Санкт-Петербург

Цитата:

---

Сообщение от Тина

Ангажированный, Вы о чем?

---

да вот об этом самом... что все как будто бы только и ждали, когда ж она явится, эта революция...
не люблю, когда сразу же ясно, "к чему идет дело".
есть у меня еще одно любимое место в Хождении - как Иван Ильич весенним днем выходит из конторы на Невском, а небо такое синее, как будто вымыто водами!
Да. Любая душа, неравнодушная к Петербургу, сразу же узнает в этих словах, как и в тех, предыдущих, про многоводный и хмурый простор, любимые черты... если б можно было кинуться словам на шею, кинулась бы!

Ну это же не мемуары, не очерки, ни эссе. Имеет право писать всё, что думает и чувствует. И только он Волен судить себя, если поступился.

В Русском Музее у меня крайняя и неразрывная дружба с Павлом Филоновым.

Самый петербургский художник, городской сумасшедший, фанатик, страстотерпец, "очевидец незримого" по словам Алексея Крученых, пророк,аскет, схимник от живописи. Современники называли его смутьяном холста.
Из трех звезд Русского авангарда - Малевич, Кандинский, Филонов- звезда Филонова ярчайшая.
Одиннадцати лет приехал в Петербург, зная про себя всегда, что художник, сразу поступил в ученики в малярно-художественную мастерскую.
В 1911 году выхлопотал паломнический паспорт, отправился в Новый Афон, Константинополь,Иерусалим.
Уехал мастером, умевшим написать все, что угодно.
Вернулся Художником, знавшим , что писать.
Всегда был беден. Полотна свои принципиально никогда не продавал.
Слава о сумасшедшем гении в 30-е годы прошлого столетия дошла до Европы и к нему заспешили коллекционеры, послы и посланники любителей Русского авангарда. Он не продал НИЧЕГО.
Никогда не отдыхал, комната его не отопливалась помногу лет. От пайков организации художников отказывался лишь на том основании, что ему их давали как "малоимущему", а он хотел за "достижения в искусстве".
Мастерская Филонова получила заказ на иллюстрацию "Калевалы"- гонорар не взял. Родственник подкинул ему халтуру - нарисовать карту
Северного полушария под маятником Фуко в Исаакиевском Соборе.
С присущей ему тщательностью он рисовал 4 месяца , лежа на полу по ночам- заработал на костюм, единственный в жизни. Так ни разу и не надел, похоронен в нем.
Единственную выставку при жизни в 1929 году взялся устроить Русский Музей. Все было экспонировано, но какому-то деятелю не понравилось, не помогла и протекция Исаака Бродского. Год простояла выставка в закрытых помещениях, и картины вернулись к Филонову.
Тщательность прописывания деталей на полотнах Филонова фантастическая без преувеличения - при многократном увеличении картины его не только не теряют качества, но обнаруживают лишь новые подробности.
В 1916 году пошел служить морским пехотинцем в составе Балтийской морской дивизии на Румынский фронт.
Революции служил на посту председателя военревкома Придунайского края, но карьера революционера не увлекла и в 18 году он опять вернулся к живописи.
Характер имел замкнутый, был малоразговорчив, горд, нетерпелив, презирал всякую половинчатость.
Сестра Евдокия выходила замуж и не захотела на свадьбу пригласить уборщицу по просьбе Павла. Он отвернулся к окну, рисовал,сидя спиной к веселью . Не разговаривал с сестрой несколько лет.
Получил на Карповке комнату. Рядом жила Екатерина Серебрякова, бывшая революционерка, из "Народной воли".
Зашла к нему, прослышав, что он художник, с просьбой нарисовать портрет умершего мужа, портрет нарисовал,денег , естественно, не взял.
Их брак был необычен. Ему 40, ей 60.
Жили каждый в своей комнате.Как он писал - у него и 20 копеек лишних не было, а на её средства жить он не мог. Даже никогда у неё не обедал. Однажды с ней на улице случился инсульт. Он её нашел в больнице, на руках, не имея денег на извозчика, принес домой, сам выходил, научил говорить, ходить.
Когда началась блокада, он подсовывал ей, уже слабо соображавшей , кусочки еды... Она пережила его на 5 месяцев. Для Филонова блокада началась еще в 30-е годы, он с тех пор уже жил только чаем, сахаром и хлебом.
Понятно,что долго ему было не протянуть- он умер тихо, лег и не встал в декабре 41 года. Десять дней не могли похоронить - ждали досок на гроб, обещанных все тем же Союзом художников, дали потом, и это было единственное, что он получил от Союза за все годы работы. Сестры отвезли его на саночках на Серафимовское.
Сестра Евдокия не уехала в эвакуацию, боясь потерять его работы, которые он завещал Русскому Музею. Наконец в 1942 году ей удалось их пристроить туда - более 400 полотен.
Первая выставка его работ случилась в 1967 году в Новосибирском Академгородке, в музее. Директор музея поплатился должностью за смелость.
Последние работы Филонова сестра передала Русскому Музею в 1977 году. Их тоже приняли и прочно заперли в запасники.
Работ Филонова в мире мало, и любой клочок, опознаный как филоновский, вызывает дикий ажиотаж.
Если Малевич - торговая марка Русского авангарда, то Филонов - его стратегический секрет, который покоится в недрах Русского Музея и время от времени выбрасывает на поверхность фрагменты творения, которым нет ни объяснения, ни цены.

пока летят пух и перья в теме про рейтинги, вспомним о хорошем!

мысль: вот в музыке Шостаковича всегда слышен Петербург.
Практически в любой.
Ощущение огромного, безмолвного, но живого и мыслящего пространства.
Это он.

Если будете в это время идти вдоль канала или реки в центре, посмотрите вниз. Возле каменной облицовки берега на воде желтыми и красными листьями складывается нитка орнамента. Она все время в движении. Неповторимо изысканно. Особенно хорошо на канале Грибоедова между Невским и Конюшенной площадью. И на Фонтанке за Аничковым мостом.
Будете в это время на Малой Морской, посмотрите не лежат ли на тротуаре листья у последней квартиры Чайковского. Поблизости не одного дерева, а осенью, именно у этого дома набросана опавшая листва.
И еще пройдите по Фотанке под старым каштаном у библиотеки Маяковского. Растет он между глухим каменным забором с 4 сторон, зато листья и каштаны падают на прохожих. У меня примета - свалиться на голову плод - год счастливый будет. Вот так и стараюсь там почаще мотаться осенью.
:-) :beer:

Цитата:

---

Сообщение от pochetta

пока летят пух и перья в теме про рейтинги, вспомним о хорошем!

мысль: вот в музыке Шостаковича всегда слышен Петербург.
Практически в любой.
Ощущение огромного, безмолвного, но живого и мыслящего пространства.
Это он.

---

Другая цитата: "... когда в 1981 г. мне каким-то чудом удалось попасть на один из последних концертов Е.А. Мравинского в Большом зале тогда Ленинградской филармонии. Маэстро дирижировал уже полусидя, в основном глазами. Исполнение оркестром симфоний Моцарта и Шостаковича было таким совершенным, что в зале установилась атмосфера полнейшего благоговения. Вот тогда-то мне стало ясно, что публика может быть тоже гениальной…"

- С трогательного сайта, который "всплыл" в Яндексе, пока я смотрел литературу о 4-м скерцо Шопена.

вот еще мое любимое о Питере.
Набоков. "Посещение музея".

"...но когда я дверь распахнул, никакого театра там
не было, а просто мягкая муть, туман, превосходно подделанный,
с совершенно убедительными пятнами расплывающихся фонарей.
Более, чем убедительными! Я двинулся туда, и сразу отрадное и
несомненное ощущение действительности сменило наконец всю ту
нереальную дрянь, среди которой я только что метался. Камень
под моими ногами был настоящая панель, осыпанная чудно
пахнущим, только что выпавшим снегом, на котором редкие
пешеходы уже успели оставить черные, свежие следы. Сначала
тишина и снежная сырость ночи, чем-то поразительно знакомые,
были приятны мне после моих горячечных блужданий. Доверчиво я
стал соображать, куда я собственно выбрался, и почему снег, и
какие это фонари преувеличенно, но мутно лучащиеся там и сям в
коричневом мраке. Я осмотрел и, нагнувшись, даже тронул
каменную тумбу... потом взглянул на свою ладонь, полную
мокрого, зернистого холодка, словно думая, что прочту на ней
объяснение. Я почувствовал, как легко, как наивно одет, но
ясное сознание того, что из музейных дебрей я вышел на волю,
опять в настоящую жизнь, это сознание было еще так сильно, что
в первые две-три минуты я не испытывал ни удивления, ни страха.
Продолжая неторопливый осмотр, я оглянулся на дом, у которого
стоял - и сразу обратил внимание на железные ступени с такими
же перилами, спускавшиеся в подвальный снег. Что-то меня
кольнуло в сердце и уже с новым, беспокойным любопытством я
взглянул на мостовую, на белый ее покров, по которому тянулись
черные линии, на бурое небо, по которому изредка промахивал
странный свет, и на толстый парапет поодаль: за ним чуялся
провал, поскрипывало и булькало что-то, а дальше, за впадиной
мрака, тянулась цепь мохнатых огней. Промокшими туфлями шурша
по снегу, я прошел несколько шагов и все посматривал на темный
дом справа: только в одном окне тихо светилась лампа под
зеленым стеклянным колпаком,- а вот запертые деревянные
ворота, а вот, должно быть,- ставни спящей лавки... и при
свете фонаря, форма которого уже давно мне кричала свою
невозможную весть, я разобрал кончик вывески: "...инка
сапог",- но не снегом, не снегом был затерт твердый знак.
"Нет, я сейчас проснусь",- произнес я вслух и, дрожа, с
колотящимся сердцем, повернулся, пошел, остановился опять,- и
где-то раздавался, удаляясь, мягкий ленивый и ровный стук
копыт, и снег ермолкой сидел на чуть косой тумбе, и он же
смутно белел на поленнице из-за забора, и я уже непоправимо
знал, где нахожусь. Увы! это была не Россия моей памяти, а
всамделишная, сегодняшняя, заказанная мне, безнадежно рабская и
безнадежно родная. Полупризрак в легком заграничном костюме
стоял на равнодушном снегу, октябрьской ночью, где-то на Мойке
или на Фонтанке, а может быть и на Обводном канале,- и надо
было что-то делать, куда-то идти, бежать, дико оберегать свою
хрупкую, свою беззаконную жизнь. О, как часто во сне мне уже
приходилось испытывать нечто подобное, но теперь это была
действительность, было действительным все,- и воздух, как бы
просеянный снегом, и еще не замерзший канал, и рыбный садок, и
особенная квадратность темных и желтых окон . Навстречу мне из
тумана вышел человек в меховой шапке, с портфелем под мышкой и
кинул на меня удивленный взгляд, а потом еще обернулся, пройдя.
Я подождал, пока он скрылся, и тогда начал страшно быстро
вытаскивать все, что у меня было в карманах, и рвать, бросать в
снег, утаптывать,- бумаги, письмо от сестры из Парижа, пятьсот
франков, платок, папиросы, но для того, чтобы совершенно
отделаться от всех эмигрантских чешуй, необходимо было бы
содрать и уничтожить одежду, белье, обувь, все,- остаться
идеально нагим, и хотя меня и так трясло от тоски и холода, я
сделал, что мог..."

Цитата:

---

Сообщение от Тина

А через дворы на Фонтанку - к БДТ, Пушкинскому, в Филармонию - всё ножками хожено.

---

Кажется, Тина, по Вашим следам ходила8) .

Цитата:

---

Сообщение от Тина

В Петербурге , как и в Одессе, надо гулять постепенно.:silly:

---

Для меня пешие прогулки это праздник. По возвращении из Питера меня все спрашивали, ну что, ты видела эти странные станции метро, где стены стоят и не видно всего поезда, а только двери?:lol: Да не видела я, времени не было, все ПО земле, а не ПОД.
Проходные дворы, тупики, закоулки - это внутренняя жизнь города, скрытая от невнимательных туристов. Нужно лишь широко открыть глаза, захотеть этого, и тогда Питер откроет еще несколько тайн для тебя.
Когда второй раз приехала в Питер, гуляя морозным утром по Фонтанке, заходя в арку, не узнала двор. Этот треугольник земли, который образовался на пересечении трех домов, причудливо уложили кирпичиком, сделали клумбы и посадили молодые деревья. И три стены. Рояль бы туда и концерты тихими летними вечерами.:-)

Ох уж эти "кирпичики во двориках"... Не знаю кто как а я привык к питерским "колодцам" с растрескавшимся асфальтом, кошками, и отсутствием традиционных московских бабулек у подъезда (простите - парадного). А гулять в Питере действительно хочется всегда, и самое главное можно гулять, бродить фактически по всему городу, а не как в Москве - вот доехал до Царицыно(Измайлово, Покровки, Ордынки...) и гуляй. В Питере я часто зимней морозной ночью выходил из Капеллы (я там всегда останавливался до ремонта), брел через Дворцовую мимо Адмиралтейства к Исакию, потом между Сенатом и Синодом к Новой Голландии, бродил по Коломне, а после по Екатерининскому до слияния с Фонтанкой, и дальше через всякие Верейские, выходил к Витебскому вокзалу, потом на Владимирскую площадь, Литейный, и через Михайловский замок и Марсово по Мойке возвращался уже под утро в Капельский дворик. Или шел гулять мимо Суворова на Петроградку, а после по Васильевскому, или уходил к Черной Речке....А Гатчина, Павловск - это же продолжение Питера, они от него не отделимы. А стройные ряды деревьев с причудливыми треухами вместо кроны - в феврале в Петергофе. А прогулки от станции Антропшино до Павловска (просто зимой там электрички раз в 3-4 часа ходят порой)....Все это рождает такой восхитительный настрой, несмотря на холод и пронизывающий ветер.
Хотя есть места на которые лучше не забредать в Питере - Парк Победы - не могу видеть этих спокойно выгуливающих детей мамаш, которые даже не понимают, по какому количеству трупов они прогуливаются. Или Левашевская пустошь, или Веселый поселок, да и Ржевка не самое приятное место на свете, хотя по Гражданке я гуляю с удовольствием.
Но все равно самое любимое - треугольник:Коллегии-БАНя-Пушдом, Коломна, и район между Чайковского-Белинского, Литейным и Марсовым полем. Ну и набережные конечно и Мойка, и Екатерининский, и Крюков, и Фонтанка, и даже Обводный (особенно в районе завода Красный треугольник, и дальше к Лиговке), и Нева само собой.
Такая вот география брожения.

Позволю себе вмешаться в эту тему, т.к. я не могла не высказать своё восхищение этим великолепным городом с замечательной архитектурой, историческими памятниками и т.д. Я обожаю Санкт-Петербург, хотя мне там ещё не довелось, к сожалению. побывать. :cry: Но это моя мечта и надеюсь она когда-нибудь осуществиться.:-)