это Пушкин. Я никогда не декламировал на людях Пушкина, как никогда не играл произведений Баха. К Пушкину, как и к Баху, подходит слово универсальный. Владимир Софроницкий, когда его незадолго до его смерти спросили, почему он не играет Баха, ответил просто: я не дорос до него. – Вы как-то упомянули Кривина.
– Я люблю его сатирические и философские стихи. А из поэтов советского поколения люблю Бродского, Самойлова, Межирова, Слуцкого. Кое-что у Вознесенского. И, конечно, Ахмадулину. Между прочим, очень люблю декламировать Галича. Именно декламировать, а не петь. Я сначала читал его стихи, а потом, слушал их в его исполнении. Это производило на меня меньшее впечатление. – Я слышала, как вы читаете стихи на идиш. Ваше увлечение идишем идет от семьи?
– Бабушка и дедушка говорили на идиш. Мама и папа не говорили, но вставляли отдельные словечки.
– Но этот язык почти не употребляемый. Он уходит, к сожалению.
– Уже давно говорили, что он уходит, но все никак не уйдет. Он не только является разговорным языком ашкеназийских евреев в разных странах, но все больше и больше людей моего поколения им интересуется и учат его. – Не логичней было бы изучать иврит? Древний язык современного Израиля?
– Одно другому не мешает. Я начал с идиша, а сейчас учу иврит. Есть такая еврейская поговорка: кто не знает иврита, тот не образован, а кто не знает идиша, тот не еврей. На очень многое, что бы хотелось сделать, не хватает времени.
– Раньше вы не высказывались на политические темы. А сейчас я читала во многих СМИ ваши очень резкие произраильские высказывания.
– Я просто не высказывался на эту тему публично. Но несколько лет назад я почувствовал, что наступил момент, когда мой голос мог бы принести какую-то пользу.
– Что для вас Израиль сейчас?
– Это моя историческая родина. Еврейское мне всегда было очень дорого. Я потому не высказывался на эту тему, что не люблю публично говорить о том, что мне дорого. Это государство моего народа. И все, что там происходит, для меня очень важно и дорого. (Усмехается) Я вспомнил забавный случай. Когда я в молодости провожал девушку домой, звонил родителям, и говорил: «Прошу считать меня сионистом». Это значило, что ночевать домой я не приду.
(Во время войны был такой обычай – уходя в разведку, боец говорил: если не вернусь, прошу считать меня коммунистом– У вас несколько импресарио. Есть ли генеральный менеджер?
– В каждой стране у меня есть импресарио, генерального менеджера у меня нет. Далеко не всегда и не со всеми приходится заключать контракты. На каждый сезон я составляю план, куда бы я хотел приехать, где что хотел бы сыграть. На сезон я даю своим менеджерам из разных стран соответствующие периоды. Если кому-то что-то не подходит – я начинаю варьировать. – Женя, вы – самый высокооплачиваемый музыкант в мире.
– Нет. Я знаю человека, гонорары которого намного больше моих. Не хочу называть его фамилии. Я всегда старался не снижать планку, потому что это влияет на отношение к тебе. Но в то же время я старался не перегибать палку. Рвачом я не был никогда.
– У вас есть недвижимость? Дворцы, квартиры, в разных частях света, острова, яхты и так далее.
– Нет. Нет, ничего подобного у меня нет. И никогда не было.
– Женя, большое спасибо за беседу. Счастливого вам пути!
" Вещи бывают великими и малыми не токмо по воле судьбы и обстоятельств, но также по понятиям каждого". Козьма Прутков.
Кисин - живой яркий пример ,подтверждающий тот факт, что конкурсы в музыке (и в искусстве вообще) - вещь совершенно ненужная. и ко всему прочему извращающая сами принципы искусства....
Сообщение от Nataly
Замечательное интервью. Прекрасный музыкант. Скромный, интересный человек.
Случайно наткнулся в дневниках на интервью Кисина, котрое он дал известному скрипачу и дирижеру Дмитрию Ситковецкому. Дмитрий Ситковецкий беседовал с Кисиным на фестивале в Вербье в 2014 г. Мне кажется это интервью нужно разместить и здесь, все-таки собственно форум читает больше людей, чем дневники:
Любопытна манера Кисина говорить, как будто он декламирует со сцены: не спеша,четко артикулируя все слова.
20 апреля 2024 года состоится Концерт «Вивальди. Времена года. Бах. Токката и фуга ре минор. Моцарт. Маленькая ночная серенада»
Сегодня вы услышите знаменитые сочинения, которые принято называть...
20 апреля 2024 года состоится Концерт «Рок-баллады. Scorpions, Metallica, Queen, The Beatles»
Мы приглашаем вас провести вечер под звуки несравненных культовых композиций. О каждой из них можно...
20 апреля 2024 года состоится Концерт «Созвездие черных легенд»
Новый проект Симфонического оркестра Москвы «Русская филармония» «Созвездие черных легенд»! Michael Jakson, Boney M, Whitney Houston,...
Социальные закладки