Парижские оперные премьеры

[До ля]

http://www.vremya.ru/2006/52/10/148435.htmlМетромоцарт

// 28.03.2006
«Свадьба Фигаро» в постановке Кристофа Марталера вызвала скандал в Париже
Новая премьера «Опера де Пари» на сцене театра «Гарнье» -- почти буквальный перенос постановки, сделанной Марталером в Зальцбурге, в 2001 году, в самом финале правления интенданта-интеллектуала Жерара Мортье. Теперь Мортье, за десять лет превративший консервативный Зальцбург в пространство заносчивого эксперимента и выведший фестиваль в лидеры актуального театрального процесса, возглавляет «Опера де Пари», населяя сцены старого оперного дворца «Гарнье» и современного театра «Бастий» продукцией редкого изящества и большой художественной неординарности.

Скажем, в холодный масштаб театра «Бастий» в этом сезоне по-настоящему органично влились умопомрачительные видеопотоки художника Билла Виолы, создавшего параллельную реальность в спектакле Питера Селларса «Тристан и Изольда». Огромные мужчина и женщина на гигантских экранах проживали не жизнь -- какой-то ритуал, посвященный жизни, смерти, любви и жертве, причем так, что скупые мизансцены Селларса и его актеры, маленькие, одетые в черное, сначала казались просто марионетками, а потом вырастали до степени контрапункта с видеоизображением. «Это не опера, это инсталляция какая-то!» -- восклицали оперные пуристы, но манера Виолы инсталлировать в собственные образы высокую культурную память (величественность -- одно из принципиальных качеств его концепций) смягчала публику. Даже ледяной холод и смертельная тоска, пронизывающие каждый поворот действия, не спровоцировали ее на резкие движения. Величавость действует на потребителей высокого искусства гипнотически.

Еще одна премьера -- Cosi fan tutte в постановке Патриса Шеро (между прочим, революционера, по крайней мере в театральной вагнеровской истории) -- была пропитана таким тягучим и сумрачным эротизмом, что публика «Гарнье» также могла бы выразить удивление, граничащее с неудовольствием. Но Шеро все же оставался в рамках приличий, к тому же Элина Гаранча в партии Дорабеллы и Руджеро Раймонди -- Дон Альфонсо, хотя и по-разному, оба приковали к себе внимание буржуазных парижан всех поколений.

И вот они отыгрались во втором акте марталеровской «Свадьбы Фигаро» -- прямо во время музыки они кричали «Долой Мортье!», топали ногами, хлопали руками, свистели и гудели традиционное оперное «бууу!». Это были не обыватели с дефицитом образования, а очень красивая парижская аудитория среднего возраста и, возможно, высокого положения (между прочим, знающая даже фамилию нового оперного директора).

Все потому, что режиссер-скандалист и композитор-минималист Марталер пошел гораздо дальше своих коллег, приложив руку не только к сюжету и его пространственной интерпретации, но и к музыке. В его дивном спектакле -- смешном, легкомысленном и намеренно тяжеловесном, ласково-игривом и саркастичном одновременно -- в фирменном потрепанном антураже, подсмотренном где-то художницей Анной Фиброк (свадебный салон, ситцевые обойчики, конторка посредине, потертые витрины, туалетные двери с буквами «D» и «H»), рядом с героями разгуливает какой-то престарелый хиппи, типичный гном ХХ века, подземный музыкант, растворяющий трогательные рулады полуузнаваемой классики в гуле метро специально для ничего не видящей и не слышащей толпы. Фантастический виртуоз Йург Кайнбергер бродит по сцене с пришпиленным к заду стулом, так что может присесть и прилечь где угодно и когда угодно. Моцартовские песенки он играет на синтезаторе, аккордеоне, извлекает мелодии из бутылок, отхлебывая из них по ходу, и из бокалов, по краю которых проводит пальцем. Он речитативист, он превращает моцартовские речитативы в уморительно смешной, ироничный и вместе с тем живой и трогательный цирк. Приближает, одним словом, к современности. И тут современная публика отшатывается с выражением такого бурного отвращения на лице, что удивительно, смешно и грустно одновременно! Парижане кричали: «Маэстро, уберите этого гения! Играйте музыку!» (в упор, что ли, не узнавали в хулигански аранжированных речитативах любимого Моцарта), а потом сопровождали гробовым молчанием эту самую «музыку» в исполнении оркестра и дирижера Сильвэйна Камберлинга в гротескно-сиротских, с танцами и шутками мизансценах Марталера.

Его очередная нежно-трюкаческая фантазия о европейской культуре и европейцах, филистерстве и знаточестве, следах тоталитарного давления и частной жизни, с массажным креслом, с танго в передничках и жилетиках, впервые была представлена в немецкоязычном контексте, хоть как-то свыкшемся уже с бесконечным марталеровским отпеванием бюргерства. Но Париж был вне себя, когда ему предложили минималистски ритмизованный, разреженный паузами и уморительными повторами текст-зеркало. Текст, напичканный утонченной, эстетизированной социологией, текст о потрепанных и прихорашивающихся мужчинах и женщинах, желающих вмешивать государство в свои личные отношения, в котором кроме прочего просвечивают дореволюционная (1968 года) и послереволюционная эстетика, а борьба идеологий оказывается поражением обеих. Остается только реальность -- ситчик на картонных стенках, гламурные очки на фальшивой невесте и острая, всамделишная тоска по любви и штампу в паспорте.

Блестящий актерский ансамбль, переехавший почти в полном составе из зальцбургской постановки (за исключением Ангелы Деноке), играет превосходно и не менее ярко поет, особенно хороша Кристина Шеффер (Керубино), пробившая даже лед общего парижского неудовольствия. Удивительно, что ее розовые штаны, кроссовки на «манной каше» и наушники по отдельности поразили публику много меньше, чем то, что Марталер сотворил с Моцартом, превратив его «Фигаро» в нежный, ироничный, легкий и грузный мюзикл о бульварах, конторах, свадьбах и людях, а его самого -- в уличного музыканта.

Юлия БЕДЕРОВА

[Читатель]

Позволю себе привести цитату из своего же сообщения по теме «Фальстаф в Мариинке», см. его полный текст здесь.

Какое-то время назад один из участников форума с ником «Havoc Vulture» обратился с «открытым письмом всем "классикам", в котором высказал идею, что "звучание и аранжировка классической музыки (а отнюдь не содержание лучших её образцов!) в основном изжили себя". В целях популяризации классической музыки он предлагал осовременить её звучание посредством использования электроинструментов. …
Пока подобные предложения не встречают поддержки ни у музыкантов, ни у публики. Напротив, правила хорошего тона (и что немаловажно критика), требуют от музыкантов скрупулезного соблюдения нотного текста. Попробуй какой-нибудь пианист или дирижер под лозунгом осовременивания классики отойти от этих правил, скажем, вставить какую-либо отсебятину (как это порой имело место в 18-19 веках) - да его рецензенты в порошок сотрут……
Но вот какой парадокс. В оперном жанре происходит что-то странное. С одной стороны в том, что касается собственно музыки, имеют место всё те же требования к воспроизведению нотного текста, что и в "чистой" музыке, также существует аутентичное исполнение и аутентичные исполнители, в том числе и певцы. Так что с музыкальным «текстом» опер вроде всё в порядке….

И еще одна цитата из самого себя, любимого: из потока «Почему у нас в год Моцарта - такие Флейты?!»

…за последние полгода в Москве поставлены аж две Флейты и обе – весьма известными в оперном мире режиссерами….Если бы еще они её ставили так, как она была написана Моцартом и Шиканедером, но такая Флейта их, похоже, не интересовала. Вот они и сочиняют другую Флейту, каждый свою. Правда, при этом Моцарта вроде не трогают, да и попробуй тронь – вмиг загрызут фанаты-поклонники…

Что ж, теперь могу всех вас поздравить, господа присяжные заседатели, похоже – лед тронулся. Теперь стало возможным не только корежить либретто, но и вмешиваться в саму музыку оперы. Как написала (с явным одобрением Юлия Бедерова) «Все потому, что режиссер-скандалист и композитор-минималист Марталер пошел гораздо дальше своих коллег, приложив руку не только к сюжету и его пространственной интерпретации, но и к музыке».

В свое время персонаж комедии Маяковского "Клоп" бывший рабочий Петр Присыпкин, омещанившись, назвал себя "Пьером Скрипкиным" и требовал – «сделайте мне красиво!»
Современный же мещанин-буржуа ХХI века, как уверял нас в одном из своих интервью Кирилл Серебренников, поставивший в Мариинке Фальстафа, о котором шла речь в том потоке, требует, чтобы ему пощекотали нервы. А в другом интервью в Известиях он так развил эту мысль (Известия СПб, 10.02.2006):

Серебренников: …приход современной радикальной режиссуры на Западе в оперу как раз был связан с тем, что это оказалась лучшая площадка для выражения ….нонконформистских идей на территории противника. Вначале это был эстетический бунт. А бунт, как известно, постепенно начинает хорошо «продаваться». Именно с этим связан, мне кажется, всплеск радикального оперного театра на Западе…

Известия: Один известный режиссер как-то посетовал, что новое поколение коллег ржавыми отмычками взламывает вековые замки классики. Вы у себя ржавую отмычку в руках чувствуете?

Серебренников: Красиво сказано, но образ неудачный. Непонятно, что трогает упомянутого режиссера — ржавость отмычек или отсутствие ключей. А знаете, замки иногда бывают такие трухлявые, что их можно слегка дернуть, они сами откроются. А иногда они такие крепкие, что их надо открывать фомками. Главное - войти в дверь.

Что ж, судя по последней парижской премьере – в дверь вошли!

Я вполне могу понять, отчего этих режиссеров-«новаторов» так тянет отметиться в классике? Это модно, престижно, глядишь, критики похвалят за новаторский подход. Главное, (как проговорился Серебренников) это «постепенно начинает хорошо продаваться».

Но вот почему издевательство над классикой может нравиться кому-то из нормальных людей – мне ей-богу не понятно?

Если это считается приемлемым и даже талантливым, давайте не будем на этом останавливаться. Давайте перепишем на молодежном сленге «Войну и мир» (конечно, воевать там будут в Афгане, Чечне или даже в Ираке).
Ну, разумеется, леонардовской Джоконде пририсуем усы – собственно, это ведь уже сделано.
Между прочим, помню, как лет эдак тридцать тому назад во время осенних работ в колхозе, один наш «стьюдент» очень любил декламировать «Евгения Онегина», кем-то переложенного на матерный язык. Получалось очень даже затейливо, я бы даже сказал –не без таланта! Кое-какие стишки до сих пор помню и мог бы здесь привести, но боюсь - не так поймут`с! Так почему же не издать сей опус массовым тиражом! Уверен – спрос будет!

А на мой консервативный взгляд культура начинается с понятия табу! Нельзя, извините за выражение, справлять нужду на улице на виду у всех. Независимо от того - нравится это кому-то или нет!
Если это отрицается – плохо дело, значит, пришло время разрухи в головах, за которой боюсь (согласно профессору Преображенскому) вполне может последовать и разруха в клозетах.

[flo]

Уважаемый Читатель! у меня предложение.
Давайте я вам достану билет на Волшебную флейту Грэма Вика в Большой театра. Вы туда сходите. а потом Честно (ЧЕСТНО) ответите, улыбались ли, и смеялись ли во время спектакля.
И если Вы мне ЧЕСТНО ответите, что нет, и что Вам весь спектакль было больно и обидно за классику, высокое искусство, Моцарта и Шиканедера -- я тряхну стариной и _сниму_шляпу_ перед Вашей искренностью, убежденностью и принципиальностью. Если ЧЕСТНО ответите. Если не соврете.

Это я не к тому, что Вы все врете, а просто к тому, что интонация "доколе" как правило подозрительно попахивает ханжеством и лицемерием, пусть даже и бессознательным.
ну как Вам идея?
Проведем эксперимент?

[Читатель]

Уважаемый Читатель! у меня предложение.
Давайте я вам достану билет на Волшебную флейту Грэма Вика в Большой театра. Вы туда сходите. а потом Честно (ЧЕСТНО) ответите, улыбались ли, и смеялись ли во время спектакля....
Проведем эксперимент?

Уважаемая Flo! Мне кажется, что будет не совсем правильно, если бы я стал отвечать Вам в этом потоке, который всё же посвящен парижской премьере Свадьбы Фигаро. Если Вы не возражаете, давайте продолжим наш разговор в теме под названием «Почему у нас в год Моцарта - такие Флейты?!», см. здесь. Вот там я и постараюсь ответить на Ваш вопрос.