По своему образному содержанию и жанровому характеру шестая симфония является полной противоположностью пятой: эпос уступает место лирике. И все же оба произведения родственны друг другу: они отображают в различных сферах пережитое в годы войны. Музыка шестой симфонии привлекает глубокой искренностью и благородством.
Первая часть написана в крайне редкой в симфонической литературе тональности - ми-бемоль минор. Отрывистые аккорды медных (трубы, тромбоны, туба) создают в начале тревожное настроение; возникает главная тема, грустно-проникновенная и взволнованная, чисто русская по интонационному строю.
Главная тема изложена широко, в интонационном развитии подчеркиваются черты ее лирического облика. Не вносит контраста и вторая, светлая по колориту, но такая же спокойная, тема, появляющаяся у гобоев. По сравнению с первой она изложена лаконично и воспринимается как дополнение к уже высказанному ранее. Одноплановость экспозиции уравновешивается контрастностью и динамизмом разработки. Она начинается спокойным звучанием главной темы, но затем ее течение нарушается вторжением эпизода Andante molto. На фоне мерного движения восьмушек (фаготы и фортепиано), оттененного басовыми репликами (тромбон и туба в октаву, удвоенные виолончелями и контрабасами) появляется мрачная, даже несколько суровая мелодия, чуждая и враждебная глубокой человечности начального образа.

Такого рода остранение встречается во многих симфониях военных лет, но все дело в том, что Прокофьев нашел новый поворот в развитии темы, не встречавшийся ни у кого другого.
На протяжении всего эпизода сохраняется движение фаготов и фортепиано (усиленных в конце кларнетами и скрипками). Звучат отрывистые аккорды (фортепиано, арфы, виолончели и контрабасы), нарастает динамика мелодии, интонируемой в конце флейтами, гобоями и кларнетом пикколо. Из всего этого возникает центральный раздел разработки, в котором главная тема приобретает все более активный характер. В тревожности ритмического узора у двух труб, играющих в унисон в низком регистре, переходящего затем к скрипкам и альтам, играющим al talone, в перекличке интонаций темы, в могучем tutti, повелительных фанфарах валторн, не затихающих вплоть до самого конца разработки - во всем этом развертывается картина напряженной драматической борьбы.
В репризе слушателя вновь охватывает поэтическое очарование главной темы сначала у валторн solo, затем подхватываемой английским рожком, удвоенным на октаву ниже фаготами и альтами. Вместо второй темы неожиданно появляется эпизод разработки Andante molto, приобретающий характер мрачного напоминания. Как ответ на него звучит снова главная тема, быстро поднимающаяся к краткой кульминации и затухающая в низком регистре играющих в унисон фортепиано и контрабасов.
Конструкция первой части симфонии необычна и лишь в самых общих чертах напоминает о традиционной схеме. В шестой симфонии зерно конфликта в сопоставлении начальных аккордов и лирической взволнованности главной темы. Этот контраст раскрыт и подчеркнут в разработке и в репризе.
Писавшие о шестой симфонии не раз отмечали, что музыка второй части напоминает Adagio из «Ромео и Джульетты» либо из «Золушки». В какой-то мере это верно, но, как и всякое сравнение, имеет и обратную сторону: можно говорить не только о проникновении балетной музыки в симфонию, но, с еще большим основанием, о симфонизации балета, примеры чего можно найти в про-кофьевском Adagio. И если отмечать их внутреннее родство со второй частью шестой симфонии, то оно выражается в ясности дифирамбического настроения, выраженного в спокойствии мелодического движения.