В Нью-Йорке показали киноверсию “Евгения Онегина” в Большом Театре
/ "Остраненная" опера или Большой в Нью-Йорке
30.04.2009 11:33
Это - классика: Илья Репин, "Дуэль Онегина и Ленского"
В Нью-Йорке показали киноверсию скандально нашумевшей постановки “Евгения Онегина” в Большом Театре. Фильм сделан при участии Парижской Оперы. За билеты берут почти как в театрах, отнюдь не киношные цены (которые, впрочем, в Америке тоже не пустяковые).
Скандал, собственно, заключался в том, что Галина Вишневская, прибывшая в Москву отмечать свой юбилей, была возмущена этой постановкой и заявила, что ноги ее больше не будет в Большом Театре. Партия Татьяны – одна из любимейших у примадонны, и она возмутилась тем, что сделали из классической оперы шустрые модернисты.
Для контраста можно привести один из многочисленных отзывов французской прессы:
“Интендант парижской оперы месье Мортье вспоминает скандал, связанный с этим "Евгением Онегиным". После московской премьеры Галина Вишневская назвала спектакль ужасом и бесстыдством. "Для меня это пример величайшего театра. И даже если наши с Галиной Вишневской мнения не во всем совпали, я считаю, что это одна из самых красивых постановок, которые мне удалось увидеть за последние 10 лет, - говорит Жерар Мортье. - И я рад представить ее парижской публике, которая знает, как я люблю всё новое".
Спектакль Большого Театра не только был приглашен открыть сезон "Гранд опера", что здесь случается с иностранными театрами крайне редко. Было решено его записать и выпустить на DVD. "Это невероятно умная постановка, в ней невероятная проработка деталей, - считает режиссер трансляции Хлоя Перльмутр. – И это совершенно нетрадиционный спектакль. Мы мечтали записать его и привезти в Париж".
Оперные театры во всем мире переживают бум. Недаром же стали делать киноверсии оперных постановок. Первоклассных солистов сегодня много, и, похоже, что их становится все больше. Вот, к примеру, Татьяна Моногарова: я о ней, признаться, не слышал, в нью-йоркской Метрополитен-опере она вроде бы не выступала. Но ведь первоклассная певица – и прелестная женщина, от нее не отвести ни слуха, ни глаза.
Опера во всем мире стала объектом активных постановочных экспериментов. Оперный режиссер выдвинулся на первое место, заслоняя музыкального руководителя, дирижера, и едва ли не солистов
Откровенно говоря, посмотрев (надо бы по старинке сказать “прослушав”) нынешнего “Онегина”, я удивился столь острой реакции прославленной певицы. Она же ведь не может не ходить в оперу, а опера сейчас во всем мире стала объектом активных постановочных экспериментов. Оперный режиссер выдвинулся на первое место, заслоняя музыкального руководителя, дирижера, и едва ли не солистов.
Поначалу, при первых знакомствах с этой модой, оторопеваешь. Я долгое время нынешних оперных режиссеров называл про себя не иначе как шпаной. Сейчас попривык, но некоторые решения всё равно вызывают если не гнев, то смех: например, по телевизору видел в опере Гуно “Ромео и Джульетта” (есть у него такая малоизвестная опера – не “Фауст”) заметно беременную Анну Нетребко, в одной ночной рубашке кувыркавшуюся в постели с Ромео. У Нетребко, похоже, пение в горизонтальном положении стало специальностью, трэйд-маркой: не только лежа, но и катаясь по сцене, она поет и в “Пуританах” (23 минуты идет сцена, я засек время), и в “Лючии ди Ламермур”. Мотивировка – героиня сошла с ума. Можно было бы, соблазнившись близлежащей остротой, сказать, что это режиссеры сошли с ума; но мне кажется – больше того, уверен, - что певицы, как любые актеры, не возражают против таких эскапад: это всё же люди сцены, а таковые всегда – эксгибиционисты, им нравится ломаться на публике. Анна же Нетребко, среди всего прочего, - женщина здоровая, крепкая, кровь с молоком.
Сейчас, собирая соответствующую информацию, я обнаружил одно, но яркое исключение: упомянутая Татьяна Моногарова отказалась участвовать в сцене из “Фауста”, где Маргарита стоит на коленях перед крестом, а на кресте – голый Мефистофель. Но тут, думается, возражения вызвала богохульственная окраска сцены. Ее можно трактовать как оскорбление чувств верующих, а отказ певицы можно понять как реакцию религиозного характера.
Я начал понимать, чем, среди прочего, вызваны нынешние оперные новации на “Евгении Онегине” в постановке Метрополитен-оперы. Там сцена дуэли шла без перерыва с последующей, где Онегин возвращается в Петербург. Никакого занавеса, ни антракта, но сцена дуэли ушла в затемнение, и под бальную музыку следующей слуги начали переодевать Онегина – Дмитрия Хворостовского. Когда переодели - разгорелся свет, и Онегин оказался на балу.
Тут легко было сообразить, для чего это делалось: для экономии времени и денег, не тратиться на декорации, “сеттинг”. Так что искусство искусством, дерзновения дерзновениями, а бюджет поджимает и диктует свои суровые законы. И чтобы не было совсем уж скучно среди голых стен, начали накручивать всякие там режиссерские решения. Так и Мефистофель был выпущен голым, чтобы сэкономить на костюмах.
Это мое предположение всячески подтвердилось на нынешнем русско-парижском “Онегине”. Вся опера шла в одной декорации. Собственно, это и декорацией не назовешь – длинный стол поперек всей сцены. А за столом в современных костюмах хор - и поющий, и закусывающий. Пили, надо полагать, воду, но одна хористка (причем толстая) ела мороженое - точно, разглядел.
Тем не менее, под эти вынужденные безумства можно подвести высокую теорию. И не без остроумия подвести, - опираясь, опять же, на оперу и на ее знаменитое описание у Толстого в “Войне и мире”. На этом описании Шкловский построил свое понятие “остранения”, как способа выведения вещей из автоматизма восприятия. А таковое выведение и есть, по Шкловскому, цель искусства. Это описание довольно длинное, приведу только часть:
“Во втором акте были картины, изображающие монументы, и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что-то вроде кинжалов, потом прибежали еще какие-то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что-то металлическое, и все стали на колени и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей”.
Происходит оживление оперы как жанра, давно уже не воспринимаемого живым чувством, ставшего рутиной, “вампукой”
Можно сказать, что нынешняя оперная режиссура действует, опираясь на этот текст Толстого: опера остранянется, причем сразу вся, как таковая. Происходит оживление оперы как жанра, давно уже не воспринимаемого живым чувством, ставшего рутиной, “вампукой”. Опера не воспринимается как спектакль, как зрелище, а лишь как площадка для певцов, для знаменитых солистов. Сколько можно слушать арию или песенку герцога в “Риголетто”? Да и зачем ходить в оперу, когда есть сотни записей Паваротти! И вот на сцене режиссер во время такого номера заставляет Паваротти имитировать сношение с фигуранткой. Эффект тот, что американцы называют коротким словом “фан” (не “фак”).
Но идет и другого рода игра: со всякого рода аллюзиями и ассоциациями, связанными не только с оперой, но со сценой как таковой. У Дмитрия Чернякова в “Онегине” это ружье вместо дуэльных пистолетов, из которого после какой-то, не имевшей места у Пушкина–Чайковского возни, нечаянно застрелен Ленский. Это ружье – из Чехова, из его замечания о том, что если в первом акте на сцене ружье, то в последнем оно должно выстрелить. Вообще Черняков – человек, безусловно, изобретательный, и некоторые его ходы отличаются хорошим вкусом. Как он обыграл тот самый длиннющий стол: он рассадил Онегина и Татьяну на противоположных концах; вот вам и визуальный образ их “невстречи», как сказала бы Ахматова. И они вдоль этого стола то сходятся, то опять расходятся и рассаживаются. Хорошо сделано.
Даже сцена письма Татьяны идет за тем же столом. Татьяна не столько пишет, сколько бегает вокруг этого стола, а иногда на него и забирается, и наблюдать эти эволюции Татьяны Моногаровой так же приятно, как смотреть на Машу Шарапову на теннисном корте.
И еще про стол. В последней картине Онегин, явившийся как Чацкий с корабля на бал, представлен каким-то лохом, на которого не обращает внимания наглая прислуга. И тут дальний прицел режиссерской иронии: всё это долженствует изобразить, как не нужна опера в современном мире новых русских, гуляющих за этим столом со своими шлюхами. Один из них – блестящая находка! – с серьгами в ушах.
Галина Вишневская, судя по ее интервью, больше всего возмущалась сценой бала у Лариных. Но ведь бурлескный ее характер продиктован самим Пушкиным – загляните в текст: там и танцуют грубо, и спать заваливаются у хозяев по диванам и на полу. Так и Зарецкий изображен – встающим с дивана и походя опохмеляющимся.
А одна сцена мне и совсем уже понравилась: ария Ленского. Он явился всё в ту же залу в тулупе и шапке-ушанке – чистый шофер-дальнобойщик, и поет свое “Куда, куда…” - а в это время горничные убирают со стола, и тут же Ольга вертится, заглядывает под стол, ищет упавшую серьгу. Находит и тоже опохмеляется – допивает из какого-то фужера. Вообще же ее линия сделана так, что это не Онегин за ней с понтом волочится, а она на него с самого начала падает.
Я говорю всё это в том же стилистическом ключе, в каком сделана постановка Дмитрия Чернякова. Это забавно, это пародийно и самым, казалось бы, неожиданным образом оживляет, “остраняет” музыку, звучащую как-то если и не по-новому, то свежо. Вот этот контраст между классикой и нынешним дураковалянием и входил в замысел режиссера – как средство подчеркнуть музыку, вывести ее из автоматизма восприятия, оглушенного миллионами исполнений. Резюмирую: мне этот проект и его осуществление понравились. Настроен был на ругань, а вышел довольный. То, что сделал Черняков, лучше фальшивого совокупления Паваротти.
Я понимаю, почему можно всё это не любить. Это время, наше время, их время вызывает отталкивание. Не нужна ни опера, ни историческая правда, ни чувство стиля. Вечное – такова уж его природа – в человеческом восприятии сливается с мертвым. Бывают эпохи, что называется, застойные, когда всё консервируется, и эти консервы выдаются за бессмертие. А ты и сам в этом времени, в этой эпохе застрял, и это было жизнью, и любовью, и славой. И помнишь это, и помирился на этом – и вдруг выносит в зал, когда-то бывший твоим, а тут другие и другое, и ходит по сцене и залезает на стол красивая Татьяна Моногарова. Другие играют в твои игрушки, и не понимают, и ломают их.
Кукла сломана, но продолжает пищать...
Это фрагмент программы от 29.04.2009
01.05.2009, 08:01
AlexAt
Re: В Нью-Йорке показали киноверсию “Евгения Онегина” в Большом Театре
Дорогая femmina, не перестаю удивляться Вашим склонностям к печатной лжи и всякой публикующейся бестолочи 8) впрочем, у каждого свои интересы... ;)
Цитата:
но некоторые решения всё равно вызывают если не гнев, то смех: например, по телевизору видел в опере Гуно “Ромео и Джульетта” (есть у него такая малоизвестная опера – не “Фауст”) заметно беременную Анну Нетребко, в одной ночной рубашке кувыркавшуюся в постели с Ромео.
Нетребко не пела партию Джульетты в опере Гуно, будучи беременной.
Цитата:
У Нетребко, похоже, пение в горизонтальном положении стало специальностью, трэйд-маркой:
лежа пели и Дессей, и Бонфаделли, и Герзмава, и Флеминг, и - кто только не пел...
Цитата:
не только лежа, но и катаясь по сцене, она поет и в “Пуританах”
В "Пуританах" Нетребко не катается по сцене.
Цитата:
и в “Лючии ди Ламермур”.
в "Лючии" Нетребко во время пения ни ложится, ни катается по сцене... в постановке М.Циммерман с лестницы скатывается Н.Дессей... в остальных постановках, в которых пела Нетребко, сцен "валяния на полу", насколько мне известно, нет.
Цитата:
певицы, как любые актеры, не возражают против таких эскапад: это всё же люди сцены, а таковые всегда – эксгибиционисты, им нравится ломаться на публике.
no comments (= пи-пи-пи)
Цитата:
одна хористка (причем толстая) ела мороженое - точно, разглядел.
она ела (и всегда ест) торт... (к тому же это, если не ошибаюсь, артистка миманса, а не хористка)
Цитата:
И вот на сцене режиссер во время такого номера заставляет Паваротти имитировать сношение с фигуранткой. Эффект тот, что американцы называют коротким словом “фан” (не “фак”).
no comments (= пи-пи-пи)
Цитата:
и наблюдать эти эволюции Татьяны Моногаровой так же приятно, как смотреть на Машу Шарапову на теннисном корте.
отменное сравнение...
Цитата:
И еще про стол. В последней картине Онегин, явившийся как Чацкий с корабля на бал, представлен каким-то лохом, на которого не обращает внимания наглая прислуга.
И тут дальний прицел режиссерской иронии: всё это долженствует изобразить, как не нужна опера в современном мире новых русских, гуляющих за этим столом со своими шлюхами. Один из них – блестящая находка! – с серьгами в ушах.
полнейшая профанация смысла описываемой сцены...
Цитата:
Так и Зарецкий изображен – встающим с дивана и походя опохмеляющимся.
Зарецкий в спектакле Чернякова не опохмеляется.
Цитата:
Находит и тоже опохмеляется – допивает из какого-то фужера. Вообще же ее линия сделана так, что это не Онегин за ней с понтом волочится, а она на него с самого начала падает.
no comments
Цитата:
Кукла сломана, но продолжает пищать...
Это фрагмент программы от 29.04.2009
даже со всеми скидками на то, что приведенный выше текст - записанная устная речь, обращает на себя внимание быковатая невежественность, самодовольная снисходительность и вопиющее неуважение к предмету обсуждения.
P.S. femmina, не сердитесь, пожалуйста, но Вы становитесь "ретранслятором" дурновкусия (в который раз уже)... :-(
01.05.2009, 09:28
Амфибия
Re: В Нью-Йорке показали киноверсию “Евгения Онегина” в Большом Театре
Мда. Фигня.
Довольно странный способ сообщить нам новость о вышедшем фильме.
