"Тристан и Изольда" в Мариинском - обсуждение

[ice]

Петя Поспелов, у него тоже были глаза на мокром месте.

Не могу спорить, не видел. Но Петина статья не дает даже предположить о возникновении на его теле мокрого места во время проосмотра/прослушивания "Тристана".

[ODA]

Уважаемая ODA, уточните пожалуйста, Вам нравится только Сашино наюлюдение, или Вы считаете, что Дмитрий Черняков ставил именно про это?

Мне нравится Сашино наблюдение, хотя я не считаю, что он абсолютно прав. Но такое прочтение зрителем режиссерского замысла вполне возможно.

[До ля]

И так тоже бывает. Думаю, Вагнер куда больше любил свою любовь к Матильде Везендонк, чем эту женщину. Это так естественно для людей подобного склада!

Музыка Вагнера к Тристану прямо-таки пропитана жалостью к себе.

[ice]

Мне нравится Сашино наблюдение, хотя я не считаю, что он абсолютно прав. Но такое прочтение зрителем режиссерского замысла вполне возможно.

Вы не ответили на вопрос. Я понял Сашино восприятие постановки, меня интересует срвпалает ли оно с Вашим.

[До ля]

Ибо несовместимые понятия смерти и любви наконец-то здесь были по праву разделены. Тристан и Изольда здесь изначально мертвы, мертвы для каких бы то ни было чувств.

Я понял Сашино восприятие постановки, меня интересует срвпалает ли оно с Вашим.

А можно и мне?
Я писала выше, что музыка Тристана пропитана жалостью к себе. Но, посмотрев в корень, это можно отнести к большинству музыкальных произведений, особенно симфонического жанра, источником которых является стремление автора выразить свое мироощущение.
Вагнер - композитор - философ. Главный вопрос философии - жизнь-смерть. На равных. Любовь - только некоторая часть жизни.
Говорить о смерти в разгар жизни человеку, мнящему себя точкой пересечения вселенских координат, уже хочется, но нет красивого повода. Потому как жалость к себе - слишком прозаична и недостойна героя. Здесь-то и возникает у Вагнера необходимость в любви. Но как всякий повод - она почти второстепенна.
Победа в первенстве ЛЮБОВЬ-СМЕРТЬ Вагнером отдается смерти, за явным преимуществом последней.
Короче:

Послушайте, ещё меня любите За то, что я умру...

Поэтому Саша прав.

Интересно получается. Первый раз идешь - недоумеваешь, но заряжаешься интересом и назревающими вопросами. Второй раз - вырисовывается понимание, но это еще на уровне догадок.
Надо идти по третьему разу.

[ODA]

Я писала выше, что музыка Тристана пропитана жалостью к себе. Но, посмотрев в корень, это можно отнести к большинству музыкальных произведений, особенно симфонического жанра, источником которых является стремление автора выразить свое мироощущение...
Победа в первенстве ЛЮБОВЬ-СМЕРТЬ Вагнером отдается смерти, за явным преимуществом последней.

И это тоже.
У меня также возникли соображения по поводу того, а была ли в "Тристане" любовь? Была Матильда и был болезненный разрыв с ней, но жизненная история в голом виде -- плохая пожива для искусства. Чтобы она стала таковой, нужно от нее абстрагироваться. Нужно вообще отказаться от любви, чтобы хорошо о ней написать. Нужно ее убить. И чем глубже это чувство, тем более циничными методами приходится действовать, иначе творец, пожалев любовь, скатится в пафосный банализм. Даже сопливый молодой Вертер стал возможен только после того, как юный Гете излечился от своего увлечения чужой невестой. Ведь живую любовь кромсать философскими ножницами и вырезать из нее нужную концепцию не станешь, живая кричать начнет. А уже мертвую --можно.

Так или иначе, но мне кажется, что к моменту завершения "Тристана" Вагнер уже был внутренне свободен от любви к Матильде. Он уже обменял эту любовь на золото. Так что его холодная артистическая расчетливость невольно проявилась в музыке.

[Саша]

Большое спасибо, ODA, за Ваше одобрение моего наблюдения. Оно (наблюдение) возникло как-то спонтанно и не было особенно чем-то подкреплено. Оттого я и не считаю, что абсолютно здесь прав. Вообще нельзя быть человеку правым в субъективном суждении "абсолютно". Интересно что предложит Гергиев 2 октября в КЗЧ на концертно-театральной версии "Тристана". Будем ждать.

[Саша]

Ещё касательно "Тристана" попробую сформулировать следующее наблюдение. В большом буклете 13го Фестиваля "Звёзды белых ночей" имеется статья Леонида Гаккеля "Возвращение "Тристана и Изольды"". Здесь мы встречаемся с любопытной находкой (а м.б. и не находкой вовсе) что (цитирую) "Откровением Вагнера в "Тристане" является переход: музыкально воплощённое состояние между Жизнью и Смертью, Бытием и Небытием, когда нет ничего определённого и устойчивого". Вдумавшись в это последнее - "ничего...устойчивого" - хватаешься за голову - вот где собака зарыта! Стало быть, нет никакой устойчивой цели, куда стремилась бы музыка и мысль, куда были бы направлены чувства. И как же герои могут стремиться к Любви, если они как ёжики блуждают в этом музыкально-эстетическом тумане, где не видно неизменного образа Любви, этого столпа. Где Изольда задыхается в атмосфере бездуховности, выраженной в опере буквально - Изольде не хватает воздуха: "Luft! Luft!" - кричит она, распахивая окна.

Здесь изжиты, потеряны моральные, христианские основы Любви, подчистую стёрта аксиома и тождество Бог=Любовь. А на музыкальном искусстве, чей звуковой мир и без того эфемерен и текуч, потеря цели и духовной опоры сказывается крайне негативно. В таком свете "Тристана" даже трудно назвать плодом музыкального творчества. Творчества интуитивного или рационального - не важно, но главное - творчества, обращённого к Творцу.
"Тристан" обращён к себе. И - о горе - как пишет Гаккель, "благодаря "Тристану" изменился европейский духовный пейзаж". В результате мы имеем то, что имеем: огромный пласт музыки XX века, "ищущей себя", но почти никогда не ищущей Бога. Не обязательно же именно Бога каким Его всецело представляет себе Христианское мировоззрение, но хотя бы как "нечто определённое и устойчивое".
"Тристан" в духовной творческой судьбе Вагнера стал той пропастью всеобщей потерянности, не окунувшись в которую, он бы не закончил "Кольцо". "Кольцо", пронизанное человечностью, с его гениальным симфоническим апофеозом и всё обнимающим воспарившим лейтмотивом Искупления. Не написал бы ясных жизнерадостных "Майстерзингеров". Не создал бы своё самое высокое творение - "Парсифаля", чья музыка исполнена неподдельного, хотя и вымученного сострадания и любви, и чей оркестр дышит.
Кажется, будто в "Тристане" прежний духовный мир Вагнера исчерпал себя и умер. Для того, чтобы в "Парсифале" пережить второе трудное рождение и взглянуть на мир глазами ребёнка.
Если придерживаться такого взгляда на вещи, окажется, что мариинская постановка "Тристана" является наиболее честной и внимательной в отношении к музыкальному тексту, к музыкальной правде. И её просветительская направленность лишится пресловутого налёта "работы на западную публику", в чём так усердно обвиняют Гергиева. Ибо столь проницательно видящему и преподносящему музыкальные смыслы человеку как Гергиеву, нет дела до того, кого он в них посвящает больше - русскую публику или зарубежную. Лишь бы эта публика "доходила"...
Поминаю, что всем выше сказанным я нарываюсь на жестокие дискуссии, коих не люблю, и рискую поплатиться за каждое слово. но ведь на безусловную правоту я и не претендую. Это только моё мнение. С нетерпением жду Ваших мнений.