Показано с 1 по 3 из 3

Тема: Юрий Башмет: «Люди, на самом деле – невероятное богатство»

              
  1. #1

    По умолчанию Юрий Башмет: «Люди, на самом деле – невероятное богатство»

    В середине февраля в Сочи, в отличие от суровой Москвы, уже наступила весна – зеленели пальмы, светило солнце, море ласкало берег cветло-зелеными волнами, а в воздухе разносился сладковатый запах цветущей мимозы. В этом райском для продрогших москвичей месте состоялось одно из самых значительных музыкальных событий 2010 года – Третий Зимний международный фестиваль Юрия Башмета.

    Фестиваль в Сочи собрал огромное количество музыкантов, известных лиц, журналистов и, разумеется, любителей музыки. Несомненно, всё внимание было приковано к главной фигуре фестиваля – Юрию Абрамовичу Башмету. Всю фестивальную неделю именно ему было и отраднее, и тяжелее всего, ведь быть в центре внимания непросто. Журналисты десятков изданий, командированные собственной редакцией и предупреждённые, чтобы без интервью с Башметом не возвращались, ходили ним буквально по пятам. Не всем это удалось. Тем не менее, командированной редакции Classica.FM удалось побеседовать с Маэстро, и, что не должно быть удивительным, но таковым является, – на музыкальные темы. С главным человеком фестиваля разговаривали главный редактор Евгений Бойко и журналистка Виктория Руцкая. Поскольку творческий процесс во время фестиваля происходит непрерывно, без пауз, интервью плавно вытекло из разговора, который маэстро начал с предыдущими собеседниками – о том, чего не хватает Москве в музыкальном плане.

    Евгений Бойко: Не хватает концертных площадок на открытом воздухе, что называется «фестивальных», что так развито на Западе…

    Юрий Башмет: Ну почему? Вот Пасхальный фестиваль Валеры Гергиева на Поклонной горе, потом праздник «Фестиваль пива» Юрий Михайлович проводил, шикарные гуляния! Каток на Красной площади залили. Почему мы не смотрим на хорошие вещи? Они есть.

    Опен-эйры сейчас тоже появляются, вот меня сейчас приглашали на хороший настоящий концерт, этим летом. С гонораром для оркестра, где-то под Москвой… Я такого ещё не видел. Шикарные виллы стоят, озеро, лебеди плавают, палатки, всё сделано. Они купили этот концерт, вышли из своих вилл, уселись… Я им говорю: «Ну, давайте тогда не просто концерт сделаем, а ещё и поговорим, я вам что-нибудь интересное расскажу». Выяснилось, что половину я просто лично знаю, но я не знал, где они живут, и что такое вообще место есть. Так что к таким явлениям тоже тянутся.

    Но в Европе давно произошло разделение по интересам, поэтому там за 2 года покупается абонемент, и даже если концерт оказался вдруг плохой, то немец, который на него пришёл, он всё равно досидит до конца, даже если не хочет, и допьёт огромную бадью пива, ведь он уже за это заплатил. Это такой менталитет. Но есть люди, которые никогда не ходили на классическую музыку и вряд ли пойдут. Это уже давно слои населения. А у нас всё в процессе и это очень даже интересно. Я не знаю статистику, сколько людей у нас любят классическую музыку, но могу сказать, что практически не бывает незаполненного зала в нашей ситуации, ни с маленьким оркестром, ни с большим, ни с соло… Мы столько городов проездили по стране и сейчас продолжаем, и всегда это невероятный ажиотаж…

    Свою аудиторию я не знаю, хотя бывают те же лица, знакомые, которые подходят с цветами… Но интересно другое. Подходят с детьми, которых только начинают учить музыке, прямо на сцену. Он уже с бабочкой, ему 6 лет, и вот спрашиваешь «А ты на чем играешь?» – «Я скрипач», или «Я пианист». Подходит девочка, которая несколько месяцев училась вышивать и вместо цветов дарит мне рукоделие. Бабушка, которая придёт и скажет «Сыночек», и даст стакан клубники, такой неровной, но настоящей – это было где-то в Чебоксарах, я помню…

    У нас интерес огромный. Поскольку люди на самом деле изголодали. В каком-то городе мы играли, в хорошей Филармонии – в Кирове. Это была раньше красная зона, стопроцентно. Коммунистическая. И вот туда нельзя было проехать, за 100 км – на протяжении всей дороги вырыты огромные, глубокие ямы. Там все машины ездят только по бокам, вдоль берёзок. И это – основная тема всех материалов и интервью в Кирове: ямки. Но после концерта нам устроил прекрасный ужин директор Филармонии, молодой человек, который сказал, что у них последний раз концерт классической музыки с таким посещением был 20 лет назад. Вот я вам называю город и реальность. Но это самый негативный мой пример.

    А на самом деле – ажиотаж бешеный. Я, например, вот веду себя вызывающе, когда подъезжаешь перед концертом ко входу в зал, оркестр уже там, служебный вход, а в дверях толпа людей – 50-60, которые говорят: «Юрий Абрамович, помогите пожалуйста, мы не можем попасть, мы педагоги, студенты училища, консерватории, а мы не можем попасть». И это понятно, ведь билеты куплены, дорогие. И я говорю: «Пока мы их не запустим, не найдем способ, не начнём концерт». Мне говорят: «А у нас противопожарные понятия. Значит, не будет концерта». Я говорю «До свидания», оделся и пошёл. И всё решили, им разрешили стоять по бокам и сидеть на ступеньках.

    Или, например, в Нижнем Новгороде был случай.. Это вообще очень культурный город. И там представительство Сбербанка, президент – женщина. Они просто выкупили 6, 7, 8 ряд весь – самые дорогие билеты, и Банк пригласил всех своих сотрудников на концерт. И они счастливы – Банк так покрывает свои расходы, и к тому же у него юбилей. Оказывается, Сбербанку 106 или 109 лет…

    Евгений Бойко: Почти 170. Они открылись в первой половине 19 века.

    Юрий Башмет: Я им тогда сказал, что у меня, к сожалению, нет счёта в их банке. Я держу сбережения с банке, где держал деньги Шуберт и Моцарт. На самом деле! А президент Сбербанка не потерялась и сказала: «Я не исключаю, что в нашем банке держали деньги Чайковский и Рахманинов».

    Евгений Бойко: Молодец.

    Юрий Башмет: Конечно! Но само мероприятие – они делают культурные мероприятия, для себя же! И так часто бывает. У меня есть друг, который работает в МДМ-Банке, и вот я обратил его в классическую веру, без всяких личных интересов, потому что мы с ним дружим. И я ему наиграл одно из самых своих любимых сочинений Шуберта, он настолько влюбился, что потребовал запись. Тогда я нашёл уникальную, шикарную запись – сочинение для двух роялей – Рихтера и Бриттена. Бриттен сам по себе прекрасно играл на рояле, вы наверное знаете, и вот нашлась запись с Рихтером. Я ему её подарил, и вот если вы позвоните в МДМ-банк – не важно, в приемную или в какой-нибудь отдел, неважно – «Ждите ответа», и – играет эта музыка. И весь банк слушает этого Шуберта. Теперь он уже говорит, что прошло 2 года и пора шедевр сменить. Я ему уже приготовил третью часть Третей симфонии Брамса. Таким образом, разными путями это всё развивается, но нужно помнить, что классическая музыка народной не была нигде.

    Евгений Бойко: А как вы считаете, есть ли кризис классической музыки вообще? Вы, может быть, видите всю эту ситуацию только с одной стороны, ведь на Ваших концертах пустых залов не бывает.

    Юрий Башмет: Да. Но, с другой стороны, на примере молодежного фестиваля в Москве, который называется «Возвращение», проходит в Рахманиновском зале. Он уже 13 лет как идёт, его имеет смысл посетить. Даже моя жена не всегда ходит на мои концерты, но всегда ходит на этот фестиваль. Там всегда что-то происходит свежее и импровизационное. Но там ещё участвует наша дочь, и я пришёл из-за неё, послушать закрытие фестиваля с её участием. Туда не попасть, вот уж действительно ажиотаж. Зал не очень большой, всё это молодые люди, и там нет моей фамилии, или любой другой известной.

    На самом деле там уровень очень хорошего камерного ансамбля кафедры камерного ансамбля консерватории. Я не могу сказать, что там прямо на каждом концерте бывают бешеные открытия, и что какой-нибудь молодой скрипач там лучше Спивакова, Кремера или Третьякова. Я этого не могу сказать. Но всё, что они там вытворяют… Там есть особая атмосфера. Это молодёжный мотор по классической музыке в Москве, я бы так сказал, как минимум. Необязательно из-за фамилии.. Публика ещё ведь ходит на композитора, не надо об этом забывать. Ходят на репертуар.

    Евгений Бойко: Безусловно, в классической музыке в первую очередь идут на репертуар. Это Киркорову неважно, что он поёт, все идут на Киркорова. Хотя у нас в классической музыке тоже есть четыре фамилии, на которые все всегда ходят. А так, в классике, да – идут слушать Мессу си-минор, Второй концерт Рахманинова, Пятую симфонию Бетховена.

    Юрий Башмет: Я вам могу сказать, что с Гидоном так случилось. Я занимался его возвращением на сцену в Москве, лично, и меня тогда министр культуры спросил: «А вам это зачем? Вам это не будет мешать?». И я говорю: «Вот как раз вы очень верный задали вопрос. Потому что это же к вам не Спиваков пришёл, и не Третьяков просить, чтобы Кремер вернулся… А мне он никак не мешает, я на альте играю, а он – на скрипке. И наоборот, почему мы лишаем себя такой ценной единицы?». Он сказал, что подумает и посоветуется. Потом мы письмами обменивались, и кончилось это всё приездом Гидона.

    И был у нас потом концерт, который мы начали на час позже. Это было скандально, потому что Раиса Максимовна делала прием, там послы, и всё задержалось. Большой зал был переполнен в связи с возвращением Гидона, нашим совместным концертом. И все сидели злые в зале,- час! А мы не могли начинать, потому что там всё задержалось. И я сказал: «Извините, зато Гидон опять с нами, потерпите». И мы сыграли концерт.

    А спустя полгода он уже приехал к нам сам, без меня, и программа была, скажем так, «репрессированных авторов». Мосолов, Лурье… Они не столь были даже репрессированы, разные истории, при правительстве Луначарского. И вот вы знаете, амфитеатр пришлось закрыть, и в зале были пустые места. Потому что публика на самого Кремера, несмотря на то, что его не было долго, не пошла. Она не пошла на эту программу.

    Евгений Бойко: У меня будет вопрос по поводу современной музыки. Современной условно, поскольку речь будет идти о музыке XX века. Начиная позднего Шёнберга музыкальный язык изменился. Изменился так, что в какой-то момент потерял контакт с публикой. Исчезло понимание этого языка. И, тем не менее, на протяжении уже почти столетия лет композиторы настойчиво говорят на языке, который… не совсем понятен обычной публике. Как вы думаете, чем объясняется эта настойчивость? Я понимаю, что миллиард китайцев не могут ошибаться, когда едят свою странную пищу. Точно так же несколько десятков… тысяч, наверное, композиторов, которые продолжают писать в манере, отошедшей от мелодико-гармонических связей, упорно продолжают говорить этим языком. Вы много играете современной музыки. Вы её понимаете. То, что происходит – это закономерно, и слушателям нужно привыкать, что будет только так?

    Юрий Башмет: Я думаю, что, во-первых, это процесс временной, и правильно, что композиторы во все времена озадачивали слушателя чем-то более сложным, чем слушатель готов воспринять. Композитор идёт в авангарде, а слушатель уже за ним. Есть исполнители, которые делают всё, чтобы получить успех, и тогда исполняется популярная музыка, плюс какие-то фокусы – одежда, скандалы. Как реклама, и исполняется что-то лёгкое.

    Но во все времена, даже у Баха, были приёмы, которые вызывали протест, и только теперь нам понятно, почему при жизни он не оказался таким Богом музыки. Его дети были более популярными, это потом Мендельсон открыл его всему миру. А почему? Потому что возникли диссонансы в гармонии, сегодня это до сих пор очень важный элемент. В учебниках пишут об уменьшённом аккорде, по малым терциям, который до Баха не использовался.

    А потом были и другие авторы. Говорим о развитии музыкального языка, исторически. Например, до сих пор спорят о том, как играть мелизмы, квинтоли, группетто. Например, с ударом или нет (напевает). Причем каждый говорит: «Я знаю точно». Знаменитый сегодня Арнанкур приводит письма отца Моцарта… И вот удивительно, я сейчас немного перескочу через века и посмотрю со своей личной исполнительской практики, вот такое вот наблюдение: с одной стороны Арнанкур и какой-нибудь Пиннок, который тоже занимается аутентичным исполнительством, сегодня занимает лидирующее место, он говорит, что если играть форшлаг, то надо играть его как можно более длинно. То есть в концертной симфонии Моцарта знаменитое место выписано форшлагом. Музыка такая: (напевает). В академических изданиях выписано ровными восьмыми.

    Таким образом, Пиннок считает, что надо играть максимально длинно, задержаться, а Арнанкур говорит, что нет – у Леопольда Моцарта написано, что, когда перечеркнутый фаршлаг, надо реагировать по французскому термину «потерянная нота», а это практически джазовая история. То есть должны попадать в долю, но между, и не в удар и не неудар. И не то, и не это. И когда я это играл с Арнанкуром однажды, с Гидоном, я был не в курсе, и играл так – академически, ровно, но выделяя. Я был ближе к Пинноку. Но меня это очень сильно заинтересовало. А Гидон ведь играл этот же материал – там скрипка – альт, скрипка – альт… И мне надо было как-то приспособиться, и тогда я с Арнанкуром разговорился, откуда я теперь это и знаю.

    Или вот группетто. С одной стороны, этот мелизм возник в барочной музыке. Потом, проскакивая много лет, Шопен сделал из этого гениальные мелодии. Практически из одного мелизма – у него мелодия. Один из ярких примеров – посмертный ноктюрн до-диез минор. Ведь там просто мелизм сверху и снизу, а на самом деле – это давно уже мелодия! И по-другому не воспринимается (Mp3).

    И дальше, проскакивая ещё много лет вперёд – альтовый концерт Шнитке, который в первой части сделал трель с разрешением, а во второй части он делает самый знаменитый эпизод, в общем, шопеновским путём, который использовало всё телевидение во всех передачах –знаменитое, в моём исполнении. И на этом весь эпизод построен. Таким образом он сам, Альфред, проскочил через века, может быть бессознательно, может – сознательно, но в финале он опять вернулся к этому же, но сделал страшную вещь, злую, с грязной гармонией, то есть уже сегодняшним днём, уже поиздевался над эти элементом (Mp3).

    Язык меняется. Для меня есть только одно определение: не важно, каким языком, и не важно даже на чем. Важно, чтобы музыка была сознательной, умной, имеющей логику. Поэтому мы вчера играли Секстет Пендерецкого? Потому что в этом произведении он очень сильно приблизился к шедеврам Шостаковича и Шнитке, потому что это очень умная музыка, имеющая логику, имеющая смысл.

    Евгений Бойко: Вот, прекрасный пример. Я слушал это произведение вчера, впервые. Действительно интересное…

    Юрий Башмет: Да, это не абстрактная чепуха!

    Евгений Бойко: Разумеется, но когда я выхожу из зала, за спиной слышу разговор: «Крейцерова соната – замечательно, чудесно! Ну а потом было всё это… Пендерецкий. Это всё – чёрные квадраты…»

    Виктория Руцкая: Вот в связи с этим хотелось бы задать вопрос, может быть, не столько для нас, сколько для читателей. Что для Вас делает музыкальное произведение наиболее интересным? Какие составляющие Вы выделяете для себя как основные? Ясное развитие мысли, драматургия, яркий гармонический язык…

    Юрий Башмет: Мысль, обязательное развитие мысли. Мы так все созданы. Когда-то у меня был очень интересный разговор с Мининым (руководителем хора Минина). Он мне сказал: «Юра, а вас никогда не волновал вопрос, почему всё человечество раз и навсегда застряло на трёхчастной форме?». Я после этого стал думать – это так и есть. Все сонаты, и даже форма одной части практически всегда – трёхчастная. А зачем? Я уже имею ответ.

    Потому что как-то мы с Рихтером много ездили, вдвоём играли, и я ему говорю: может, сегодня мы не будем повторять экспозицию? Ну, длинная очень программа… Он говорит: «Нет-нет, даже в самой длинной сонате Шуберта надо обязательно всё повторять и даже играть ещё медленнее». И на самом деле, вот самая знаменитая, самая большая соната Шуберта, которая дико скучная и всегда там одно и то же, он её играл вдвое медленнее. И нельзя было оторваться, и не было скучно. Потому что другое временное изменение меняет полностью ощущение, восприятие структуры.

    Но зачем вообще нужна трёхчастная форма? Сначала идёт главная тема. Потом связующая, потом – побочная. Потом это всё ещё раз повторяется. Потом разработка тех материалов, которые даны в экспозиции, в классической школе. После чего в кульминации разработки происходит возврат главной темы и уже начинается реприза. Человек, который слышит тему первый раз, сперва осторожно думает: «Симпатично». Потом экспозиция повторяется: «Ой, мне это уже знакомо. Красиво». Потом разработка, намеки на все темы: «Интересно». И когда в репризе наконец возвращается первая тема, он её уже любит. Если это гениальная музыка. Как у Шуберта та же соната «Arpeggione», или у Брамса…

    Виктория Руцкая: А вот в современной музыке, например, у Шнитке, был такой приём, о котором сейчас много говорят, о возвращении к идеалу красоты через разрушение. Ведь у него всё несколько иначе: он сначала разрушает тему, вторгает в неё диссонансы, и слушатель воспринимает это с ужасом, а в конце возвращает тему к классическому звучанию и только тогда человек понимает всю её красоту…

    Юрий Башмет: Ну, у него не везде так, часто у него сжатая формула в изначальном виде, а потом разрушение. Но вот то, о чем вы сейчас сказали, есть в его альтовом репертуаре. Есть изумительный пример, я даже делал такую программу.

    У Бриттена есть такое произведение, которые называется «Lacrime», вариации на темы песен Дауленда, средневековая Англия. Там такие простые плагальные обороты, хоровая музыка, сами песни. Когда я начал играть – альтовый репертуар всё-таки не очень богат по количеству, – я поинтересовался, что такое песни Дауленда, раз Бриттен на эту тему написал. Там строится так: вариация, вариация, вариация, вариация, вариация… А в конце в чистом виде, тональном, тема. Я это играл с Рихтером, это записано. Но есть запись с оркестром, самого Бриттена. Он сам оркестровал, так как в оригинале – альт и рояль. И сделал такую вещь – попросил зал не аплодировать, и мы сыграли от начала до конца «Lacrime» – конце идёт чистая тема. Потом, не останавливаясь, играем 8 номеров Дауленда в оригинале, потому что эти вариации – на одну песню.

    А потом вышел мой друг, изумительный, французский кларнетист, он же саксофонист. Он импровизатор. Он не любит, чтобы о нем говорили – джазовый, или ещё какой.. Он говорит: «Я импровизирую». Ему сейчас уже около 70-ти лет, его зовут Мишель Порталь. Это было давно, когда он приезжал в Москву, вот на тот концерт. И вот после оригинальных песен Дауленда была ещё современная импровизация на эти темы.

    Вот люди, которых вы видели, которые после Пендерецкого вышли расстроенные, что не понимают эту музыку, они пришли на концерт не для того, чтобы что-то узнать и себя обогатить. Они пришли из-за общего шума – из-за фестивальности, из-за имени. И то, что они не поняли… Я уверен, что в этом ничего страшного нет. Не меньшее количество людей, которые тоже первый раз пришли, они как раз задумались задумались, и это самое главное. Необязательно выходить и говорить «Ой, я в восторге…», но задуматься – уже хорошо. Пустое произведение я не ставил бы в программу, понимаете?

    Да и потом у него там есть спекулятивные вещи, в хорошем смысле, что-то вдруг напоминающее киномузыку, что-то – почти танго. Это спекуляция, в принципе, но очень хорошая. В этом же и Шнитке обвиняли… Видимо, это пути привлечения внимания, или как раз, вот вы сказали, через чрезмерную красоту показать весь ужас, да?

    Виктория Руцкая: Да.

    Юрий Башмет: У меня так было с альтовым концертом Альфреда. Он тогда очень сильно болел, первый инсульт, был в коме трое суток. Я приехал из Амстердама, позвонил, он ждал меня. Я прямо из самолёта, с тремя кассетами, к нему домой приехал. Поужинали, коньяк даже пили. У него были ограниченные движения, ему нельзя было летать, и поэтому на премьере он не был, но очень ждал. Я сыграл три раза премьеру его Концерта в Амстердаме, в «Концертгебау», и с каждого концерта привез запись. Мы с ним послушали все три записи, и вот в третьем концерте я, по какому-то наитию, не играл вот эту знаменитую тему так трогательно и лирично, а играл с издёвкой, вульгарно даже.

    И вот Альфред, – он вообще очень сильно реагировал на юмор, не мог владеть собой, если очень смешно или точно как надо… И он упал на пол и начал смеяться со слезами. «Вот так надо! Надо играть так сладко, так трогательно, но так сладко, так красиво, чтобы прямо стало противно!». Вот это как раз то, о чем вы говорите. Да, конечно так (Mp3).

    Евгений Бойко: Вы сказали об узнаваемости экспозиционных тем в разработке, и мне пришло в голову… В английском языке слово «like» имеет два значения – это и «подобный» и «нравится». Что из этого получается? «Подобное – нравится». То есть если ты что-то узнаешь, это кажется тебе знакомым, то это априори привлекает, к этому испытываешь доверие. Образованный в классической музыке человек, который уже знаком с произведением, с принципами построения – ему не надо объяснять ничего, он слышит, где мелодическая линия, тематизм, знает, что происходит в разработке, что в финале. У Шопена, например, в фортепианных концертах тема не преобразуется, ведь ему не нужна драма, как Бетховену. Ему не нужно её давать в изменённом виде. То есть мысль о том, что какие-то повторяющиеся элементы позволяют лучше слушать… Я об этом не думал, но – да, кажется, это так и есть… Узнаёт – и мелодия начинает нравится.

    Виктория Руцкая: Это построение мысли.

    Юрий Башмет: Здесь общность возникает, в мозгу – у вас, у вас, у меня.

    Виктория Руцкая: Всё основное – повторения…

    Евгений Бойко: Мысль цепляется за узнаваемое.

    Юрий Башмет: Безусловно. Так мы все с вами устроены. Для меня есть один принцип: я в свое время брал специально шлягеры – соль-минорную симфонию Моцарта, Пятую Бетховена, вот специально. К этому меня много лет назад подвигнул Петр Ильич Чайковский. Когда много лет назад начинался первый оркестр «Солисты Москвы», первый состав, естественно – серенада Чайковского, для струнных… И каким-то чудом ко мне попала партитура из Ленинской библиотеки, уртекст. И я увидел столько неожиданного. И вот с тех пор у меня появился свой подход к произведению. Это – никого не слушать, никакие записи, даже самые знаменитые. Потом уже – ради Бога! Даже интересно. Взять абсолютно чистую партитуру, выполнить её досконально по автору, а потом добавить туда всё, что хочется. Усилить, уменьшить…

    Я даже достаточно смело и нагло могу поступить с уртекстом, но обязательно начинать с чистого листа. Я вот вам приведу два примера. Финал всем известной Серенады, Allegro. Как играть? Что написал Пётр Ильич? Пиано. Он написал (напевает). Все играют с несколькими акцентами, а что написал Чайковский? С одним акцентом на последнюю долю. А сейчас играют все в основном автопилотно, и получается на каждую сильную долю такта акцент, но ведь тогда тот акцент, который задумал Чайковский, уже не работает! (Mp3).

    Или вот тот же «Реквием» Моцарта. Я, уже зная себя, решил взять и посмотреть, какие вообще издания существуют, потому как это фигура сильно засекреченная, вечно и легенды, и так далее. И касательно самого «Реквиема» легенд немало. И вот у меня было пять партитур. Больше всего мне понравилось одно издание, потому что партитура большая, ясная, прекрасный нотный шрифт… Я её взял первой, потому что она удобная и красивая. И вот я увидел, что в Lacrimosa нет crescendo. Вот когда всё заканчивается мажором, и момент, когда хор берёт первый аккорд – всегда апофеоз мажора и звучит всё forte… А там этого нет! И я понимаю – Боже мой! Естественно, это пиано. А у меня в крови форте, потому что все всегда делают там форте. И вот спустя минуты три ко мне пришло ещё одно озарение – ведь перед этим местом звучит та же фраза, что и в начале! Это арка. И если это симметричная арка, то не может быть форте. Тут я стал рассматривать все партитуры, и выяснилось, что ни в одной из них нет crescendo и forte.

    То есть когда-то, какой-то замечательный исполнитель, что я абсолютно честно, по душе принимаю, открыл этот мажорный аккорд. Он не делал molto crescendo и forte, он просто открыл его, подчеркнул, а потом сделал чуть тише. Кто-то это услышал, восхитился и стал тоже так делать. В конце концов, это превратилось в традицию делать здесь crescendo и forte. Я уверен, то это именно так и произошло.

    И вот вам ещё один пример: третья часть Третей симфонии Брамса (напевает). Самое лучшее исполнение – это огромное crescendo и акцент на вот той ноте: (напевает). В нотах есть вилочка, но – спасибо Московской консерватории и профессорам, у которых я учился. Если есть вилочка, и там – forte, а в начале – piano, это имеет право на жизнь, это указано. Но если стоит piano, вилочка crescendo и уходящая – это значит «оживить и уйти», не меняя нюанс. Это значит, должно быть (напевает). Значит, это всё очень сильно преувеличено – у автора нет ни sforzando, ни forte! И вот тут я понимаю, что официальная фразировка самого Брамса выписана, это играют в начале виолончели, и вот указано сколько смычков должно быть. То есть могло бы быть (напевает) А у него всё написано на один смычок, что абсолютно соответствует нюансу. Так что прежде всего надо влезать в автора, он все знаки выписывает (Mp3).

    Евгений Бойко: Вот ещё ведь удивительный момент – соль-минорная баллада Шопена, во вступлении там в левой руке есть квинты, которые на самом деле очень важны для формирования темы. И никто, кроме Горовица, на них внимания не обращает! Только он… И никто больше их не повторяет(Mp3).

    Юрий Башмет: Да. Я вот даже не постесняюсь вам скажу – я не пианист, у меня даже есть знаменитый фокус – шутка, я соединяю «Лунную» сонату Бетховена с «Yesterday» Beatles. Такой детский трюк. Но как-то я решил, что надо хоть в ноты посмотреть, а то я там по слуху сопоставил и не совсем правильно играю. Мне однажды надо было сыграть это перед серьёзной публикой, с трансляцией, а потом Долина должна была выйти и импровизировать на «Yesterday». Это был мой юбилей, серьёзная аудитория, 2,5 часа по российскому каналу. Решил посмотреть ноты и понял, что делаю серьёзные ошибки. Я позанимался минут двадцать. И знаете, что обнаружил? Практически то, о чем вы сейчас рассказываете. Мы обычно воспринимаем начало как вступление, нагнетание атмосферы, хотя вот там бас меняется. А тема наступает, только когда верхний голос вступает. А там в ядре уже всё заложено! Никто из пианистов этого не делает, никто не видит там этой темы. И почему-то таких вещей масса… (Mp3)

    Виктория Руцкая: Получается, что сейчас в музыке огромную роль играют стереотипы…

    Юрий Башмет: Выходит, что так. А потому что друг у друга копируют. Но для нас важно – всегда вначале исходить от автора. Потом, если хочешь, что-то меняй, исходя из твоих уже данных, если это оправданно – рисковать, не рисковать. Это вопрос твоего личного отношения к этому произведению, этому автору, личному эго, в конце концов, или собственных амбиций. Но на основе чистого текста! Потому что всё, что изменяется, постоянно теряет свой смысл.

    Евгений Бойко: А вы не думаете, что, может быть, в каком-то смысле следует вернуться к чистоте? В том числе к произведениям, которые мало исполняются из-за их чрезмерной популярности? Вот однажды я был на концерте пианиста Алексея Сканави, а у него в программе – Турецкий марш Моцарта, Полонез Огиньского… Народ в зале не музыкальный. Причем Полонез Огиньского в какой-то первоначальной редакции. А дальше он начинает двигаться серьёзнее, и первое отделение заканчивает фантазией-экспромтом. Во втором отделении он уже играет Рахманинова… Я взял у него потом интервью, и вот что он мне сказал: «Понимаешь, какая вещь: «Лунную» сонату никого не заставишь играть. И такие произведения никто не играет, а люди бы с удовольствием слушали! Они эту музыку любят, но мэтры не будут играть это, потому что чрезмерно популярно. Студенты не будут играть, потому что это играли мэтры… В итоге не играет никто».

    Юрий Башмет: Да. Это очень понятно. У меня вот с Рихтером было много музыкальных интимных встреч, которые не освещались и не выносились на сцену. Но однажды там было одно признание. В фортепианной сонате Бетховена №17 сперва звучит ля-мажорный аккорд, и далее он выступает как доминанта и в ре-миноре начинается тема Allegro. А в начале выписан темп этого одного аккорда, то ли Largo, то ли Adagio, я сейчас точно не помню, но – медленный. И вот все великие играют это как арпеджио. А вот Рихтер мне тогда сказал: «Юра, понимаете, ведь Бетховен не дураком был. Я мучался, мучался и нашёл!» И он сыграл мне не рубато, а очень строго, и в темпе, который выписал Бетховен. И тогда контраст работает. Что же написала пресса? Что он от каждой ноты вспоминал, какая будет следующая, с трудом вспомнил и, вспомнив, что происходит, набросился на новую тему. Так что стараешься, мучаешься, а никто ничего не понимает. А вообще мне очень приятно, что я могу с вами на музыкальные темы поговорить, а то приходят «жёлтые», задают вопросы… Ну да, я, конечно, могу байки рассказывать, но…

    Я, кстати, не против ни «желтизны», если это каким-то образом пробудит интерес к альту и к классической музыке вообще, даже через что-то плохое. Ну вот например, представьте себе картинку: молодой человек встречается с девушкой, они идут на дискотеку, потом – опять на дискотеку, потом в компании потусили, потом в кино наконец вместе сходили, а потом ведь не будут же просто по улицам ходить или дома сидеть обниматься? Значит, они как-то всё-таки проводят время. И вот вдруг появляется какой-то пиар сумасшедший, появляется девочка в мини-юбке, мокром платье и играет Вивальди «Времена года». И вот мальчик приглашает девочку на это, покупает дорогие билеты. Они идут на концерт… А потом он уже будет слушать с огромным удовольствием запись, например, Гидона Кремера в молодые года, ведь он уже знает «Времена года» Вивальди! И если эти её мокрые платья, мини-юбки и электроскрипка так сработали, значит, это уже хорошо! Момент узнавания, опять-таки.

    Даже если ты услышишь где-то случайно плохое исполнение, музыка всё равно запомнится. Я вот даже на одном из своих более-менее свободных концертов, где можно разговаривать, сказал: «Сейчас я сделаю сюрпризное заявление: пожалуйста, включите все свои мобильные телефоны. Пусть они работают». Люди в зале были в шоке и все стали смеяться. «А теперь мы сыграем произведение, которое великий автор посвятил знаменитой сегодня фирме Nokia, и вы её сейчас все узнаете. И я благодарен этой фирме, потому что теперь все знают эту мелодию! Но наша трактовка будет несколько иной». И мы заиграли Сороковую симфонию Моцарта. И всё равно я благодарен фирме Nokia.

    У меня есть человек – он не любит, когда я называю его фамилию, но он сравнивает трактовки. У меня знакомый мэр города Новокуйбышевска, мы с ним так подружились, он приезжает на мои концерты в Москву, дочка у него в Москве учится, у неё открытый абонемент на наши концерты… Я сколько лет его уже знаю, а как-то он меня очень сильно удивил. Пришёл в мой номер, с портфелем, открывает его и говорит: «Я хочу тебе кое-что показать». И он показывает мне 9 виниловых пластинок одного и того же произведения! И вот он, совсем не музыкант, их слушает и сравнивает. И более того, у него дома аппаратура вся ламповая, со специальными стойками, чтобы провод от проигрывателя был на весу, и проигрыватель и колонки стоят в другой комнате. А он внешне выглядит как карьерист! Люди, на самом деле – невероятное богатство.

    Полный текст, включая аудио фрагменты: Classica.FM

  • #2
    Постоянный участник
    Регистрация
    27.04.2009
    Адрес
    Москва
    Сообщений
    608
    Записей в дневнике
    2

    По умолчанию

    Спасибо вам, Ася, за то что обнаружили и выложили такое интересное интервью.
    Побольше бы наши известные музыканты говорили на музыкальные темы... или же - побольше журналистов распологало бы их к подобным разговорам....

    Это уже два глотка свежего воздуха

  • #3
    Постоянный участник Аватар для Г-н Недостоевский
    Регистрация
    27.12.2006
    Адрес
    Москва
    Сообщений
    794
    Записей в дневнике
    32

    По умолчанию

    Ага. Блин, и Башмета обманул своим секстетом пан Пендерецки. Ну если сравнивать только с Шостаковичем и Шнитке, то наверное... да! но это не лучший комплимент музыке. Вот до Стравинского и (даже) Денисова этому секстету точно далеко, — в отличие от многих ранних вещей пана П.

  • Похожие темы

    1. Юрий Башмет (альт)
      от Солист в разделе Исполнители-солисты
      Ответов: 48
      Последнее сообщение: 06.02.2011, 13:39
    2. Где на самом деле скачать классическую музыку?
      от boris в разделе Где скачать классическую музыку?
      Ответов: 0
      Последнее сообщение: 19.12.2008, 15:59
    3. Кто на самом деле написал Токкату и фугу?
      от nikas в разделе Помогите опознать мелодию
      Ответов: 14
      Последнее сообщение: 15.07.2007, 16:03
    4. Кто же на самом деле играет?
      от asmadeia в разделе Скрипичная и альтовая музыка
      Ответов: 1
      Последнее сообщение: 12.02.2007, 19:49
    5. Сколько Вас тут на самом деле?
      от Тюлень в разделе Про все на свете
      Ответов: 1
      Последнее сообщение: 14.09.2006, 09:55

    Метки этой темы

    Социальные закладки

    Социальные закладки

    Ваши права

    • Вы не можете создавать новые темы
    • Вы не можете отвечать в темах
    • Вы не можете прикреплять вложения
    • Вы не можете редактировать свои сообщения
    •  
    Яндекс.Метрика Rambler's Top100