Интервью Евгения Кисина Наталье Зимяниной: "По следам Grand Piano - с Евгением Кисиным" (30.06.2016)
Денис Мацуев сказал: «Я не знаю ни одного человека, который бы обошелся без конкурса в своей карьере», – но одного можно вспомнить сразу. Это Евгений Кисин, один из самых выдающихся вундеркиндов ХХ века, теперь уже солидный музыкант, занимает собственное прочное место на олимпе мировой культуры. Ему и адресованы вопросы.
– Евгений Игоревич, как вы относитесь к конкурсам?
– Никак: сам никогда не участвовал в конкурсах и, следовательно, не могу судить.
– Слышали ли вы по Medici выступления участников Grand Piano Competition?
– Я слышал некоторые выступления, и они произвели на меня очень сильное впечатление. Мне очень понравился Сандро Небиеридзе в рахманиновской Рапсодии на тему Паганини, произвел впечатление Ляо Тинхун в первой части шумановского концерта, а Шио Окуи в Первом скерцо Шопена и II и III частях Концерта Грига меня просто поразила: в таком возрасте так понимать и чувствовать музыку и так владеть инструментом!
– Почему вы всегда отказываетесь работать в жюри?
– Не думаю, что смог бы принести какую-то особую пользу в качестве члена жюри. Есть много компетентных людей, которые прекрасно справляются с этой работой, а я предпочитаю тратить время на игру на рояле.
– Как вам самому удалось безо всяких конкурсов войти в мировую элиту?
– Наверное, просто потому, что я хорошо играл и люди хотели меня слушать.
– Насколько, на ваш взгляд, совершенна наша система обучения?
– Не знаю, ведь я уже давно не живу в России и потому не знаю, какая сейчас там система обучения.
– А вас когда-нибудь заставляли заниматься?
– Только что спросил об этом у своей мамы. «Конечно, а как же! – ответила она. – Ты ленился... Но что значит «заставляла»? Не насильно, как всех детей».
– Можно ли сказать, что углубленные занятия музыкой ущемили какие-либо ваши другие потенциальные интересы? Что вы меньше ходили в кино, театр, мало читали, не занимались спортом?
– Нет, никоим образом не ущемили. Конечно, я не мог играть в волейбол, но это меня никогда и не интересовало, и все в моей жизни прекрасно сочеталось.
– Сравнимо ли волнение выходящего на сцену ребенка и уже маститого артиста?
– Для меня несравнимы, потому что с годами, с приобретением опыта многое менялось, и я научился справляться с волнением.
– Вы помните ваш первый выход на сцену?
– Не помню, как это было. Помню, что это был школьный концерт, я играл до-мажорные Вариации Гайдна и потом спросил, какую отметку мне поставили: не понял разницы между зачетом и концертом.
– А когда вы впервые сыграли с оркестром?
– В 4-м классе. Кстати: то был мини-конкурс. Дело в том, что когда я заканчивал 3-й класс, руководитель оркестра младших классов нашей школы Борис Иосифович Капров сказал моей учительнице Анне Павловне Кантор, что в начале следующего учебного года в школе пройдет конкурс на лучшее исполнение I части ре-минорного Концерта Баха, победитель сыграет ее в Большом зале Гнесинского института, и предложил, чтобы я принял в нем участие. Анна Павловна задала мне на лето баховский концерт, я его выучил и сыграл в начале сентября Анне Павловне, но она к тому времени забыла о конкурсе и сказала: «Хорошо, пока отложи это, мы займемся другими вещами». А некоторое время спустя Борис Иосифович спросил у нее: «Почему Женя не приходит на репетиции? Все ребята уже давно репетируют с оркестром». Этот разговор состоялся в субботу, а конкурс был назначен на среду следующей недели, поэтому Анна Павловна сразу же позвонила моей маме, объяснила ситуацию и сказала, чтобы я срочно повторил I часть концерта. В среду я пришел в школу заранее, поскольку Борис Иосифович сказал, что, так как я еще ни разу не репетировал с оркестром, перед началом конкурса мы должны хоть раз сыграть вместе. Как нужно играть с оркестром, я понятия не имел, поэтому не обращал на Бориса Иосифовича и ребят никакого внимания, и у нас, естественно, все было не вместе. В это время зашел в зал директор нашей школы Зиновий Исаакович Финкельштейн и, услышав наш, с позволения сказать, «ансамбль», сказал: «Ну он еще маленький». Борис Иосифович, однако, в меня верил и попросил: «Пускай сыграет, это ведь всего лишь школьный конкурс».
Началась жеребьевка – я вытаскиваю первый номер. Анна Павловна поняла, что это не годится, потому что мне нужно послушать, как играют другие. Тогда она попросила девочку-старшеклассницу, которой достался последний номер, поменяться со мной, и та охотно согласилась, так как была рада поскорее отыграть. И вот идет конкурс, все играют, мы с Анной Павловной сидим рядом с открытыми нотами, слушаем, Анна Павловна указывает мне на недочеты в игре других ребят, объясняет, на что надо обратить внимание, как нужно играть с оркестром... Наконец подходит моя очередь, я играю – и мне единодушно присуждают первое место! Вот так я впервые в жизни сыграл с оркестром.
– Как вы думаете, надо ли настраивать одаренного ребенка на борьбу, на победы, дающие определенный статус?
– Не знаю, я не специалист, и не мне судить, что нужно и чего не нужно ребенку. Меня никогда никто на такое не настраивал.
– Переадресовываю вам вопрос из «Фейсбука»: должен ли музыкант заниматься каждый день?
– Опять же не могу говорить за всех. У меня бывают дни, когда я не занимаюсь: например, во время гастролей на следующие дни после концертов (я в эти дни переезжаю из одного города в другой).
– Что бы вы, оборачиваясь назад, скорректировали в своей жизни? Вы о чем-нибудь жалеете?
– Да, безусловно, но что именно скорректировал бы и о чем жалею – это уйдет со мной в могилу.
– Знаю вас как человека большой скромности и благородства… Ваши художественные достижения неоспоримы. Как вы боретесь с манией величия?
– Спасибо за добрые слова. У меня мании величия, слава богу, никогда не было, поэтому и бороться с ней не приходилось и не приходится. Вообще мне кажется странным, как может появиться мания такого рода у музыканта-исполнителя: ведь мы постоянно, каждодневно соприкасаемся с Большой Музыкой, уровня которой нам никогда не достичь.
– Что вы скажете о невероятной экспансии восточных музыкантов в классической музыке?
– Думаю, это одно из подтверждений универсальности нашего искусства
– Какие ваши собственные записи у вас самые любимые? Другими словами, что наиболее удалось, на ваш слух?
– Токката, Адажио и Фуга и Чакона Баха – Бузони, 24-й и 27-й концерты Моцарта, ля-минорная и си-бемоль-мажорная сонаты Шуберта, многие записи шопеновских произведений, Первая соната и «Карнавал» Шумана, вторая запись шумановского Концерта (с Лондонским симфоническим оркестром под управлением Колина Дэвиса), пять трансцендентных этюдов Листа, Концерт Грига, Первый концерт Чайковского с Караяном, Третий концерт Рахманинова, Второй и Третий концерты Прокофьева с лондонским оркестром «Филармония» под управлением Владимира Ашкенази... Это все – первое, что пришло мне в голову по памяти.
– Кто для вас по-прежнему ориентир в пианистическом искусстве?
– У меня ориентиров очень много, все зависит от конкретного репертуара. Могу назвать несколько своих самых любимых записей: ля-минорное Рондо Моцарта в исполнении Шнабеля, бетховенский «Хаммерклавир» в исполнении Гилельса (живая запись с концерта в БЗК в 1985 году), шумановская «Крейслериана» в исполнении Аргерих, Первый концерт, Третья соната Брамса и его Вариации на тему Паганини в исполнении Катчена, «Скарбо» Равеля в исполнении Франсуа (ранняя запись)...
– Какие новые имена пианистов вы назвали бы в качестве рекомендованных к прослушиванию?
– Аими Кобаяши.
– Но сами-то вы кого стараетесь не пропускать?
– Я много езжу, поэтому для меня так вопрос не стоит: «не пропускать», увы, не получается...
– Каковы ваши планы до конца года?
– На ближайшие шесть месяцев беру отпуск. В декабре сначала сыграю в Лугано и Локарно Третий концерт Бетховена с Луганским оркестром под управлением Владимира Ашкенази, потом дам сольные концерты в Цюрихе, Амстердаме, Риме и Тель-Авиве, а после этого сыграю в Тель-Авиве Второй концерт Рахманинова с Израильским филармоническим оркестром под управлением Зубина Меты.
– Когда собираетесь с концертами в Россию?
– 8 сентября будущего года у меня сольный концерт в Москве, в БЗК. В декабре будущего года я сыграю два концерта в Петербурге: 14-го – Второй концерт Рахманинова с Санкт-Петербургским филармоническим под управлением Темирканова, 18-го – сольный концерт.
– Большое Вам спасибо за искренние ответы и интересные подробности.
(источник - музыкально-информационная газета «Играем с начала. Da capo al fine» здесь
Кисин - живой яркий пример ,подтверждающий тот факт, что конкурсы в музыке (и в искусстве вообще) - вещь совершенно ненужная. и ко всему прочему извращающая сами принципы искусства.
а вот разные фестивали с участием молодых исполнителей - очень нужны...
Спасибо, дорогой Читатель за интересную тему. Продолжу её. Корреспрнлент: Каково было ваше самое первое воспоминание?
Евгений Кисин
– У меня было два воспоминания. Одно – когда мне было три с половиной года. Мы с папой сидели во дворе на качелях. Папа спрашивал, сколько лет мне, сколько лет папе, сколько лет маме, сколько лет сестричке Аллочке. Так я узнал, что мне три с половиной года. Второе воспоминание относится приблизительно к тому же периоду. Я сидел за роялем, нашим старым Бехштейном, что-то играл и пел по слуху, что-то импровизировал. А папа меня записывал на свой магнитофон с большими коричневыми бобинами. На пюпитре рядом со мной висел большой микрофон. Я пел «Светит незнакомая звезда», а потом папа отмотал ленту назад и я услышал, как я пою эту песню низким голосом. Я старался петь как взрослые. Папа сказал: ты это пел позавчера. Помню, я импровизировал какую-то песню о том, как наш сосед по даче нехорошо обращается со своей собакой. Соседа звали Колей, а собаку Цыган.
– А легенда, что в 11 месяцев вы напели,тему фуги Баха, которая разучивала ваша сестра?
– Это не легенда, это правда. Просто я этого не мог помнить.
– Когда вы начали говорить?
– Гораздо позже.
– А когда подошли к роялю впервые?
– Мне было два года и два месяца. Став на цыпочки, я мог достать клавиатуру рояля. Она тогда находилась примерно на уровне моей головы. – Были ли у вас в детстве какие-то увлечения, кроме музыки?
– Марки, помню, собирал солдатиков, значки. В футбол с мальчишками гонял. Правда, играли не мячом, а всем что попадалось под руку: зимой снежками, летом старыми ботинками. Любил декламировать стихи. В папке, где хранились мои первые музыкальные записи, есть пленка, где я декламировал стихи Михалкова. В шахматы любил играть. Меня папа научил. Потом родители дарили книги по шахматам. Однажды мне случилось играть с Дмитрием Борисовичем Кабалевским. Одну партию выиграл он, вторую – я. У меня хранится эта партия с его автографом. А проиграл я потому, что где-то в середине «зевнул» какую-то фигуру. После такого «зевка» надо сдаваться, потому что противник поймет, что ты рассчитываешь на его ошибку.
– Шахматный мир много потерял в вашем лице.
– Шахматный мир ничего не потерял. Это было просто увлечение.
– Вы единственный из великих музыкантов не кончали консерваторию, не участвовали в конкурсах и имели всю жизнь одного учителя. Какую роль Анна Павловна Кантор сыграла для вас, как педагог?
– Тот факт, что она была моим единственным педагогом, говорит сам за себя. Тому, что я умею делать на рояле, я научился у нее. Я пришел к ней в нулевом классе, учился у нее в школе 12 лет, потом два года в Гнесинском институте. Когда я должен был кончать школу, ректор Гнесинского института предложил Анне Павловне перейти туда вместе со мной. При условии, что она будет работать только со мной. Она переехала жить к нам и продолжала какое-то время со мной заниматься. Я и сейчас играю ей свои новые программы. У нее никогда не было своей собственной семьи, и за эти годы мы с ней очень сблизились.
– Вы никогда не испытывали чьего-то влияния?
– Конечно, испытывал, и до сих пор продолжаю испытывать влияние других пианистов. Более того, Анна Павловна всегда поощряла меня слушать других пианистов и учиться у них. Она старалась делать это вместе со мной. Когда я начинаю работать над новым произведением, то на определенном этапе слушаю это произведение в исполнении других пианистов – все записи, которые я могу достать. Но, прежде чем я начинаю слушать эти записи, я выучиваю произведение сам. Стараюсь сформировать свою собственную концепцию. Анна Павловна начинает слушать эти записи раньше меня. И потом говорит: вот это стоит послушать, и это. А вот это не особенно интересно, но все равно не помешает послушать. И я всегда следую ее рекомендации. – Вам эти прослушивания что-то дают?
–Дают какие-то детали, нюансы. Концепция, конечно, остается неизменной. Но даже если исполнение не нравится, мне это помогает, потому что это работает от противного. Тогда я чувствую, как я сам хочу это сыграть.
– Как вы совмещаете свой концертный график с ежедневной игрой по 4-5 часов, записями, чтением?
– Приходится. Я даю в год около 50-и концертов. В среднем, четыре концерта в месяц. Я не могу сразу восстановиться после сольного концерта и стараюсь, чтобы перерыв был минимум два дня. Сейчас уже даже три. Я жалею об этом, потому что люблю играть концерты. Я дважды пробовал играть сольные концерты с перерывом в один день. Но я не смог играть концерт на том уровне, к которому привык. То есть с полной отдачей. Слишком большое физическое и эмоциональное напряжение. И я прекратил эту практику. – Вы играете только на Стейнвеях?
– Да. Это самый лучший на сегодня рояль. Обычно мне готовят не один рояль, а два. На выбор. Одно исключение у меня было на фестивале во Франции, в небольшом городке Овер-Сюр-Уазе, где прожил последние годы жизни и покончил с собой Ван Гог. И еще на юге Франции, на Лазурном берегу. Там Стейнвеев не было, только Ямахи. Мне приходилось играть на Ямахе, но инструменты были хорошие. Я вам расскажу любопытную историю. Когда мне исполнилось 15 лет, я впервые попал в Японию. На следующий день меня повели в студию Ямаха. Дали попробовать четыре рояля, чтобы я выбрал один для своего концерта в Токио. Я стал играть на этих роялях, и не знал, какой выбрать: один другого был лучше. Несколько дней спустя этот рояль привезли в большой зал. Стал я на нем играть – не то... В большом зале не звучит. В этом зале на сцене стоял Стейнвей. Я сел за него, стал играть, и... японцы молча выкатили Ямаху со сцены. – Волнуетесь ли вы перед концертом?
– Конечно. Так волнуются театральные актеры, выходя на сцену.
– А после концерта можете уснуть?
– Нет, не могу. После концерта меня обычно приглашают на ужин организаторы. Иногда ужинаю с друзьями. Поесть-то надо после концерта, восстановить силы. Один раз в Сеуле... там публика такая, что пришлось играть десять «бисов». Концерт закончился в 11 вечера. А потом тысяча человек ждали меня у выхода. Я так устал, что отказался идти на ужин и попал в гостиницу в час ночи.
– Рассказывают, что вы когда-то сыграли 12 бисов в Нью-Йорке. Это слухи?
– Нет, это правда. Но самое большое количество «бисов», которое мне довелось сыграть в жизни, это 16. Это было в Неаполе. – Но вы же что делаете! Вы каждое новое произведение на бис играете еще лучше, чем предыдущее. И доводите публику до экстаза.
– Это обоюдный процесс: они заводятся, а я завожусь от них.
– Вы когда-нибудь включали в свой репертуар произведения Шнитке, Губайдулиной, Авербах?
– Нет. Камерные произведения Шнитке не произвели на меня, честно говоря, такого впечатления, чтобы мне хотелось их сыграть. Губайдулину может быть когда-нибудь и сыграю. Я хорошо отношусь к ее музыке. Ну, а Лера Авербах сама прекрасно играет. Исполняли ли вы Сонату-воспоминание Метнера?
– Конечно! Я могу рассказать несколько слов о Сонате-воспоминании. Я не люблю, говоря о музыке, описывать ее словами. Но Соната-воспоминание в этом смысле – исключение. Метнер сочинил это произведение во время зимы 1919-20 годов. В России шла Гражданская война. Метнер с женой жили в лесу, в доме своей знакомой. Было голодно и холодно. В это время он и написал свою сонату. Это ностальгия по рушившемуся на его глазах, уходившему навсегда миру. Никто не знал, что придет ему на смену. Мне кажется, что Соната-воспоминание именно об этом. – Кого из русских поэтов – классических и современных – вы любите? Назовите одно имя.
– Ну если говорить об одном, то это Пушкин. Я никогда не декламировал на людях Пушкина, как никогда не играл произведений Баха. К Пушкину, как и к Баху, подходит слово универсальный. Владимир Софроницкий, когда его незадолго до его смерти спросили, почему он не играет Баха, ответил просто: я не дорос до него. – Вы как-то упомянули Кривина.
– Я люблю его сатирические и философские стихи. А из поэтов советского поколения люблю Бродского, Самойлова, Межирова, Слуцкого. Кое-что у Вознесенского. И, конечно, Ахмадулину. Между прочим, очень люблю декламировать Галича. Именно декламировать, а не петь. Я сначала читал его стихи, а потом, слушал их в его исполнении. Это производило на меня меньшее впечатление. – Я слышала, как вы читаете стихи на идиш. Ваше увлечение идишем идет от семьи?
– Бабушка и дедушка говорили на идиш. Мама и папа не говорили, но вставляли отдельные словечки.
– Но этот язык почти не употребляемый. Он уходит, к сожалению.
– Уже давно говорили, что он уходит, но все никак не уйдет. Он не только является разговорным языком ашкеназийских евреев в разных странах, но все больше и больше людей моего поколения им интересуется и учат его. – Не логичней было бы изучать иврит? Древний язык современного Израиля?
– Одно другому не мешает. Я начал с идиша, а сейчас учу иврит. Есть такая еврейская поговорка: кто не знает иврита, тот не образован, а кто не знает идиша, тот не еврей. На очень многое, что бы хотелось сделать, не хватает времени.
– Раньше вы не высказывались на политические темы. А сейчас я читала во многих СМИ ваши очень резкие произраильские высказывания.
– Я просто не высказывался на эту тему публично. Но несколько лет назад я почувствовал, что наступил момент, когда мой голос мог бы принести какую-то пользу.
– Что для вас Израиль сейчас?
– Это моя историческая родина. Еврейское мне всегда было очень дорого. Я потому не высказывался на эту тему, что не люблю публично говорить о том, что мне дорого. Это государство моего народа. И все, что там происходит, для меня очень важно и дорого. (Усмехается) Я вспомнил забавный случай. Когда я в молодости провожал девушку домой, звонил родителям, и говорил: «Прошу считать меня сионистом». Это значило, что ночевать домой я не приду.
(Во время войны был такой обычай – уходя в разведку, боец говорил: если не вернусь, прошу считать меня коммунистом– У вас несколько импресарио. Есть ли генеральный менеджер?
– В каждой стране у меня есть импресарио, генерального менеджера у меня нет. Далеко не всегда и не со всеми приходится заключать контракты. На каждый сезон я составляю план, куда бы я хотел приехать, где что хотел бы сыграть. На сезон я даю своим менеджерам из разных стран соответствующие периоды. Если кому-то что-то не подходит – я начинаю варьировать. – Женя, вы – самый высокооплачиваемый музыкант в мире.
– Нет. Я знаю человека, гонорары которого намного больше моих. Не хочу называть его фамилии. Я всегда старался не снижать планку, потому что это влияет на отношение к тебе. Но в то же время я старался не перегибать палку. Рвачом я не был никогда.
– У вас есть недвижимость? Дворцы, квартиры, в разных частях света, острова, яхты и так далее.
– Нет. Нет, ничего подобного у меня нет. И никогда не было.
– Женя, большое спасибо за беседу. Счастливого вам пути!
" Вещи бывают великими и малыми не токмо по воле судьбы и обстоятельств, но также по понятиям каждого". Козьма Прутков.
Кисин - живой яркий пример ,подтверждающий тот факт, что конкурсы в музыке (и в искусстве вообще) - вещь совершенно ненужная. и ко всему прочему извращающая сами принципы искусства....
Сообщение от Nataly
Замечательное интервью. Прекрасный музыкант. Скромный, интересный человек.
Случайно наткнулся в дневниках на интервью Кисина, котрое он дал известному скрипачу и дирижеру Дмитрию Ситковецкому. Дмитрий Ситковецкий беседовал с Кисиным на фестивале в Вербье в 2014 г. Мне кажется это интервью нужно разместить и здесь, все-таки собственно форум читает больше людей, чем дневники:
Любопытна манера Кисина говорить, как будто он декламирует со сцены: не спеша,четко артикулируя все слова.
Музыка на фортепиано является одним из самых вдохновляющих и универсальных форм музыкального искусства. Создание композиций на фортепиано — это процесс, требующий вдохновения, творчества и...
Автор elenazharkova (Комментариев: 0)
23.04.2024, 12:19
25 апреля 2024 года состоится Концерт «Вселенная NEOклассики»
6 июня, тёплым летним вечером, под самым большим звёздным куполом в Московском планетарии зазвучат произведения культовых современных...
Автор elenazharkova (Комментариев: 0)
23.04.2024, 11:05
25 апреля 2024 года состоится Концерт Жанны Бичевской «Песни иеромонаха Романа»
Жанна бичевская «Песни иеромонаха романа»
Жанна Бичевская – уникальное явление в искусстве. За 50 лет творческой...
Автор elenazharkova (Комментариев: 0)
23.04.2024, 11:04
Социальные закладки