С Тагором я встретился в 1930 году, когда он приезжал в СССР. До этого я знал все произведения Тагора, изданные в переводе на русском языке, т. е. все его романы, рассказы и стихи, кроме того, его философские статьи. Я был увлечен творчеством Тагора. В Колонном зале Дома Союзов был концерт, посвященный Тагору, в котором исполнялись романсы на его стихи. В числе авторов романсов был наш знакомый dr Борхман, который пригласил всю нашу семью на этот концерт, будучи в очень дружеских отношениях с моим отцом. После концерта он пригласил нас всех в артистическую, где за чайным столом я очень близко увидел Тагора. Такой красоты лица я не видел ни до, ни после того. Не только одухотворенность, но просто даже черты его лица были кроме того что исключительно правильные, они имели особое изящество. Ему было тогда 70 лет. Волосы на голове и борода были совсем белые, кожа лица очень гладкая, без морщин, цвета слоновой кости (видимо, он избегал загара). Общее впечатление было беломраморной скульптуры. Он за чаем, разумеется не говорил, так как кругом была русская речь. Чай не пил, а съел две виноградинки. Я с трудом верил, что передо мной живой Тагор, а не скульптура. Его музыкальность проявилась даже в этом концерте. Он выступил с речью и, кроме того, спел свои стихи примерно такого характера и ритма:
не было никакой экзотики, вполне диатоническая музыка в довольно подвижном темпе. Вероятно это был его романс. Так как я знал о том, что Тагор композитор, то и решил ему подарить (что с моей стороны было довольно нескромно) мои только что изданные "Арабские сказки" - фортепианную сюиту. Тагор вышел из-за стола и некоторое время стоял в стороне с переводчиком. Я к ним подошёл и сказал о своём желании, спросив по какому адресу отправлять. В ответ он назвал Калькатта (я уже знал тогда, что "Калькутта" это неправильный перевод). Потом обоюдно решили, что я принесу ему в гостиницу на другой день, что я и сделал. Когда я пришел в его номер, он был не один, а с переводчиком. Думаю, что одного его не оставляли. Когда я вошёл, Тагор сидел на полу, расстелив перед собой большой лист ватмана, писал темперой (или гуашью). Вскоре должна была открыться его выставка. Он довольно легко поднялся мне навстречу и озарил меня необычайно приветливым взглядом с улыбкой, при этом очень естественным, без всякой рисовки. Я ему преподнес подарок и тут же сделал дарственную надпись, которую переводчик недовольно подправил, так как я от волнения написал с ошибкой (впрочем, незначительной). Вот такова была незабываемая встреча. На выставке я тогда побывал, но до меня его стиль не дошел. Через много лет (в 1981-ом году) я был на выставке его работ и мне она показалась интереснее и загадочнее, чем Цорна, одновременно проводимая там же. Цорн известный мастер, но почему-то он мне слишком показался знакомым по близости к Коровину. У Тагора было что-то новое, в основном портреты и символические фигуры. Это было очень интересно.
Ранее с редакторскими изменениями воспоминания были опубликованы в сборнике «Волгоград – фортепиано – 2004». В авторском же виде представлены впервые.
Александр Адольфович Борхман (1872 – 1940) – ученик Р.М. Глиэра и А.Т. Гречанинова.
Выставка проводилась в новом здании Дома художников. Воспоминания видимо написаны в середине 80-ых.
