Большая и небезоблачная биография конкурса Чайковского начиналась под знаком триумфа «русской исполнительской школы». О том, как меняются конкурсы, актульны ли исполнительские школы, наконец, как отбирали участников XIV конкурса Чайковского (в номинации «фортепиано») рассказывают члены отборочного жюри Марчелло Аббадо (Италия), Юрген Майер-Йостен (Германия), Сергей Бабаян ( США) и Дмитрий Алексеев (Россия).

Марчелло Аббадо (Италия):

Конкурсы всегда были важны для молодых пианистов. Все-таки это самый распространенный способ начать свою карьеру. Некоторые поэтому и играют, будто это чуть ли не главное выступление в их жизни. Сейчас, правда, все меньше конкурсов, которые предоставляли бы реальные возможности для старта. Я могу сосчитать их по пальцам одной руки. При этом возрастной ценз на конкурсах падает, а молодых пианистов не становится меньше. И все же иногда попадаются сильные.

Мне кажется, абсолютное лидерство – не то, к чему надо стремиться на конкурсе. Бывало ведь, что будущее удачнее складывалось не у победителя, а у кого-то из лауреатов. Человек получал вторую, третью премию, и все же мог всерьез рассчитывать на дальнейшее. Критерии, к слову говоря, за годы работы в разных конкурсах я не менял.

Первое – это звук, хотя при просмотре DVD у нас и возникали проблемы. Второе – верность духу композитора. Мы также не должны забывать про технику пианиста, она чрезвычайно важна, Но ключевые моменты – это индивидуальность, именно индивидуальность и харизма Также очень важно умение общаться со зрителями, то есть впечатлять их.



Юрген Майер-Йостен (Германия):

Сейчас, когда в мире слишком многое исходит от финансирования, конкурсная ситуация, конечно, стала другой. Во времена холодной войны исполнительские конкурсы росли, вроде грибов после дождя. Конкурская идея тогда продвигалиасьсь потому, что западная часть Европы хотела показать свою культуру, восточная часть - свою.

Конкурс Чайковского был своевременным феноменально. А благодаря исполнителям приобрел и высочайшую репутацию. Я работал в его жюри в 1974 г. и в 1990 г. Помню, что меня очень впечатлил 1974 г., когда первую премию выиграл Андрей Гаврилов. Это было великолепно! А в 1990 г. победил другой замечательный пианист – Борис Березовский. Раньше конкурс Чайковского вообще-то был очень известен. Это был настоящий уровень!

Я боюсь, что у нынешних пианистов исчезает фантазия. Некоторые стучат, как машины: помните Чарли Чаплина в «Новых временах»: чик-чик-чик…? А я вспоминаю как играл Владимир Горовиц. - Что он делал с музыкой! Как тонко ее «раскрашивал»! Сейчас, говоря начистоту, очень много пианистов играют в «черно-белой» гамме. Но есть и другие, с удивительной колористикой. Мне-то как раз окрашенность звука и дорога. Потому что от звука напрямую зависит соответствие исполнения замыслу композитора!



Сергей Бабаян (США):

Знакомство с будущим конкурсантом на DVD – это, конечно, процесс не только слышания. DVD, мне кажется, сразу помогает как-то понять, увидеть артиста. Ты чувствуешь какую-то энергетику, исходящий ток. Но, в принципе, я бы иногда предпочитал только слышать, так как что-то порой может повлиять…Внешний раздражитель, какая-то одежда, какой-то внешний вид… А когда закрываешь глаза, то слышишь чистую музыку.

На конкурсах, конечно, есть такой момент, что человек, исполнитель как бы должен угодить.всем вкусам, Но тут имеет значение, какое жюри. Секрет любого конкурса не в каких-то оркестрах, роскошных роялах, каких-то сногсшибательных банкетах. Секрет любого конкурса - в честности и порядочности жюри. И, конечно, в высоком артистизме жюри. Чем выше артист, чем больше он играет, тем больше он открыт другим индивидуальностям. Мне кажется, чем крупнее исполнитель, тем меньше он ощущает принадлежность к какой-то определенной школе. Можно ли сказать, что Глен Гульд это канадская школа, а Рихтер – русская школа?..



Дмитрий Алексеев (Россия):

Вопрос о принадлежности к той или иной школе вообще сегодня один из самых сложных. С этим надо долго разбираться. Скажем, мой педагог Дмитрий Александрович Башкиров принадлежал к школе Гольденвейзера. Но тогда же была и школа Нейгауза. Так вот по своей природе Башкиров, мне кажется, больше примыкал все-таки к школе Нейгауза. Хотя, конечно, очень много взял у Гольденвейзера. Я в свою очередь много взял у Башкирова. Но и у меня есть какие-то свои идеи. То есть вопрос о формальной принадлежности к какой-то школе, по-моему, не надо ставить. Караян когда-то заметил Рихтеру: «Если Вы – немец, то я – китаец». Каждый вообще решает этот вопрос по-своему. Я, например, считаю, что Нейгауз был европейцем и по по происхождению, и в отношении традиций, в том числе и традиций семейных. И все-таки он представлял русскую школу. А для европейцев он, конечно, был представителем русской школы. Как и Рихтер. Как и Антон Рубинштейн, основатель русского пианизма.

У меня были разные конкурсы. Не все из них были удачны. Мне в принципе идея конкурсов не близка.Это спортивное состязание... Я считаю, конкурсы – это необходимое зло. И тем не менее конкурсы тоже могут дать что-то полезное в развитии молодого музыканта, в развитии его личности. Потому что для удачного выступления на конкурсе нужна предельная концентрация, нужно собрать лучшее, на что способен. Это же самое необходимо и в концертной жизни, Поэтому конкурсы – по-своему замечательный тренинг для будущих концертов.




Читать в оригинале