15 июня, в программе радио «Свобода», «Поверх барьеров» было, на мой взгляд, интересное эссе Бориса Парамонова. Мне кажется, оно касается не только балета, в частности, но и русской школы искусства вообще .

Иван Толстой: «Что называть балетом» - так назвал свое эссе наш нью-йоркский автор Борис Парамонов.

Борис Парамонов: В «Нью-Йорк Таймс» от 1 июня появилась интересная статья ее московского корреспондента о молодых американцах, обучающихся в балетной школе при Большом театре. Естественно, это не единственные иностранцы в знаменитом учебном заведении: таких 90 человек, и большинство из них – что крайне интересно и будет еще нами обсуждаться, - из азиатских стран. Иностранцы платят за обучение 18 тысяч долларов в год, более полутора миллионов в сумме. Интересно бы узнать, как распределяется это сумма, но корреспондент «Нью-Йорк Таймс» Ливай об этом не пишет.
Речь в статье идет, в основном, об учениках из США: это Джулиан МакКэй 12 лет и шестнадцатилетняя Джой Уомак, которую ее учительница Наталья Архипова называет Джойка. (Мне вспомнилась покойная теща, называвшая одну из гёрл-френдс моего сына по имени Джениффер – Джениферкой. А как еще к ним обращаться русскому человеку?). Джойка живет в школьном общежитии вместе с русскими пансионерками и в таком окружении, естественно, начала уже понимать и говорить по-русски. Мальчик Джулиан квартирует отдельно, с мамой, для такого дела перебравшейся из штата Монтана в Москву. Этот говорит, что самая мука – понимать преподавателя. Например, такое критическое замечание, в английском переводе звучащее – «твистинг ёрселф ап»! Я в свою очередь не понимаю, как это надо сказать по-русски, какая тут балетная штука имеется в виду.

Но дело не в русском языке, конечно, любой язык – дело наживное. Трудности основные у молодых американцев другого порядка: суровый трэйнинг как таковой. Они уже занимались балетом на родине, но ни с чем подобным не встречались. В американских школах атмосфера щадящая, и первая задача – повысить самооценку учащихся, пресловутый «селфэстим»; так везде, так, стало быть, и в балетных школах. Что бы ни делал ученик, нужно хвалить его: очень хорошо, «вери найс»! В московской балетной школе - другое. Джой Уомак ( «Джойка»!) говорит:
Диктор: «Требования здесь такие, рабочая этика такова, что отставать, делать что-то не так, лениться невозможно. Здесь тебе никто не скажет «вери найс».

Борис Парамонов: Короче говоря, профессиональная обстановка, настоящее учение, суровая школа, в каковой только и может ученик чему-то научиться от мастера. Понятно, что не все американцы это выдерживают. Ливай пишет, что родители другой американской девочки Рины Киршнер забрали ее из школы, решив, что такое мучение – не американское дело.

Вот и неудивительно, что только два американских ученика держатся в балетной школе Большого театра, а основная масса – из Азии. Соломон Волков говорил мне, что в знаменитой нью-йоркской музыкальной школе Джульярд почти нет белых американцев, превалируют американцы азиатского происхождения. Ведь чтобы выучиться роялю или скрипке, работать надо с детства и даже не по восемь часов. Пресловутый прагматизм завладел и детьми американскими: стоит ли такая игра свеч? Как ни тренируйся, а успех в искусстве – дело неверное, на бирже шансов больше.

Но есть еще одна деталь в статье Ливая, мимоходом бросающая свет на американский менталитет и практику американской жизни. Преподаватели в школе Большого театра – в постоянном телесном контакте с учениками, правят им руки-ноги, ставят в нужные позиции, тычут в поясницу, выпрямляя спину. По теперешним временам и нравам это совершенно невозможное дело для американцев. Корреспондент «Нью-Йорк Таймс» пишет:

Диктор: «Илья Кузнецов, инструктор школы при Большом театре, говорит, что практика суровых тренировок и физического контакта учителя с учениками – непременное условие обретения подлинного профессионального мастерства и сценического блеска. Он рассказывает, что когда он работал в Калифорнии, это было абсолютным табу – коснуться ученика. Он был поражен, когда ему сказали перед тем, как допустить к работе, что ему требуется страховка по крайней мере на два миллиона долларов на тот случай, если кто-то из родителей подаст в суд за «дурное обращение с учеником».

Борис Парамонов: А ведь тут не только физическое насилие приписать можно, а при желании и педофилию.
Это не анекдоты и не курьезы, а очень серьезная тема соотношения демократии и культуры. Культуры не в нынешнем смысле быта и нравов населения, а высокой культуры, в смысле Ницше, сказавшего, что дело культуры – создание мудреца, святого и гения. Понятно, что ни в какой школе, даже в мастерской, скажем, Микеланджело гения из ученика не вырастить. Ясно также, что современный образ жизни, потребности нынешней цивилизации не таковы, чтобы гений делать критерием оценки. И тут никакая ирония неуместна: жизнь действительно меняется, и в разные времена требуется разное. В эпоху массового общества нормой цивилизации делаются права человека и материальное благополучие народа. Но есть такие области искусства, где необходимо именно техническое мастерство, ремесленная выучка: живописец должен овладеть рисунком, пианист упражняться по десять часов в день, а балерина лить пот у станка в классе. Нужна, что называется, школа.
И вот такая школа, такие школы, такой подход к профессиональной деятельности в эстетике остается еще живым в России. Если хотите – и я говорю опять же без всякой иронии, - это есть свидетельство русского отставания на путях нынешней демократической цивилизации: ни правами человека не озабочены в России, ни благосостоянием простых людей, вроде шахтеров в метановой шахте. Высокий уровень профессионализма – наследие даже не прежней советской эпохи, а совсем уж старых, царски-имперских времен, законсервированных общей российской застойностью. А сохранить одно с обретением другого, так сказать, рыбки с невинностью, увы, не удастся никому и нигде в общекультурном масштабе. Здесь возможны только индивидуальные удачи: стать звездой русской выучки и получить приглашение в Американский Балетный Театр.

Талантливая молодежь это понимает. «Джойка» - Джой Уомак сказала корреспонденту «Нью-Йорк Таймс» о своем учении в балетной школе Большого театра:
Диктор: «Я теперь совершенно по-новому поняла балет и поняла, чего я хочу. В Америке я никогда бы этого не поняла – что значит быть балериной. Я хочу быть русской, Россия зовет меня».

Борис Парамонов: Когда шестнадцатилетняя «Джойка» подрастет, она поймет, конечно, что выражалась метафорически. В ее нынешнем словоупотреблении быть русской значит быть балериной, а Россия – это балет.
И тут мне вспомнился роман Кингсли Эмиса «Счастливчик Джим». Будучи в гостях у профессора Уэлча и слышав когда-то, что девушка их сына Бертрана занимается балетом, Джим, при появлении молодой пары, не зная, что девушка у Бертрана теперь другая, изображая светское поведение, начал говорить с ними о балете и был поражен, увидев, что окружающие сделали каменные лица. И в ужасе он подумал: а что если в семье Уэлчей балетом называют половое сношение?