Сейчас в России подобные инструменты можно услышать лишь в Петербурге, Москве и… Печорах (Псковская область)
(На фотографии мануал органа Лютеранской церкви св. Петра в г.Печоры Псковской области)
Как известно, по условиям Тартуского мирного договора 1920 года территория нынешнего Печорского района Псковской области вошла в состав Эстонской республики. В середине 1920-х годов в русском эстонском городе наряду с православным монастырём, впоследствии оказавшимся единственным на русской земле, что уберёгся от закрытия, существовала и значительная лютеранская община, насчитывавшая около трёх тысяч прихожан.
При частичной поддержке государства этой общине удалось осуществить строительство нового каменного храма. Сооружённый из красного кирпича, украшенный башней с высоким шпилем, он был возведён по проекту архитекторов Подкачаева и Крюммера в 1923-1926 годах – его шпиль и сейчас можно увидеть справа от дороги, ведущей из Пскова к монастырю.
Торжественное освящение церкви состоялось 19 сентября 1926 года, с тех пор богослужения совершались регулярно, однако главного украшения внешне аскетичной лютеранской службы – органной музыки – не было. Орган поначалу заменяла фисгармония, и только полтора года спустя, в 1928-м, хор прихожан поддержали трубы построенного специально для печорской кирхи органа.
Инструмент был изготовлен в Хаанья (район Выру) известной фирмой Kriisa, специализировавшейся на строительстве церковных органов для храмов Эстонии. К тому времени история фирмы, основанной тремя братьями Крийза, насчитывала тридцать лет, их органная мастерская была крупнейшей в стране и в ней трудились семеро представителей семейства, принадлежавших к двум поколениям. При этом значительная часть деталей (большинство металлических труб и игровых пультов) закупалась в немецкой фирме «Лаукхуфф» (Laukhuff), специализировавшейся (и специализирующейся до сих пор) на производстве и поставке труб, стандартных деталей и механизмов для органов, строившихся другими фирмами и мастерскими. Сами Крийза выполняли все столярные и плотницкие работы по изготовлению виндлад, деревянных труб, внутренних конструкций и проспектов (фасадов) органов, производили монтаж и интонировку.
В числе органов, построенных семьёй Крийза – инструменты в Выру, Рыуге, Пайде, Ласва, Раквере, Рапла, Урвасте, Вастсейлине. Работы фирмы славились качеством исполнения, красотой и силой звука и довольно значительными (для Эстонии) размерами. Крупнейшими органами, созданными в 1920-е-1930-е годы, были инструмент в Нарве, погибший во время Второй Мировой войны и орган евангелическо-лютеранской церкви Petseri – Печор.
* * *
Важно отметить, что печорский инструмент был создан на стилистических принципах, свойственных органостроению конца XIX – начала ХХ века, то есть по составу регистров и характеру звучания относится к типу немецких романтических органов. Именно эта черта, а не возраст (всё же относительно небольшой) значительно повышает его историческую и музыкальную ценность. Это памятник «чистого стиля» позднего немецкого органного романтизма, один из последних представителей завершившейся художественной эпохи. Его звучание отличает массивность и басовитость (из-за обилия низко звучащих регистров), идеально подходящие для сопровождения пения большого числа людей. В то же время звук органа мягок, а набор регистров предоставляет массу возможностей для выбора тихих звучностей, флейтовых и скрипичных красок.
Характерной особенностью крийзовских органов является наличие нечасто встречаемого в органостроении сольного лабиального регистра Sonor Clarinette 8’, возможно самого красивого из голосов этого инструмента. По мнению ряда знатоков крийзовских органов, возможно, инструменты в церквях Печор и Рыуге являются лучшими. В обоих случаях церковные залы обладают превосходной акустикой, что ещё больше усиливает общее впечатление, производимое этими органами.
Интерьер печорской кирхи мало менялся на протяжении десятилетий – это всё тот же аскетичный и строгий стиль лютеранского храма: светлые стены, кафедра проповедника, алтарь с образом Спасителя за невысокой перегородкой. Через полукруглые окна, расположенные под самым куполом, льётся спокойный и неяркий свет северного солнца. Инструмент, созданный специально с учётом уже существовавшего интерьера, идеально соответствует всем его пропорциям и общему духу. Следует помнить, что каждый орган – это не только музыкальный инструмент, созданный для того, чтобы издавать звуки. Это ещё и совершенное, обладающее отдельной ценностью произведение визуально-пластического искусства – декоративно-прикладного, как в случае с небольшими органами или монументального – как, например, в Печорах.
Печорский орган, как всякий совершенный музыкальный инструмент, прекрасен не только звучанием. Восхищает его сложнейшая конструкция и импозантный внешний вид. Деревянный корпус органа выполнен из хвойных пород (вероятно, это ель), которым придан цвет слоновой кости. Филёнки на «полях» и псевдороманские капители полуколонн на фасаде выкрашены в благородный белый. Стоит отметить, что корпус сохраняет изначальную окраску и никогда не перекрашивался.
На проспект (органный фасад) вынесено 49 труб, образующих расположенные в два яруса 7 «окон», в каждом из которых в свою очередь расположено по 7 труб. В нижних пяти «окнах» стоят ещё 35 звучащих труб. Трубы второго яруса (14 штук) – декоративные. Таким образом, фасад многократно повторяет священное в христианстве эсхатологическое число семь. Надо сказать, что звучание органа традиционно символизирует ангельский хор и звуки архангельских труб, упоминаемые в Апокалипсисе.
Всего в ангельском хоре печорского органа 1464 звучащих труб (деревянных – 381, все остальные из органного металла или цинка) и 14 декоративных. Восхитительно их звучание в акустических условиях кирхи, которые смело можно охарактеризовать как близкие к идеальным. И вдвойне восхитительно оно, когда приходит понимание, каким сокровищем, каким чудом обладает небольшой городок Печоры – помимо своего знаменитого монастыря.
* * *
Псково-Печерский монастырь был спасён от закрытия и погрома Божьим промыслом, в соответствии с которым удачно пролегла государственная граница, оградившая обитель от воинствующих безбожников, бесчинствовавших на просторах матушки-России. Когда в Печоры в 1940-м всё же добралась «народная власть», она не успела принести крупного вреда ни монастырю, ни органу: началась большая война, стало не до борьбы с религией. И монастырь, и орган лютеранской кирхи от военных действий и оккупации почти не пострадали: Бог хранил их и от гестапо, и от бомбёжек, и от немецких конфискационных комиссий, изымавших в оккупированных странах органные трубы – Рейху не хватало цветного металла для производства вооружений.
Первые утраты инструмент понёс в 1950-е. Кто-то (вероятно, местные хулиганы) проник ночью в кирху и, сломав крышку кафедры, варварски выломал две регистровые клавиши и несколько круглых пластин с названиями регистров. Возможно, тогда же были похищены восемь дорогостоящих язычковых труб.
В 1980-е в почти не отапливавшемся храме, в котором практически не осталось прихожан, для защиты органиста от холода над пультом была установлена уродливая кабинка, перегородившая вид на органный фасад. Недавно появились тревожные симптомы и в состоянии органного механизма, который очень неплохо сохранился, несмотря на то, что за 80 лет эксплуатации не прошел ни одного значительного ремонта. Проблема, вернее её причины – те же, что и в псковском Троицком соборе: в храме было устроено газовое отопление. Результат: образование в воздухе водяного конденсата, оседающего на предметах. В Пскове из-за него «посыпался» красочный слой на иконостасе, в Печорах начали «костенеть» кожаные детали пневматической трактуры (устройства, соединяющее клавиши с клапанами под трубами).
И, наконец, в совсем недавнее время появилась новая напасть: кто-то – принялся регулярно бить по ночам в храме стёкла. В условиях отсутствия постоянного отопления и неустойчивой погоды, окно, зияющее в пространство, где температура с влажностью скачет как бешеные – просто смертельно опасно для инструмента.
Виновного (виновных?) всё никак не найдут. Это объяснимо: глупость заразительна, с идиотами бороться трудно.
* * *
Утверждение, что орган является инструментом, изначально чуждым России и православию, может быть хоть как-то оправдано только лишь невежеством – и ничем иным. На самом деле орган (называвшийся тогда гидравлосом) как светский инструмент был известен уже в Византии, а первые церковные органы появились в V веке в Испании. Церковь была тогда единой (окончательный раскол на Православие и Католицизм произошёл спустя века, в середине XI века), так что с некоторой натяжкой можно принять утверждение, что православная традиция знает орган как литургический инструмент.
Первые русские изображения органа появляются уже на фресках киевского Софийского собора. Первым органистом, творившим в Москве (Киев и вообще Западная Русь – особая история) чьё имя – Иоанн Сальватор – нам известно, переехал туда в конце XV века из Италии в свите последней византийской принцессы, невесты Ивана III Софии Палеолог.
В конце XVII века орган упоминается в составе имущества Киевской Софии; правда неизвестно доподлинно, использовался ли он во время богослужения. Не единожды упоминаются органы среди дворцовых затей русских правителей допетровской Руси – от Ивана Грозного до Алексея Михайловича. Большим любителем органной музыки прослыл Пётр Первый, даже поручивший знаменитому органному мастеру Кристиану Людвигу Боксбергу из Гёрлица (Силезия) спроектировать «орган-гигант» на 114 регистров для установки… в Успенском митрополичьем соборе Московского Кремля. Впрочем, в этом случае до реализации дело не дошло.
XVIII и XIX век – эпоха расцвета строительства органов в Российской империи, вобравшей в себя западные области (Польша, Прибалтика, Финляндия), где эти инструменты традиционно использовались во время протестантских и католических богослужений; страны, принявшей в качестве второй родины сотни тысяч иммигрантов из Европы, принесших с собой религию, культуру и музыкальные инструменты; государства, открывшего в столицах оперные театры, консерватории и концертные залы, оборудованные творениями крупнейших органных мастеров своего времени. В середине XIX века в России насчитывалось более двух тысяч органов.
* * *
Пришедшая после 1917 года эпоха строительства «новой культуры» стала катастрофой для органной музыки в стране. Традиционные «органные» регионы оказались за границей, внутри же страны закрывались и разрушались храмы, вместе с ними разрушались и гибли инструменты.
В послевоенное время «органным заповедником» на территории СССР стала советская Прибалтика. Многие псковичи помнят времена, когда популярными были субботне-воскресные путешествия в соседние «братские республики»: кому-то хотелось купить колбасы и сливочного масла, кому-то – послушать орган в рижском Домском соборе или таллиннской Нигулисте.
Когда «европейский фасадик Советского Союза» отвалился и снова стал тремя независимыми странами, отгороженными пограничными кордонами, возможность услышать органную музыку не в записи сделалась и вовсе ограниченной.
Сегодня по всей России – от Калининграда до Петропавловска-Камчатского – насчитывается около восьмидесяти органов разного времени постройки и разной степени сохранности. И только десять из них относятся к категории так называемых исторических, то есть инструментов, являющихся памятниками культуры: построенных достаточно давно (сейчас хронологической границей является Вторая Мировая война, которую не пережило множество органов по всей Европе, от Франции до России) и сохранивших первоначальную конструкцию без значительных переделок.
Пять из этих инструментов (орган Мальтийской капеллы, орган англиканской церкви на Английской набережной, орган, находящийся в академической Капелле, орган католического храма Лурдской богоматери в Ковенском переулке и инструмент, ранее принадлежавший Консерватории, а ныне переданый Царскосельской гимназии искусств) находятся в Санкт-Петербурге. Четыре (Консерватория, институт им. Гнесиных, баптистский и лютеранский храм) – в Москве. И единственный старый церковный инструмент, сохранившийся в русской провинции – орган, хранящийся у нас, здесь. В Печорах. Где какая-то местная гопота по ночам лупит ему камнями по стёклам.
Вдумайтесь только: восемьдесят лет (нынешний год – юбилейный) уникальный инструмент прожил в совершенно невероятных условиях, и не просто уцелел – дошёл до нас практически неповреждённым. И вот сейчас он просит к себе внимания: износилась механика, устал мотор, нагнетающий в трубы воздух, костенеет кожа трактуры. А главное: почти нет живых слушателей. Лютеранская община Печор сделалась совсем крошечной, на ставшие редкими богослужения приходят уже очень немного прихожан. Звуки органной музыки раздаются всё реже и реже. Инструмент словно бы умолкает с вопросительно-скорбной интонацией: «Я честно служил Богу и музыке. Скажите, люди, я всё ещё вам нужен?»
Концерты, которые при участии районного отдела культуры несколько раз в год устраивают энтузиасты из благотворительной организации «Rohuaia Rist» («Эдемский Крест») – как капля в море. Это, конечно же, очень трогательный жест и очень правильный шаг, но в сравнении с возможностями инструмента и его значимостью, в сравнении с местом, которое этот инструмент по праву должен занимать на музыкальной карте России, явно недостаточный.
Даже если быть далёким от музыки, не любить и не понимать её, а строчку «в каждой музыке – Бах, в каждом из нас – Бог» считать прекраснодушной интеллигентской ересью, всё равно, – нельзя же отрицать очевидного: существование уникального органа в таком месте, как Печоры – не случайно и чудесно.
К чудесам нельзя относиться наплевательски и равнодушно. Ибо Бог поругаем не бывает. Чудеса – они же не просто так, не само собой случаются. Чудо – всегда вызов, всегда вопрос, на который человек должен быть в состоянии ответить. Чудо требует, чтобы человек был его достоин, чтобы стоял на должной высоте, благодарно принимая чудесное, внимая и дивясь ему.
Инструмент, о котором я рассказал, пришёл к нам из другой страны, из другой эпохи. Другого такого нет и не будет; весь он – его история, звучание, внешний вид – и чудо, и вызов, и вопрос.
На который стоит найти ответ. А иначе – отнимутся от нас чудеса. Бог поругаем не бывает. Знаете, Бах – тоже.
Автор благодарит Анатолия Погодина, Павла Чилина и Александра Попова (Санкт-Петербург) за неоценимую помощь, оказанную при написании статьи, а также за бескорыстный и благородный интерес к состоянию и будущему печорского инструмента.
Юрий СТРЕКАЛОВСКИЙ.
Псковская Губерния, № 14 (383) 09-15 апреля 2008 г.
