Пуленка позвали к телефону
// "Человеческий голос" в клубе "Мастерская"

Газета «Коммерсантъ» № 217 (4272) от 20.11.2009



1 из 5 Фото: Сергей Киселев/Коммерсантъ





Премьера опера
В театральном зале клуба "Мастерская" исполнили монооперу Франсиса Пуленка "Человеческий голос". Под фортепианный аккомпанемент Екатерины Вашерук страдающую героиню "Голоса" пела Юлия Корпачева. Самый знаменитый телефонный разговор в оперной литературе подслушивал СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.

Опера Пуленка была написана в 1959-м, но одноактная пьеса Жана Кокто, с минимальными изменениями ставшая для нее либретто,— еще в тридцатые. Обстоятельство незначительное, если бы не невольная сатира на несовершенство телефонной связи, которая до войны еще была актуальна, а потом, уже у Пуленка, превратилась просто в еще одну метафору трудности и мучительности разговора героини оперы с ее невидимым собеседником — человеком, которого она любила несколько лет и теперь вот, когда месье ее бросил, пытается в последний раз выговориться по телефону. Разговор время от времени то разъединяется, то прерывается пререканиями со случайно "вклинивающимися" посторонними и с телефонной барышней.

Строго говоря, даже и непонятно до конца, всегда ли героиня обращается к слушающей ее телефонной трубке — или, может быть, говорит в пространство, додумывая ответы на свои последние просьбы и последние упреки. В "Мастерской" вместо обещанного концертного исполнения показали исполнение, так сказать, полусценическое — насколько возможно делать эти разграничения при сугубой камерности и произведения, и площадки. Рояль (помимо оркестровой версии есть и авторская редакция монооперы для голоса и фортепиано) стоял в кулисах, на сцене — утлая кушетка и ар-нувошная тумбочка с фотографией отсутствующего героя (правда, приглядевшись, можно было заметить, что в этой роли выступал фотопортрет режиссера Дмитрия Чернякова). Юлия Корпачева на сцене была одета ровно так, как подразумевал текст либретто, в ночную рубашку, поверх которой она куталась в пальто. Но вот телефона как такового не было, была только трубка с болтающимся проводом — что в сочетании с тем, что довольно часто певица обращалась и не к трубке вовсе, а к залу, скорее заставляло предположить, что голос ее героини на самом деле вовсе одинок и что ей с ее страданиями, не находящими выхода хотя бы в телефонном диалоге, соответственно, совсем скверно.

При этом скорее к чести певицы было то, что с этими страданиями она обращалась куда как умело, рассчитывая и силы, и производимое впечатление: сорокаминутная агония героини совершенно не оставляла ощущения тяжелой и рвущей исполнительницу в клочья истерики, наблюдать за которой бывает как-то даже неловко. Этот "Человеческий голос" в конечном счете уместнее судить более по концертным правилам, отмечая красивый и сильный голос Юлии Корпачевой, ее отличный французский и довольно удачную манеру, в которой одиночество, боль и уязвимость героини понимаются не через дешевую мелодраму, а как будто бы, скажем, через "Фрагменты речи влюбленного" Ролана Барта — а в пуленковской музыке при этом исподволь проступает и традиция французской лирической оперы второй половины XIX века.

Это первый оперный опыт для "Мастерской" и вообще один из первых опытов по прививке оперной музыки к интеллигентно-клубным условиям. Со всеми оговорками насчет ограниченных возможностей площадки опыт перспективный — камерных оперных вещей, которые хорошо пришлись бы к этой полудомашней атмосфере, не так уж и мало.