Вид для печати
Я ведь не на форум фотографов посылаю, не профессиональное мастерство демонстрирую. Это действительно история. Вряд ли многие знакомы с этими фотографиями.Цитата:
Сообщение от Photographer
А вот это 1949-ый, Киев. Рихтер с учениками музыкальной школы или училища. Крайний слева - Рябов, увы, ныне покойный.
Конечно. Спасибо.Цитата:
Сообщение от Yuriy
Статья Г.Г. Нейгауза (здесь приводится с купюрами), впервые опубликованная в журнале “Советская музыка”, 1964, #3:
ЕЩЕ О РИХТЕРЕ
(По поводу исполнения трех последних сонат Бетховена 10 и 12 декабря 1963)
Москвичи часто жалуются, что Рихтер слишком редко играет в Москве. Когда ему говорят об этом, он достает тетрадь, в которой записаны все когда-либо и где-либо сыгранные им концерты, и на основании фактов доказывет, что больше всего он играет именно в Москве. Но когда слушаешь его, хотя бы на последних двух концертах, где он дважды играл сонаты Бетховена, когда видишь до отказа набитый Большой зал консерватории и сосредоточенные лица слушателей, когда после окончания концерта и публике (и мне!) хочется слушать его еще и еще, тогда думаешь поневоле, что жалобы москвичей оправданы и хотелось бы, чтобы мечта ”трех сестер”: в Москву, в Москву! – чаще бы обуревала и Рихтера. Об этих последних концертах хочется сказать так много, что прямо не знаешь, с чего начать!
Впрочем – после почти каждого концерта Рихтера я страдал бессонницей и ночью мысленно (писать лень было) сочинял большой трактат о нем, о его музыке, об искусстве вообще… Утром жизнь входила в свою колею…
Что же сказать о концертах 10 и 12 декабря, об исполнении трех последних сонат Бетховена, об этом грандиозном триптихе, который останется “навеки” величавым памятником не только бетховенского творчества, но и музыки вообще?..
Coнату As-dur op 110 (предпоследнюю) Рихтер играл еще когда был моим “студентом” (кто у кого учился – вопрос неясный, во всяком случае официально он числился моим студентом). Впоследствии он несколько раз играл ее в концертах. Необыкновенно интересно проследить, как изменяется одно и то же произведение в интерпретации большого пианиста в связи с его “ростом”, “развитием”, с изменениями, происходящими в его жизни, в его душе согласно законам времени!
Насколько “лучше” положение композитора, чем положение исполнителя! Духовные факты его биографии (психографии!) запечатлены в конкретных художественных образах, он высказывается своими словами, говорит от первого лица, а исполнители только варьируют чужие слова, чужие мысли, переживания! Мне иногда казалось почти невероятным, что так мало времени прошло между созданием Бетховеном Сонаты #17 d-moll op.31 и Сонаты #23 f-moll op.57, так называемой Аппассионаты. Ведь это два мира, два разных мира! Как это волнует: проследить (насколько это возможно) “духовную траекторию” композитора, расположенную между двумя точками ор.31 и 57!
Но угадать эту “Tраекторию” у большого исполнителя тоже возможно; вот пример: я имел счастье в молодости услышать в исполнении Бузони два раза Сонату B-dur op 106 Бетховена (Grosse Sonate fur das Hammerklavier). Между обоими исполнениями прошло около четырех лет. Здесь вдаваться в подробности невозможно: скажу лишь, что в моей памяти осталось почти непостижимое различие между этими двумя исполнениями. Первое исполнение показалось мне гораздо более убедительным, особенно скерцо (вторая часть) и фуга (четвертая часть); я гораздо непосредственнее воспринял его. Второе исполнение показалось чрезмерно интеллектуальным (грубо говоря, вульгарно надуманным), предельно изощренным; в общем, Бузони заслонил автора. В первый раз фугу он играл “как полагается” forte energico, во второй раз – почти всю на левой педали: не фуга, а видение фуги! Geisterhalt (призрачно).
Может быть, Бузони не дошел в своем развитии до четвертой его стадии, о которой так хорошо говорил Гете: “Сперва мы пишем просто и плохо, потом сложно и плохо, затем сложно и хорошо и наконец просто и хорошо”, а может быть, я по молодости лет не дорос до понимания высокого искусства Бузони (последнее более вероятно).
Когда Рихтер был студентом, он играл эту сонату (ор.110), я уже говорил об этом, als ein guter Musiker, как прекрасный музыкант, так обычно играют большие композиторы, например, Прокофьев или Рихард Штраус, но без того специфического исполнительского обаяния, которым была так богата (и так памятна нам!) игра Софроницкого или – в отдаленном прошлом – игра Падеревского (я слышал его один раз только, когда мне было четырнадцать лет).
Впоследствии исполнение этой сонаты, как говорится, “заиграло всеми красками”, углубилось, гравюра стала картиной: Arioso dolente стало пронзительно-жалобным, почти декламационно подчеркнутым… Но “цельность” замысла и формальное совершенство исполнения оставалось всегда незыблемым. Такими же они остались и сейчас, когда Рихтеру уже стукнуло сорок восемь лет. В звуке – еще больше изощренности, контрасты в темпах и в динамике еще больше, Arioso dolente предельно медленно (несмотря на указание Бетховена: Adagio, ma non troppo) – так медленно убедительно может играть, пожалуй, только Рихтер; a в целом – еще более “esoterisch”, еще “недоступнее”, как бы подымая сонату еще на несколько сот метров над уровнем моря… Сам Рихтер был больше всего удовлетворен последней Сонатой ор.111, многие весьма понимающие слушатели – также. Может быть, это и так – для меня лично все три сонаты были одинаково убедительны, каждая в своем роде. Я услышал в них то, что – помимо всякого исполнения – я хочу в них слышать.
Соната E-dur (трехчастная), ор.109 – поэзия природы (и человека в ней), созданная глубочайшим чувством природы, как бы прошедшим через призму Спинозы… (бог, то есть природа).
Дебюсси говорил, что природа у Бетховена – книжная природа (он-то, конечно, имел право говорить это), я же чувствую в Бетховене 109-го опуса, особенно в последней его части (с вариациями я же чувствую в Бетховене 109-го опуса, особенно в последней его части ()нозы... же они остались и сейчас, когда Рихтеру уже с), родоначальника импрессионизма.
Третья часть! Божественная песня-молитва и божественные вариации! Например, последняя вариация с ее неповторимым сиянием горных вершин, постепенным угасанием: cпускается на землю синяя-синяя ночь, еще раз, еще тише, еще проникновеннее звучит тема-молитва, еле слышные, замолкают ее последние звуки, наступает сон, земных трудов отрада… Все это я угадывал в Бетховене и слышал у Рихтера.
Соната ор.110; в прошлом году я писал о ней в апрельском номере “Советской музыки” (небольшой отрывок из моих “интимных записок” о Бетховене), интересующихся отсылаю к этой статейке.
……………………………………………………………………………………
Некоторым слушателям меньше всего понравилась именно эта Соната в исполнении Рихтера. Незадолго до этого ее играла в Москве Анни Фишер, прекрасная венгерская пианистка, которую я на этот раз, к сожалению, не слышал. Одна пианистка-педагог говорила мне, что предпочитает в этой Сонате Фишер. Вероятно, так думают и многие. Я чрезвычайно ценю Фишер и полагаю, что она, наверное, сыграла Сонату как-то “проще”, человечнее, более понятно, чем Рихтер; не надо было карабкаться на “горные вершины”, ведь “тихие долины” гораздо уютнее… (Не подумайте, что я выражаю малейшее неодобрение Анни Фишер: я одинаково люблю и “тихие долины”, и “горные вершины”…)
И конечно, уж эта Соната самая “человечная” и человеческая из всех трех: повествование (третья и четвертая части) об одиночестве и смертельной скорби, о смертельном недуге и возвращении к жизни силою духа – cogito, ergo sum, ergo vivo… (“Я мыслю, следовательно, существую, следовательно, живу…”)
О последней Сонате , ор.111, и говорить не буду, боюсь, что если начну, то никогда не кончу. Лучше всего прочитайте внимательно доклад музыканта Венделя Кречмара, одного из персонажей романа “Доктор Фаустус” Томаса манна (восьмая глава): “Почему в фортепианной Сонате ор.111 Бетховен не написал третьей части?” – доклад, сделанный умнейшим лектором-заикой в городе Кайзерсашерне перед аудиторией из нескольких человек, среди которых был герой романа, композитор Адриан Леверкюн.
Но лучшим “комментарием” к этой Сонате будет все-таки интерпретация Рихтера.
На єтом пора бы и кончить столь затянувшуюся рецензию (!). Но не могу не прибавить еще два слова о бисах. На первом концерте были сыграны четыре пьесы Брамса: Интермеццо ля минор, Баллада соль минор, Интермеццо до мажор из ор.119, а в конце – Двенадцатый (до минорный) этюд и Ноктюрн фа мажор (#4) Шопена.
Рассказать забавную подробность? Когда я зашел к Рихтеру после концерта в артистическую, то сказал: “Я боялся, что после Ариетты из ор.111 бисов не будет, как хорошо, что играли все-таки на бис” . На что он ответил: “Как же я мог не играть, когда так ужасно звучал Бетховен, надо же было исправить…” Мое лицо, вероятно, выразило крайнее удивление, и он стал объяснять, что рояль ему показался ужасным – крикливым, разбитым, он все время сражался с ним и т.д., - “лучше была Тридцать вторая соната”. Картина эта была мне давно знакома. Сколько раз, бывало, зайдешь к нему после концерта – публика в восторге, - скажешь ему слова благодарности за испытанную радость и услышишь в ответ: да, у меня хорошо вышло это место (какие-нибудь 16 тактов), а остальное – и скорчит кислую гримасу. Наивные люди иногда думают, что “Рихтер кривляется”, им кажется, что он не может не видеть и не сознавать впечатления, производимого им на публику. Менее наивные считают, что он себя недооценивает, совсем ненаивные, к ним я себя (наивно) причисляю, знают, что он говорит чистейшую правду. Мой замечательный учитель Леопольд Годовский сказал мне однажды: “Я дал в этом сезоне 83 концерта, а знаете, сколькими я был доволен?” – И после паузы показал три пальца, - тремя!“
Кому выпала доля носить на своих плечах “легкое бремя” высокого искусства, то не впадает в зазнайство (к сведению некоторых молодых музыкантов).
Едва Рихтер начал играть ля-минорное Интермеццо Брамса, у меня (как всегда) промелькнуло: играет другой пианист! Но не буду разбирать подробно каждую пьесу, скажу только, что Брамс восхитил меня еще больше, чем Бетховен.
Особенно прекрасно было исполнение гениального Интермеццо ор.118 #6! Эта бездна скорби в мелодии и гармонии – до чего же она была чудесно передана! Признаюсь, я не мог удержать слез, несмотря на то, что это Интермеццо часто играют у меня в классе, и подчас оно мне “оскомину набило”.
Довольно. Тютчев прав: “мысль изреченная есть ложь…”, когда говоришь о музыке.
И еще одна из серии "Киев-1949":
Вдруг захотелось слушать сонаты Гайдна в исполнении Рихтера. Сегодня понял (благодаря форуму и стараниям kalin’ы, за что ей огромное спасибо!), что это неспроста, - 31 марта – день рождения Гайдна!
Начал с Сонаты No.62 in E-flat, Hob.XVI:52, которую давно не слушал. В конце 60-ых это была одна из самых любимых пластинок - запись из Бухареста ее и 7-ой Бетховена. Сейчас ее "новые координаты" -
27/2/60 - Bucharest - Live - NOTES PGP 11025 (CD) / VICTOR VICC - 2137
Этой записью не ограничился, послушал еще
8/5/67 - Moscow - Live - RUSSIAN MASTERS RM 18 (CD)
Разница заметная! Рихтеровский почерк улавливается в обеих записях, но звук бухарестской как бы матовый, московская же отличается хлесткостью, звонкостью звучания. Но мне показалось, что тут свою роль сыграло качество записи и реставрации при переписывании на "цифру". Рихтер играет ее в сущности просто, но это простота высшего порядка. Вообще простота, за которой огромное внутреннее содержание, - одна из главных черт великого Музыканта. Музыка подчас заметно теряет от "выдавливания", выигрывания каждого звука, если при этом теряется чувство целого. Здесь нужен баланс. Рихтеру же всегда удается достичь гармонии - нечто сокровенное в каждом звуке, причем они образуют некое единство, выражают отчетливо улавливаемую мысль, а уже отзвучавшие все равно остаются в сознании, что позволяет держать создаваемый образ целиком. Я не знаю музыкантов, которые способны мыслить так органично, логично и естественно.
Исполнителю присуще "внутреннее горение". Ему свойственна глубокая внутренняя убежденность, и исполнение отличается абсолютной убедительностью. А как он увлекает в первой и третьей частях изумительной Сонаты Гайдна до минор -
Sonata No.33 in c, Hob.XVI:20
9/6/60 - Moscow - Live - SAGA EC 3362-2 (CD) , VICTOR VICC - 2137
Слушая эту запись, ловишь каждый звук, постоянно находишься в ожидании. Музыкант ведет за собой, а слушатель следует за ним, но не с рабской покорностью, а подчиняясь творческому порыву сотворца гениальной музыки.
Сонаты Гайдна в исполнении Рихтера - увлекательнейшая тема. Благодаря ему мы можем прикоснуться к первозданной чистоте радостного искусства великого композитора.
Было бы замечательно, если бы тема “Святослав Рихтер играет Гайдна” нашла отклик на форуме.
Вчера прошла незамеченной печальная годовщина – 30 марта 1995 г. Святослав Рихтер дал свой последний концерт. Состоялся он в Любеке. Вот его программа:
Haydn: Sonata in F Hob. XVI:47;
Haydn: Sonata in D Hob. XVI:51;
Reger: Variations on a theme by Beethoven op. 86 (With Andreas Lucewicz).
О существовании записи этого концерта мне ничего не известно. О ней меня спрашивали известные собиратели записей Рихтера, его почитатели с форума Геффена. Есть редчайшая запись с концерта в Вене 13/3/95, сделанная частным образом. Сегодня в память о великом Рихтере и великом Гайдне, чей день рождения сегодня отмечаем, слушаю эти чудные сонаты. Очаровательная музыка! И совершенно непостижимо, как Святослав Теофилович, одержимый недугами, играет их! Какая свежесть, ясность, собранность, стройность формы! И какая мудрость в этих сонатах и в их прочтении! Не хочется после высокого и искреннего исполнения пытаться давать какой-либо анализ, да и не музыковед я. Так может играть человек, которому на пороге вечности открываются тайны бытия.
Вот еще фото из сочинской серии
Фотографии предоставлены музеем МГАФ
Юрий Башмет вспоминает:
…Вспоминаются гастроли во Франции и фестиваль в Рок-д'Антероне. За два часа до выхода на сцену он мне сказал:
– Юра, вы знаете, я эту сонату Гайдна больше не хочу играть. Вы не можете послушать – я несколько сонат начну, сыграю, а вы послушайте, какую мне сейчас выучить.
– В каком смысле выучить? – не понял я. – Через два часа концерт!
– Ну, я же по нотам буду играть.
Он сыграл, и я говорю:
– Вот эта тема мне очень нравится. Вообще, все замечательные. Но эта – лучше всех!
Он сказал:
– Хорошо.
И я как бы перестал там присутствовать. Он мгновенно ушел в изучение этой сонаты и через два часа открывал наш концерт именно ею. Потом уже выходил я, и мы вместе играли сонаты Хиндемита и Шостаковича.
Мне пока не удается понять, когда же это происходило. Из каталога Пита Тейлора можно извлечь такую информацию:
04/08/1985 - La Roque d'Antheron Baschmet, Richter
Hindemith Viola Sonata Opus 11.04
Britten Lachrimae Opus 48
Shostakovich Viola Sonata Opus 147
06/08/1985 - La Roque d'Antheron Richter
Haydn Piano Sonata in B Flat (HXVI:2) No.11
Webern Variations Opus 27
Hindemith Piano Sonata No.2
Prokofiev Piano Sonata No.6 Opus 82
Shostakovich Prelude No.6 Opus 34.06
Shostakovich Prelude No.12 Opus 34.12
Shostakovich Prelude No.23
Здесь не та последовательность, хотя Хиндемит и Шостакович присутствуют. Возможно, был еще один фестиваль и тоже в La Roque d'Antheron, и тоже с такими же программами? - Очень уж много совпадений! Но из всех каталогов (напр., Танина, Тейлора) следует, что Рихтер к тому времени уже играл эту сонату:
Sonata No.11 in B-flat, Hob.XVI:2
25/7/85 - Sabbioneta - Live - (PT)* [C]
А вот еще одна...:-)Цитата:
Сообщение от CHIZH
Это известная фотография (мое сообщение # 130). Она помещена в книге Монсенжона. Забыл написать, что сделана она в Вене в 1963 году. А вообще мне интересна тема “Рихтер и скульптура”. Много ведь говорят об отношении Рихтера к живописи. По крайне мере можно проследить за его фотографиями на фоне скульптур.
Вот еще сделанная в Вене в 1963-ем (взята из книги “Вспоминая Святослава Рихтера”):
И фотография 1964 года с Пикассо (из книги Монсенжона):