Прочел я на "Форуме" своеобразное эссе Ивана Платонова о чувстве счастья, вызываемом у него фугой из ХТК, и захотелось поделиться и своим видением этого ощущения, связанного у меня с фортепьянной транскрипцией Рахманинова "Маргаритки".
Проводя долгие часы и годы в общественном транспорте в дороге на работу и обратно, я часто представлял себе, что перед исполнением своих любимых фортепьянных произведений рассказываю о них гипотетическим слушателям - заинтересованным, но малоискушенным. Один из родившихся таким образом комментариев, которые я в шутку называю "музыкально-транспортными сказками", разумеется, чисто субъективный и, возможно, не лишенный высокопарных банальностей, предлагаю на растерзание участникам "Форума".
Рахманинов. "Маргаритки"
...Только что мы прослушали юношескую трагическую прелюдию Рахманинова до диез минор. Это самая ранняя его прелюдия, 1892 г., ор.3. А сейчас прозвучит его относительно поздний шедевр, ор.38. Как писал Р.Роллан, в пожилом возрасте юношеские трагические коллизии часто уходят, уступая место глубокому видению прекрасного.
Бывают в жизни великих творцов редкие короткие моменты гениального озарения, когда приходит полное осознание своего мастерства, когда возникает ощущение выхода на вершину творчества и уверенность в своей художественной миссии, в своем моральном праве говорить о прекрасном с миллионами братьев и сестер. Тогда смолкает жизненная суета, и в наступившей тишине рождается одна лишь бессмертная, вечная, истинная красота, воплощенная в творении великого художника.
Одним из образцов такой неподражаемой, немеркнущей красоты можно считать и фортепьянную транскрипцию "Маргариток" Рахманинова, написанных первоначально для женского голоса на стихи Игоря Северянина. Эта небольшая пьеса, поражающая своей ювелирной отделкой - настоящий шедевр, шедевр изысканной красоты и высокого совершенства. Пианистов восхищает, в частности, волшебное окончание пьесы, где резонансное эхо струн, освобожденных беззвучным нажатием клавиш, создает впечатление эфемерных, как бы вибрирующих в воздухе звуковых красок, в духе художников-импрессионистов. А скрипачи наслаждаются этой пьесой в мастерском переложении Фрица Крейслера для скрипки. Известны несколько рахманиновских переложений скрипичных пьес Крейслера для фортепьяно, а тут обратный случай - Крейслер переложил " Маргаритки" для скрипки. Надо сказать, что даже сам Рахманинов, почти всегда недовольный написанным, считал фортепьянную транскрипцию "Маргариток" своей удачей.
Вдохновение, осенившее автора при создании этой музыки, напоминает мне творческий подъем автора "Марсельезы", описанный Стефаном Цвейгом в его рассказе-легенде "Гений одной ночи". Однако, в отличие от "Марсельезы", прелесть этого позднего шедевра Рахманинова понятна далеко не всем и не сразу. Чтобы ее почувствовать, нужна достаточная степень отстраненности от рутины обыденного существования. Для понимания этой музыки надо уметь видеть и ощущать часто незаметную для привычного глаза красоту и очарование окружающей нас жизни и осознавать ее великую самоценность. Это дано не каждому, это чувствуют не все и не всегда, особенно в молодости. Вот об этой красоте и говорит нам Рахманинов в своих гениальных "Маргаритках".
Эта небольшая пьеса перебрасывает своеобразный мост от поздних сочинений Рахманинова в пору его юношеских мечтаний. Умудренный жизнью и опытом творчества композитор, на вершине мастерства, после создания величественной громады трех первых фортепьянных концертов и ряда симфонических произведений, как бы возвращается к простому лирическому первоисточнику своего творчества. В этом возвращении, в сопоставлении, например, юношеской трагической прелюдии Рахманинова до диез минор с этим шедевром позднего опуса - "Маргаритками" - просматривается смысл человеческой жизни, проходящей от юношеских трагических коллизий, через бури и контрасты, к спокойному созерцанию и глубокому пониманию прекрасного, открывающегося тем, кто достойно прожил дарованные судьбой годы.
По необыкновенной красоте, изяществу, тонкости эмоций, мастерству и простоте фортепьянную транскрипцию "Маргариток" Рахманинова хочется сравнить с великими символами музыкального романтизма - пьесой Роберта Шумана "Грезы" и романсом М.И.Глинки "Я помню чудное мгновенье". Нежное звучание "Грез" Шумана - традиционная для России музыка поминания погибших. Гениальный романс Глинки остался для нас прекрасной романтической легендой пушкинской поры. Ну, а "Маргаритки" Рахманинова - это, казалось бы, всего лишь образ - образ маленьких, скромных, непритязательных и трогательно прекрасных цветов. Однако этот пленительный образ, эти цветы, как бы овеянные соловьиными трелями, окутанные многоцветной радужной дымкой пряных хроматических звучаний, превращены гениальным мастером в символ вечной жизни и красоты окружающего нас мира.
Ощущение бесценности этой красоты - это, наверное, главное, что завещал нам Рахманинов - как своей великой музыкой, прославившей Россию, так и всей своей жизнью, полной бесконечного благородства и любви к людям.
А с другой стороны, о "Маргаритках" Рахманинова можно сказать очень кратко и просто словами Пушкина - всего четырьмя словами, в которых поэт не побоялся повторения. Эти слова, обращенные к невесте поэта, Наталье Николаевне Гончаровой, широко известны:
"Чистейшей прелести
чистейший образец"
Социальные закладки