1. #1

    По умолчанию 14 конкурс им. Чайковского. Фортепиано | Елена Черемных, 20 июня

    «Учитесь властвовать собой», – подумало жюри и, объявив итоги первого тура, стало наслаждаться изменением представлений публики о некоторых, кто продолжил состязания. Порой жюри можно было похвалить за дар переубеждения. Хотя хвалить за это надо, в первую очередь, самих конкурсантов.

    Александр Синчук – 22-летний студент Московской консерватории (класс В. Пясецкого) на втором туре выступил лучше и увереннее, чем в первом. Тот был для него чем-то вроде зоны турбулентности. Во втором туре – ровный полет. Программа программой (Прелюдия, хорал и фуга Франка, «Игра воды» Равеля, «Концертная пьеса» Щедрина и Соната Рахманинова №2), но что-то приятное открылось в молодом человеке, умеющим ставить, допустим, одну пластическую задачу (как в «Игре воды») и решать ее запросто, не любуясь собой, и так, словно впроброс. Хотя на деле-то в самую точку. И звук у него человечный, а не металлический. И мелодичное мягкосердечие в облегченных до графики крайних частях у Рахманинова, - уж согласитесь, не стандарт для привычного извлечения из рояля глубин русской души. Что-то совсем не свойственное качествам, обычно предъявляемых москвичами, у Синчука живет и здравствует. Приветливая пожилая соседка по креслу после каждого номера уточняла у меня: «Он где-то еще учился? Очень не по-нашему играет». И заключила: «Хороший мальчик». Я согласна.

    Вместе с Рахманиновым на репертуарную арену выбежал «Чайковский», точнее, Концертная пьеса с таким названием – обязательное сочинение Родиона Константиновича Щедрина (автор внимательно слушал ее вместе с Майей Михайловной Плисецкой). Опус типично-щедринский: с виртуозными лабиринтикам, с контрапунктической тетрадью, с гульдовским staccato и, главное, с надежно спрятанной во всем этом цитатой из 4-х тактов «Жатвы» Чайковского. Великолепный тест на изобретательность, ловкость рук и слуховое мошенничество. Справлялись по-разному. И не все. У Синчука получилось легкое воздушное суфле с вмешанным в виртуозную консистенцию орешком цитаты. Проглотить такой орешек не опасно: мелкий, проскочит.

    Выход 30-летнего лондонца с сибирскими корнями Эуарда Кунца если и был в чем-то предсказуемым, то как раз в непредсказуемости всего, что умеет делать этот фортепианный инопланетянин. «Ночной Гаспар» Равеля – из области импрессионастской алхимии. Звук «Ямахи» то мерцает, то прячется в гул, то качается длинными стеблями ostinato. «Я знаю, откуда приходит музыка. Из мерцания и свечения…»,– писал китайский созерцатель Лао-Цзы. Чтобы знать это в наши дни, надо слушать Кунца. И видеть то, что он сделал с тремя музыкальными моментами Рахманинова, в которых на одну чашу весов положил линии мелодий, а на другую – все фактурное содержимое. У большинства вторая чаша моментально преревешивает. У Кунца – нет. Кажется, что и он сам, вспорхнув, балансирует на этих весах, наслаждаясь равенством тяжелого и легкого, бросающегося в глаза и совсем неочевидного. К мгновениям, когда волшебные весы перестают качаться, он умеет подгонять фантастическими diminuendo (на грани слышимости). Самое удивительное, что сила его тишины не исключает категорий глубокого звука, пальцеломной техники и дикого самоконтроля. Пьесу «Чайковский» он выстроил по законам игры «тепло - еще теплее». Линеарный текст Щедрина превратил в объем из «быстро - медленно», «внезапно - заторможенно», «снизу - сверху». Цитата крупно возлежала на самом видном месте, но ищущий сделал вид, что не замечает ее. И тут уж публика следила только за ним: куда пойдет, что сделает дальше. Вот очевидный пример, как надо формулировать сверхзадачу. А вот и другой пример: 12-ю рапсодию Листа Кунц сыграл, предварительно сняв ее с пъедестала высокой романтической виртуозности и поместив в простенькую толпу городских «музык» (откуда эта рапсодия, собственно, и пришла). Бессовестный, выставил ее этакой замарашкой, подпрыгивающей под ритмы венгерской «Цыганочки» и грызущей подаренное русским матросиком «Яблочко».

    Заявкой на финал стало и выступление 24-летней Сары Данешпур (США), чей женственно-изящный пианизм, как оказалось, отнюдь не лишен мужской упертости в качество звука и многого другого. Из «Стейнвея» она извлекла и изумительную каллиграфию двух сонат Скарлатти, и вкрапленные в размашистый рахманиновский почерк барочные нюансы («Вариации на тему Корелли»), и предимпрессиониский романтизм Франка (Прелюдия, хорал и фуга) и назойливо комариное жужжание Прокофьева («Токката»). В бисерных пассажах Скарлатти она была так же спокойна, даже величественна, как и в октавных репетициях Прокофьева. Мудрая девушка с железными нервами и сверхпослушными руками способна, кажется, на все. Даже более. В конце концов, надо хорошо понимать, в какое время жил бельгийский композитор Франк, чтобы не выдавливать из него баховского пота. А так и играть – предтечей Дебюсси и Равеля, маргинальным ловцом полифонического жемчуга. А какой был Рахманинов! Помните замечательную книгу Лидии Яковлевны Гинзбург «Человек за письменным столом», где все – о ее личном отношении к литературе. Вот такими были и «Вариации на тему Корелли». Сидит человек за письменным столом, – фу ты, за роялем! – и перебирает мелко исписанные древние странички: не тяжкий труд, а удовольствие и красота чистой мысли. Как и у Сары Данешпур.

    Любимец публики Александр Лубянцев, надо сказать, предстал лукавым существом. Как же он поводил публику за нос! После его «Мефисто-вальса» в первом туре все только и ждали продолжения «гиньольного» иллюзиона с белозубой ухмылкой Мефистофеля и затуманенной лирикой Фауста и Гретхен. А пианист стал медленно, поеживась перед «Фациоли», – совсем не чемпионом по музыкальному плаванию, а обыкновенным купальщиком, - входить в прохладу второго тура. До-мажорный этюд-картина Рахманинова, – ну да. Не шедевр, скорее, зарисовка с одной-единственной вспышкой рассветного мажора кульминации. Щедрин – методичное, объективно-безразличное расчленение трупа Чайковского. Композитор имел в виду что-то другое? – Sorry. Ах, «Жатва»? – Вот она. Ну и что? В общем, над живым классиком поиздевались. Но очень художественно. Третья соната Шопена – медленный, нехотя, разогрев к финалу. Долгая медитация на тему абсолютной красоты лишь в самом конце вознаградила абсолютной красотой словно отделившихся от клавиатуры пассажей. Слушаешь и понимаешь: так, Лубянцев «вплыл» в большую воду. Но тут Лубянцев взял и взлетел. В Пятой сонате Скрябина никаких примет земного уже не осталось - одно лишь серебристое мерцание кабинетого скрябиновского космоса. Человечески-негромкое с надчеловечески-великим вызвало оторопь публики, которая, кажется, догадалась, что происходящее на конкурсе в этом году выходит за грань конкурсного прагматизма.

    Чемпионом предстал, к примеру, Александр Романовский, 25-летний лондонский ученик Дмитрия Алексеева. Прозведением-тяжеловесом у него были «Симфонические этюды» Шумана, начатые исполняться цельным циклом, но постепенно распавшиеся на отдельные номера. Чем старательнее выделывались технические задачи, тем скорее ретировались задачи музыкальные. Ну и что? Говорил же Генрих Нейгауз: «Хороший пианист должен уметь играть долго, громко и быстро». И это в Романовском есть. Он умело формулирует тип технического задания, будь то беглость в пьесе Щедрина (так и сыгранной, бегло, качественно откормленным звуком), мощные аккордовые пунктиры у Шумана (мускул должен играть и играет) или большой пианизм рахманиновской Сонаты №2. «Большое – говорил Пастернак,– видится на расстоянии». А тут и без расстояния все видно. Масштаб, так сказать, вещь безусловная.

    Безусловно, таких же соображений об искусстве фортепианной игры придерживается и Филипп Копачевский, 21-летний студент Сергея Леонидовича Доренского. Всего три вещи второго тура – «Крейслериана», «Концертная пьеса» и рахманиновская Соната № 2 – сообщили божественную длину его темпераментному выступлению. В банкетке играющего, наверное, была катапульта, которая подбрасывала конкурсанта вверх. Это было эффектно и,– как бы это выразиться, – эстрадно что ли. Но, показалось, даже не волнение, а совершенно пушкинская (имею в виду героя «Пиковой дамы») мысль о выигрыше путала исполнительские карты то грязноватой педалью, то игрой мимо клавиш. Московская школа, темперамент и харизма – прекрасная база для уже начавшейся сольной карьеры этого музыканта. Когда время и опыт совершат свою работу, возможно, ему не будет равных.

    Читать в оригинале


  • #2

    По умолчанию Re: Фортепиано | Елена Черемных, 20 июня

    Скажите, вы так смело всех откритиковали! А сами вы пианист? На таком же исполнительском уровне сыграть можете?

  • Похожие темы

    1. Публикация о конкурсе 14 конкурс им. Чайковского. Фортепиано | Елена Черемных, 28 июня
      от Мария Холкина в разделе Официальный блог конкурса
      Ответов: 0
      Последнее сообщение: 29.06.2011, 10:50
    2. Публикация о конкурсе 14 конкурс им. Чайковского. Фортепиано | Елена Черемных, 24 июня
      от Мария Холкина в разделе Официальный блог конкурса
      Ответов: 2
      Последнее сообщение: 25.06.2011, 16:34
    3. Публикация о конкурсе 14 конкурс им. Чайковского. Фортепиано | Елена Черемных, 21 июня
      от Мария Холкина в разделе Официальный блог конкурса
      Ответов: 3
      Последнее сообщение: 24.06.2011, 16:07
    4. Публикация о конкурсе 14 конкурс им. Чайковского. Фортепиано | Елена Черемных, 18 июня
      от Мария Холкина в разделе Официальный блог конкурса
      Ответов: 0
      Последнее сообщение: 19.06.2011, 18:10
    5. Публикация о конкурсе 14 конкурс им. Чайковского. Фортепиано | Елена Черемных, 18 июня
      от Мария Холкина в разделе Официальный блог конкурса
      Ответов: 0
      Последнее сообщение: 19.06.2011, 13:30

    Метки этой темы

    Социальные закладки

    Социальные закладки

    Ваши права

    • Вы не можете создавать новые темы
    • Вы не можете отвечать в темах
    • Вы не можете прикреплять вложения
    • Вы не можете редактировать свои сообщения
    •  
    Яндекс.Метрика Rambler's Top100