"Сказание о невидимом граде Китеже" Дм.Чернякова в Амстердаме

[AlexAt]

На чёрном полотне занавеса высвечиваются слова о том, что после потрясений мир не может оставаться неизменным, но самым главным событием в жизни любого становится смерть… На сцене мы видим три огромных дерева, кроны которых скрываются за колосниками, пожелтевшую траву, колышущуюся на ветру, вечерний туман, выплывающий из-за кулис и окутывающий полупрозрачную избушку… Под звуки вступления появляется Феврония… Сначала стоит, потом ложится и начинает «Похвалу пустыни»… Зверей, конечно, в спектакле никаких нет: вместо них в новой постановке Дмитрия Чернякова – люди: журавлик – мальчик в сером пальтишке, медведь – мужик в тулупе и шапке-ушанке… Княжич Всеволод, разумеется, в свитере, джинсах и куртке-«аляске» болотного цвета… Легко узнаваемая стилистическая мешанина в костюмах становится основным обытовляющим инструментом этой псевдомистической эсхатологии…

Идеологическая основа новой версии «Сказания» Дмитрия Чернякова говорит о глубоком понимании режиссёром философского фундамента гениального прозрения Римского-Корсакова: идея соприкосновения живых людей со смертью и ситуация выбора, в которой оказывается человек на грани собственного бытия, - чётко и последовательно прослеживается в музыкально-драматической структуре «Сказания». Однако воплощение этой идеи у режиссёра сопряжено с таким мощным провокационным началом, что местами становится не по себе. Таковы сцены надругательства над православным крестом, выполняющим роль фаллического символа в руках подонка Гришки Кутерьмы, массового расстрела безоружных людей в городском уличном кафе, невыносимо долгая и эстетически страшная сцена сексуального насилия над Февронией и её же избиение в черном лесу уже спасенным от вражеской расправы Гришкой…

Врагами цивилизации у Чернякова становятся варвары – маргиналы-террористы, в пластике которых легко различить признаки воздействия наркотических стимуляторов, что для Амстердама весьма актуально… Хотя, впрочем, почему только для Амстердама… Тот факт, что в современном обществе «бражничество» давно уже вытеснено наркозависимостью, ни для кого не секрет, однако в модернизированной версии Чернякова эта проблема намечена лишь пунктирно, как вспомогательная иллюстрация… Но даже в том, что Бурундай, управляющий озверевшим стадом маргиналов, – прилично одетый мужчина, не лишенный сентиментальности в своей почти отеческой симпатии к плененной Февронии, проскальзывает безжалостный намёк на плотную связь благополучного мира буржуазных ценностей и могильным холодом террористического безумия…

Вообще жёсткость предложенного режиссером прочтения шокирует не только откровенными сценами, обилием жестокости, смерти и крови… В прочтении Чернякова Спасение – лишь медитативная фантазия, ностальгия о прошлом, это миг, в который перед смертью в нашем сознании проносятся самые яркие события нашей жизни… Именно этот миг счастья земного, приземленного, домашнего, бытового бытия становится воплощением потусторонней вечности, гипнотическим золотым туманом, за которым спасается в опере Великий Китеж… Именно поэтому у Чернякова в III действии могильщики цивилизации захватывают и разрушают зал с облупленной штукатуркой, в котором прячутся «жители Великого Китежа», но не замечают князя Юрия и замерших в оцепенении женщин, словно дематериализовавшихся в своих мечтах-воспоминаниях о самом лучшем, что было и чего уже никогда больше не случится… И порой возникает ощущение, что в этом ретроспективном озарении, мощнейший укор которого в неумении ценить то, что мы имеем, режиссёр бесконечно перелистывает собственное детство и юность, и даже глубже – детство и юность ещё более раннего послевоенного времени, которого ему не удалось пережить… Именно из того времени возникают бесформенные «сталинские» бабульки со спущенными чулками - Сирин и Алконост, - укладывающие умирающую Февронию на деревянные салазки и провожающими её в мир семейного уюта, которого главной героине оперы так и не удалось испытать…

Драматургически мощная оппозиция образов Февронии и Гришки Кутерьмы, на которой держится магистральная идея оперы Римского-Корсакова, в работе Чернякова становится едва ли не единственно цельным и грамотно выстроенным идеологическим высказыванием режиссёра (количество же грубых натяжек и несоответствий «картинки» тексту в других «сюжетных линиях» традиционно за рамками здравого смысла). Непоколебимая добродетель Февронии, не сгибающаяся под адским воздействием оскорблений, унижений и даже убийством (жесточайшая мизансценная структура последнего диалога Гришки и Февронии иной причины гибели главной героини практически не допускает), ставит перед исполнительницей и без того сложной партии практически неподъемную актёрскую задачу: как убедительно сыграть эту непостижимую внутреннюю цельность? Только невероятной музыкально-актёрской интуицией я могу объяснить безоговорочную удачу Светланы Игнатович, сумевшей в объективно невыносимых условиях, созданных режиссёром, воплотить на сцене один из самых сложных образов русской оперной классики.

Яркость драматической работы Игнатович нисколько не умаляет ценность её музыкальной интерпретации партии Февронии: плотный, матовый тембр с едва заметной лёгкой «журчащей» тремоляцией, декоративно вписывающейся в вокально-разговорный стиль исполнения певицы, производил впечатление необычного синтеза высокопрофессионального вокала и качественной мелодекламации, благодаря которому героиня как бы выходила за рамки сугубо оперной условности, абстрагироваться от которой практически никогда не удаётся в современном оперном театре, и если бы не слабая, мятая дикция, созданный певицей образ можно было бы считать едва ли не идеальным в рамках предложенной режиссёром концепции. Во всяком случае, вряд ли кто-то будет серьёзно возражать против того, что без Игнатович спектакль Чернякова просто бы не получился.

Образ Гришки Кутерьмы у Чернякова изначально зоологически-жлобский, аморально-циничный, омерзительно-гнусный, не вызывающий никаких эмоций, кроме отвращения. Неслучайно именно Гришка выполняет вместо медведя «заказные» трюки в начале II действия. Он задирает ноги на стол, срывает фату с Февронии, допивает напитки с чужих столиков, вылизывает обувь «лучшим людям», глумится и паясничает, провоцируя и раздражая. Британский тенор Джон Дасзак, обладающий звонким металлическим тембром, создаёт настолько беспощадный образ отпетого мерзавца, что в искреннюю доброжелательность Февронии по отношению к этой мрази практически невозможно поверить… Но именно в этом феноменальном взаимодействии и кроется центральная идея постановщика: добро к окружающим вырастает из осознания терминальности, смертности чужого бытия и альтруистического безразличия к смерти собственной, тогда как беспричинная жестокость является формой преодоления страха перед собственной смертью, неизбежность которой осознаётся как земная безнаказанность (умирают ведь и грешные, и праведные). Смерть в спектакле Чернякова впервые, насколько я могу судить, рассматривается как мощнейший мотивационный ресурс, и это высказывание скандального режиссёра поражает своей неожиданной психологической глубиной…

К величайшему сожалению, работы остальных солистов и особенно оркестра далеки от драматической яркости предложенной режиссёром философской концепции. Хор постоянно разъезжался, оркестр звучал объемно, но рыхло, а местами допускал грубейшие ошибки. Досадное количество расхождений оркестровой ямы с солистами лишний раз свидетельствовало о том, что музыкально материал не только душевно не прочувствован, но и попросту сыро отрепетирован. Профессиональная старательность музыкантов нивелировалась полным непониманием эмоциональной глубины исполняемой партитуры, которая будто сама пыталась вытянуть оркестрантов на достойный уровень, преодолевая объективное сопротивление откровенно неподготовленного коллектива.

Работы Чернякова, так же как и работы Тарковского, Висконти, Феллини, интересны мне именно тем, что изначально в силу своей интеллектуально-художественной сложности исключают из своих оценок любую вкусовщину на уровне «нравится/не нравится». Эти работы всегда интересны, и ценность их именно в том диалогическом конфликте, который возникает между сценическим прочтением и самим материалом. Иногда этот зазор ничтожен, и тогда возникает невероятно гармоничное новое прочтение, как получилось у Чернякова с «Евгением Онегиным» Чайковского, но чаще всего интерпретатор проигрывает музыкально-драматическим архетипам, составляющим базу зрительских (и не только зрительских) ожиданий…
Во время просмотра нового «Китежа» я, как обычно, искренне восхищался сложной сценографией и невероятными по смелости и изобретательности мизансценами. Но вместе с тем меня не покидала мысль, что за хулиганской экспрессией режиссёрской фантазии теряется интерпретаторская глубина не только собственного понимания гениального откровения Римского-Корсакова, но существенно ретушируется философская мощь первоисточника… Меня всё время преследовала навязчивая параллель между отношением режиссёра к одной из величайших русских опер и противостоянием центральных персонажей «Китежа» - Февронии и Кутерьмы, - создавая странное ощущение, будто режиссёр, одновременно выступая в роли недосягаемой добродетели и разрушающего её же порока, уничтожает сам себя…

[barclay]

Спасибо за статью. Как всегда, глубоко копаете .Это очень импонирует. Все зарубежные рецензии ,прочитанные ранее,написаны были исключительно в хвалебных тонах. До такой степени,что спектакль на расстоянии выглядел идеальным. Хорошо,что это не совсем так. Иначе куда же режиссеру расти? Как выявлять добродетель и порок в предстоящей "Травиате"? Эх,ждать то еще долго.
Да и DVD этот "Китеж" когда еще выйдет... Трансляции ,кроме радио, насколько я понимаю,не предусматривалось?

[barclay]

Трансляция по радио 3 марта http://www.radio4.nl/

[Vasilisa]

Спасибо за статью. Как всегда, глубоко копаете .Это очень импонирует. Все зарубежные рецензии ,прочитанные ранее,написаны были исключительно в хвалебных тонах. До такой степени,что спектакль на расстоянии выглядел идеальным. Хорошо,что это не совсем так. Иначе куда же режиссеру расти? Как выявлять добродетель и порок в предстоящей "Травиате"? Эх,ждать то еще долго.
Да и DVD этот "Китеж" когда еще выйдет... Трансляции ,кроме радио, насколько я понимаю,не предусматривалось?

Оу, Черняков будет интерпретировать Травиату прэдставляю что он там напридумывает про Падшую в современном нам близком и понятном
Я думаю АлексАт, просмотрев столько работ Чернякова, зная его "творческую руку", сможет даже очень точно предположить новый сюжетец для затасканной, испетой, всем умникам порядком надоевшей оперы

[adriano]

Оу, Черняков будет интерпретировать Травиату прэдставляю что он там напридумывает про Падшую в современном нам близком и понятном
Я думаю АлексАт, просмотрев столько работ Чернякова, зная его "творческую руку", сможет даже очень точно предположить новый сюжетец для затасканной, испетой, всем умникам порядком надоевшей оперы

Тема СПИДАа теперь не актуальна, ...Чем же ее заболеют...
Одно несомненно, пить будут из горла.
Какой он все же предсказуемый творец.
А Вот Игнатович мне нравится.
Спасибо за рассказ, очень интересно наблюдать как "Митя" упорно копает эту псевдорусскую жилу. И когда оно иссякнет?))

[Андрей C.]

http://192.168.1.1/

Вот ссылочка на статью Екатерины Бирюковой в Опенспейсе.
Интересно было бы детальнее сравнить первую питерскую и теперешнюю версии.

Питерская была очень питерская - с типичными питерскими фриками (медведь и журавль) и Сенной площадью (Малым Китежем) - суперреалистическим. Большой Китеж был иделизированный -пастельные тона костюмов хора из" разных опер", а князь и его окружение "обкомовская номенклатура". Интересно, а как показана "Сеча при Керженце" в Амстердаме? - в Мариинке над пустой сценой раскачивались колоколоообразные фонари и рваные сгустки тумана проносились... это было здорово...
Как я понимаю - дачный досчатый домик- времянка как образ лифта в рай остался прежний? В последнем действии струнная группа из ямы перебралась на сцену - и все "райские" лейттемы сделались зримыми (в МТ). А что в Амстердаме?
Мне, пожалуй, из Черняковских спектаклей Китеж показался наиболее целостным... всякий раз проезжая электричкой через подтопленные дачные сотки, где нибудь в направлении Сестрорецка, заросшие тростником полусгнившие домики - вспоминаю тот спектакль...

[barclay]

Оу, Черняков будет интерпретировать Травиату прэдставляю что он там напридумывает про Падшую в современном нам близком и понятном
Я думаю АлексАт, просмотрев столько работ Чернякова, зная его "творческую руку", сможет даже очень точно предположить новый сюжетец для затасканной, испетой, всем умникам порядком надоевшей оперы

Интерпретацию Черняковым "Травиаты" можно будет лицезреть не где нибудь, а в "Ла Скала" ,и не когда нибудь, а 7 декабря . Это кой- о чем говорит, разве нет?

[barclay]

Тема СПИДАа теперь не актуальна, ...Чем же ее заболеют...
Одно несомненно, пить будут из горла.
Какой он все же предсказуемый творец.
А Вот Игнатович мне нравится.
Спасибо за рассказ, очень интересно наблюдать как "Митя" упорно копает эту псевдорусскую жилу. И когда оно иссякнет?))

Ну, он,вроде, в разных "жилах копал", не только в "псевдорусской".

[Фальстаф]

Интерпретацию Черняковым "Травиаты" можно будет лицезреть не где нибудь, а в "Ла Скала" ,и не когда нибудь, а 7 декабря . Это кой- о чем говорит, разве нет?

а дирижировать будет не кто-нибудь, а Баренбойм?

[barclay]

а дирижировать будет не кто-нибудь, а Баренбойм?

A вот и не угадали.Не Баренбойм,а Гатти. Петь будут Домрау-Бечала-Лучич.