Daddy
Петербург в 1994 г.
11.05.2009 в 22:15 (13101 Просмотров)
В последнее время стал в блогах популярен жанр путевых заметок. И я решил попробовать. Неймется мне.
("Люди выказали свои познания и вкус, а вам уж и неймется: дай-ка и я выкажу познания и вкус".)
Я почему-то вспомнил о своих питерских впечатлениях 15-летней давности. Это был мой первый визит в Петербург, первый в постсоветское время, после 14-летнего перерыва; до этого я ездил в Ленинград.
Вот моя дневниковая запись от 24 августа 1994 г., резюмирующая впечатления от 2-недельного пребывания в "северной столице":
Вчера поздно вечером воротились из СПб. Две недели – как сон. Петербургское сновидение.
Поначалу оно представилось кошмаром. Давка на Московском вокзале, не ходящие трамваи, пьяные, дома с облупившейся краской и обваленной штукатуркой, нелепая грязная будка в метро на Невском, где продают жетоны.
Не столицею европейской
С первым призом за красоту…
Но можно преодолеть это. Забыть о петербургских клошарах и выйдя из дома на Садовой, недалеко от Калинкина моста, рядом с тем домом на Фонтанке (№185), где жил юный Пушкин, пройдя по Аларчину мосту и свернув на проспект Римского-Корсакова, мимо Никольского собора пройти к Театральной площади, увидеть прилично покрашенное здание Маринки и обшарпанное – напротив – Консерватории, затем по ул. Глинки дойти до Поцелуева моста, а там – перешед его – либо по набережной Мойки, либо по ул. Якубовича, либо дойдя до Николаевского дворца архитектуры Штакеншнейдера и по Конногвардейскому бульвару (а можно и по Галерной) достичь Сенатской площади, увидеть Исакий и замереть перед гениальным творением Фальконе. Petro Primo Catharina Secunda. Но зелень – проклятый враг бронзовых памятников – не очищена, и у державца полумира зеленые моржовые усы. Дальше: мимо дома Лобанова-Ростовского и Адмиралтейства до Дворцовой.
Второе погружение – внутрь Эрмитажа, а там – внутрь какой-нибудь картины, например, «Юдифи» Джорджоне: устремиться в беспредельную глубину пейзажа. Так разрушается обычное пространство-время.
Вниз – за мечом, отсекшим голову; вверх – дерево, уходящее за пределы картины, в бесконечность. Если Олоферн – скрытый автопортрет, то картина приобретает поистине бодлеровский смысл. Неумолимая Венера. И как сочетаются во взгляде жестокая холодность, ласковая улыбка и печаль! До некоторой степени это аналог «Джоконды». В «Трех философах» движение возрастов-портретов (не одно ли это лицо, похожее, между прочим, на мертвый лик Олоферна?) по параболе – движение к смерти через предельную мощь жизни повторено в деревьях: из тьмы зарослей возникает прозрачное деревце (присутствующее и в «Юдифи»), затем – три мощных ствола, и снова – мрак чащи, на фоне которой стоит старик. Уход в лес – уход в смерть.
Город постепенно захватывает, зачаровывает. Трудно передать словами магическое ощущение при виде Дворцовой пл. или Казанского собора, постепенно возникающего перед глазами, когда идешь по Екатерининскому каналу от Спаса-на-Крови к Невскому.
Сама квартира, где мы жили – тоже своего рода музей. Возможно, именно в такой квартире Евгений из «Медного всадника» мечтал о семейной жизни, а автор, его создавший, цитировал «Мельмота»:
…и он желал,
Чтобы ветер выл не так уныло
И чтобы дождь в окно стучал
Не так сердито…
Н.П. – феномен*. Ей 96 лет, она почти ничего не видит и не слышит, но полна жажды деятельности. Голова ясная, речь – богатая. Квартира увешана ее работами. Но есть и картина 18 века – юная аристократка, напоминающая Сару Элеонору Фермор с вишняковского портрета.
Красотка очень молода,
Но не из нашего столетья.
Благодаря детям мы побывали в таких музеях и таких местах, куда сами вряд ли бы пошли. Если идти от «Авроры» к Сампсониевскому мосту и около него посмотреть вдоль ул. Куйбышева (почему еще не переименовали?), то открывается совершенно «западноевропейский» вид на шпиль Петропавловского собора.
Когда мы катались на моторной лодке по Фонтанке и Неве, то на ум мне пришли почему-то стихи:
Лишь захочу – воздвигнутся чертоги,
В великолепные мои сады
Сбегутся нимфы резвою толпою.
Более того, я совершенно необоснованно сопоставил их с «Медным всадником» - то, что Барон только воображал («И перед ним Воображенье…»), Петр делал, превращал в действительность.
Со звонницы Смольного собора открывается великолепная панорама: две иглы, Шпалерной и Суворовского проспекта, Б. Охтинский мост, мост Ал. Невского, Лавра, Троицкий собор, Исаакиевский собор, Спас-на-Крови, заслоняющий собой Адмиралтейство, Петропавловская крепость… Совсем далеко выделяются золотые купола Николы Морского.
В некрополях Лавры можно поклониться праху Кваренги, Росси, Шубина, Воронихина, Карамзина, Жуковского, Данзаса, Дельвига, Достоевского, Мусоргского, Бородина, Глинки, Шестаковой, Римского-Корсакова, Кюи, А. Рубинштейна, В.В. Стасова, П.И. Чайковского, И. Певцова, Комиссаржевской etc etc.
У лавры же можно видеть пьяных и грязных попрошаек обоего пола.
Эрмитаж ремонтируют французы, Русский музей – немцы.
Петербург все-таки сильно уступает Москве и ему грозит превратиться в провинцию в новой империи Гришки Отрепьева.
Город оставлен без имени, несмотря на то, что в Московском вокзале снесли бюст Ленина и мемориальную доску, а установили копию бюста Петра Великого работы Растрелли-старшего и крупными буквами набили
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Лысую голову императора работы того же скульптора гениальный алкоголик Шемякин украл и приставил к туловищу восковой персоны, от себя добавив паучьи пальцы. Этот белогорячечнобредовый фантом украшает теперь двор Петропавловской крепости.
____________________
*Наталия Павловна Горбунова (1898-1998 ), художница, родная сестра известного пушкиниста, академика М.П. Алексеева.
Отправить другу ссылку на эту запись
Посмотреть профиль
Пометить как прочтённый
