Дикая страна. :lol:
Вид для печати
большое спасибо, ice, за ценный комментарий!
замечания Ваши в целом справедливы, но в деталях:
1. Во-первых, что бы Вы предложили на том материале, чтобы "обообъемить" действие и "усложнить" образы? Во-вторых, еще раз повторю: ничего лучше Циммерман с этой оперой на сцене еще никто не делал. Если Вы имеете предъявить альтернативные образцы сценического воплощения "Лючии", на которые интересно смотреть, не скучая и не смеясь, буду очень признателен.
2. Ничего себе на одной мимике! Носится по сцене как веник! голову не успеваешь поворачивать! И вообще-то я и пишу о том, "кого" он играет. И, что характерно, играет он в разных представлениях "Лючии" с разными Лючиями разных персонажей. А у Вас какие версии? Что такое "оперный злодей"? По-моему, даже Яго со Скарпия легче отнести к классическим оперным злодеям, чем образ Энрико уже сам по себе, не говоря уж о работе Квеченя над этой ролью.
3. А какие, опять же, есть варианты? Ну будет священник вещать не с балкона, а с авансцены - и что? На балконе, как Вам известно, дверь в спальню молодоженов находится... Вы бы лучше "возмущались" тем, что у Каммарано лишь Раймондо услышал стон (!) в спальне молодых.... Таки шо он там планировал еще услышать в брачную ночь? 8) Да и шо он там караулил, пока все веселились?
4. Ну, Вы хочите невозможного от оперного тятра! Если всех "смоет" от страху, петь-то кто будет?! За рамками этой Вашей претензии сценическая работа хора почти безупречна.
5. Как на что?! А собачки в самом начале! Волшебство, а не собачки! 8)
6. Время действия отстоит от нас на те же полтора столетия, на которые отстоит от современников Доницетти время ламмермурских событий. Вообще-то всё логично... и фотовспышка тут не при чём, хотя смотрится малость не уместно, да и фотограф раздражает не только зрителей, но и солистов (!)...
7. Ну вот и Вы о религии... а театр - это ж искусство 8)
8. И чем же была хороша "Лючия" Дзеффирелли, кроме того, что в ней мир узнал о Джоан Сазерленд?
9. Короче, неправда Ваша... 8)
Я не буду с вами спорить, уважаемый AlexAt :-) Иначе получится как в потоке про митиного "Онегина" и каждый все равно останется при своем мнении :-) Но меня право удивляет что при вашей любви к последнему вам нравится постановка Циммерман :-).
ну, шо Ви, в самом деле! Маша Циммерман таки культурная дама: работает интеллигентно, без порезов 8)
я не люблю приводить "крайних" аргументов типа "а мне нравиццо", поэтому готов всегда разбирать всё до мелочей: это и для кровообращения головного мозга полезно, и для понимания того, о чем душа болит 8) + в обмене мнениями всё-таки цель малость иная, чем затащить оппонента на свою платформу или забить гол в ворота противника: мы общаемся, чтобы обогащаться, а не воевать 8)
Пожалуйста, можно продолжить прения после того, как появится окончание рецензии AlexAt! А то, похоже, он тратит драгоценное время на диспуты, вместо того, чтобы поделиться до конца своими ценными впечатлениями. Нельзя же так мучить народ ожиданием - прервалось на самом интересном. Когда же последует обещанное окончание? И еще, AlexAt, ОООЧЕНЬ хочется прочитать Ваш отзыв на Адриану с Доминго. Народ в той ветке тоже вроде уже просил. А то про Лючию Нетребко на англоязычных форумах и блогах уже достаточно написано, а про Адриану еще не очень.
Та самая статья о каденции (и не только):
Роскошное трио в сопровождении хора, которое почему-то называется секстетом (хотя, если уж считать всех «приобщившихся» солистов, то это скорее «септет»: Энрико, Эдгардо, Лючия, Артуро, Нормано, Алиса, Раймондо), является психологической кульминацией либретто, но белькантовые «путы» не дают ему стать кульминацией музыкальной: если вдуматься в то, о чем поют главные действующие лица, то – «мороз по коже»:
ГЕНРИ
(Что мою стесняет ярость и удерживает руку? Или в сердце поднялося к ней, несчастной, сожаленье? Обманул, увы, сестру я, и она едва живая! О, зачем так сердцу больно, и раскаянье грызёт?)
ЭДГАР
(Кто останавливает порыв, кто обуздывает гнев мой? Это горе, этот ужас - то раскаяния признак…Как цветок она поблекший, между жизнию и смертью. Побеждён я - и тебя я всё, неверная, люблю!)
ЛЮЧИЯ
(приходя в себя) (Я надеялась, что ужас поразит мне сердце смертью; но нейдёт мне смерть на помощь, и живы я для страданий. Спали с глаз моих покровы, предана землёй и небом! Я хотела б тщетно плакать…Ах, и слёз уж больше нет!..)
А вот если вслушаться в то, что звучит «под эти слова», то слышим мелодраматическую «беллетристику» на тему «у ней и бровь не шевельнулась; не сжала даже губ она…» Музыка здесь не отражает внутренний мир персонажей, а иллюстрирует их внешнюю «оцепенелость» (ср. с великим квинтетом из «Пиковой дамы» на ту же тему!). Эта иллюстративность блестяще отражена в режиссерском прочтении: во время исполнения этого номера происходит «свадебное» фотографирование (фотограф собирает поющих участников в композицию перед камерой, не обращая внимания на их пение). Это очень логично по сути, но страшно неуютно в плане комплексного восприятия. Фигура фотографа чрезмерно «заметна», он мешает и солистам, и зрителям. Единственный персонаж, который не сопротивляется его «скульптурному» усердию, - это Лючия, машинально следующая всем его указаниям, словно кукла. Заканчивается трио магниевой фотовспышкой (что, кстати, даёт дополнительную возможность точно локализовать «нижнюю» хронологическую границу переноса времени действия: такая вспышка вошла в обиход только с 1859 г. и просуществовала до 1931 г.).
Следующий за секстетом «момент истины» - сцена разоблачения - начинается обращением мужского населения праздничной церемонии к Эдгардо: «Удались, злодей, отсюда, или кровь твоя прольётся». «Убедившись» в неверности нареченной супруги, Эдгардо требует у Лючии назад своё кольцо в пульсирующей кабалетте «Hai tradito il cielo, e amor!». Именно её финал превратился 26 января в 7-секундный «безмолвный» кошмар для Роландо Вийазона, сорвавшего ноту на «Ah!.. Ti disperda». Эта кабалетта была со страстной убедительностью и технической уверенностью исполнена сегодня Бечалой. Психологически Эдгардо испытывает в этой сцене такой же прессинг всеобщего негодования, какой испытывает Альфредо в финале четвертой картины «Травиаты», и эмоционально убедительным в такой ситуации выглядеть очень и очень непросто. Он сломлен настолько, что готов без боя отдать жизнь своему кровному врагу, и лишь неуместность такого развития событий спасает его от неминуемой гибели от руки Энрико.
Третий акт открывается грозой. Прорисованная в занавесе молния отсылает к традиционным сценографическим штампам и грубо разрушает драматическую глубину короткого монолога «Orrida e questa notte», переходящего в роскошный дуэт Эдгардо с Энрико «Qui del padre ancor s’aggira». И монолог, и дуэт исполняются земляками-поляками с надрывной яркостью: все ноты долгие и плотные, а фразы - эмоционально мощные и театрально убедительные. Гаснет свет, «игрушечный» задник с прорисованной молнией уплывает вверх, и перед нами открывается огромная винтовая лестница с деревянной балюстрадой. Под ней веселятся гости, по ней Лючия с законным супругом покидают торжество. Появление на верхней балюстраде Раймондо, останавливающего веселье, производит громовой эффект: его страшная весть обрушивается на гостей сверху, как небесная кара. При этом матовый бас Ильдара Абдразакова звучит тепло и печально. Чёрный фон раздвигается и весь задник занимает терминально циклопическая луна (еще одна очевидная реминисценция сценографа на тему оперных штампов, но здесь эта "цитата" ретушируется огромной лестницей и тем, что на ней происходит). Лючия появляется спиной, как бы пятясь от двери из роковой спальни… белое платье в крови… голос Нетребко начинает звучать тихой рябью… Эта неровно-нервная рябь распространится на все её пианиссимо в этой напряженнейшей сцене. Космической красотой звучит стеклянная гармоника… Вокальные форте, сменяющиеся акварельными переливами пиано, звучат увереннее, но в этой хрупкой звуковой палитре, задуманной «на манер» вокальной эквилибристики Груберовой, слышна мазаная неровность и аляповатая простота, а в одном несложном пиано Анна просто «теряет» ноту, чисто технически не справившись со смыканием связок. Дрожь голоса, прерывающаяся всхлипом, вызывает душещипательную жалость, но не трогает сознания. Тот восторг, который испытываешь обычно от выдающегося исполнения, реально сводит с ума: на глаза накатываются слёзы, сердце начинает колотиться, а мозг отключается, отпуская душу в неземное блаженство… Сегодняшняя «сцена сумасшествия» такого впечатления не произвела. Была ювелирно продуманная пластика, чётко проговоренные мизансцены и последовательность психологического рисунка роли (дикий крик, который вызвал недоумение у знатоков материала в первых трансляциях оперы, относился к сцене, когда Лючия набрасывается с кинжалом на брата, но тот, увернувшись, выхватывает у неё опасный клинок). И проблема сегодняшнего представления этой гениальной сцены была не в «недовыданных» ми-бемолях (в конце концов, не в ми-бемолях счастье, и Дессей в финале каденции их тоже ни в одном спектакле, насколько я помню, не «трогала»)… Проблема была в тех различимых даже нетребовательным ухом технических «неровностях» звучания, которые всегда мешают вспыхнуть искре того магического воздействия искусства оперного исполнителя, которое заставляет забыть обо всем на свете…
Большой монолог Эдгардо в последней сцене звучал в исполнении Бечалы на пределе эмоционального напряжения. И хотя его исполнительская манера не пронзает темпераментом спинной мозг, как это удавалось Вийазону в его лучших ролях, безграничная самоотдача певца покоряла.
Безмолвный смертельно-белый призрак Лючии, бесстрастно обнимающий умирающего Эдгардо, становится финальным штрихом к драматической цельности этой роли в исполнении Анны: её Лючия наконец обретает покой, растворяясь в фантастическом образе вечной жертвы…
P.S. Каким счастьем светились лица зрителей, приветствовавших артистов на поклонах, в каком море неистовствующих звуков колыхался воздух четырехтысячного зала Мет во время овацией!.. Когда я во втором антракте разговорился с сидевшей по соседству восторженной дамой на тему «ну и как Вам спектакль», она была сильно удивлена моему замечанию, что "к сожалению, Анна сегодня не в лучшей форме"… Её просто не интересовали эти нюансы… И я поймал себя на мысли, что именно так слушала «Лючию ди Ламмермур» мадам Бовари… «Эмма вызвала в памяти день своей свадьбы… Зачем она не сопротивлялась, не умоляла, как Лючия? Напротив, она ликовала, она не знала, что впереди - пропасть... » Героине Флобера не было дела до тонкостей вокальной техники и музыкальной безупречности оркестра: она наслаждалась мелодиями и слушала эту великую оперу как откровение о самой себе… Когда на следующий день я заглянул в интернет, меня поразил эмоциональный градус отзывов на телерадиотрансляцию «Лючии»: люди буквально захлёбывались от восторга, и, признаюсь, мне было приятно… Ведь для подавляющего большинства поклонников Анны Нетребко во всем мире не так важны белькантовые изыски, как возможность снова увидеть любимую актрису на сцене, и сегодняшний спектакль стал для огромного количества людей настоящим подарком.
_____________
Перевод либретто взят с сайта