Электра в Мариинском театре

[Не Гаккель]

Как-то даже странно, что никто не делится впечатлениями о вчерашнем спектакле

Гениальная Лариса Гоголевская. Вчера что-то действительно уникальное произошло. Лучшая Электра из слышанных мною.

Хорошие, но совершенно "ни к месту" декорации.

И - чудовищное убожество режиссуры.

Но Гоголевская - это, товарищи,

Нина Николаевна, АУ!

[Siroco]

И я была вчера на опере Электра и тоже в полном восторге от исполнения Ларисы.

Вот мой отзыв

[mihail]

...Гениальная Лариса Гоголевская...Хорошие, но совершенно "ни к месту" декорации.

И - чудовищное убожество режиссуры.

Но Гоголевская - это, товарищи,

Нина Николаевна, АУ!

"Электра - сводная сестра Тристана или девять барабанов в служебной ложе"

Гоголевская на высоте.
Housekeeping отлично моет пол.
О декорациях можно добавить, что мусора во дворе театра , наверное, заметно поубавилось - гениальная свалка в первом уровне сцены. Черняков отдыхает.
Не жалеют у нас исполнителей. Гоголевская вполне могла сломать себе шею на баррикаде из ящиков, и контрастные линии по периметрам могли не помочь.

Задержка начала спектакля - всего 20 минут, браво.
Но музыка потрясающая, она все перевешивает и позволяет сказать, что вечер прошел незря.
Все-таки , осмелюсь предположить, что "Электру" ждет сценическая участь Мариинского "Тристана".

[Orhidea]

Мне очень понравилась и музыка и постановка. Очень понравилась Гоголевская и Витман. Ну и Худолей конечно же.

Вот кстати отзыв о постановке:
По поводу Электры....Я в шоке. МНЕ ПОНРАВИЛОСЬ ВСе! И музыка (причем я подготовилась, сначала посмотрела запись с Леони Пизанек). Музыка, временами напоминает Саломею и Ариадну, вот что значит один композитор. Сюжет конечно идиотский, но вот сама постановка - просто как будто посмотрела голливудский фильм. действительно здорово придумал режиссер про Электру, полусумашедшую сиротку, которая потеряла отца и живет в грязном подвале. Весь ее мир - это старые диваны, какие то старые вещи, кукла, видимо она играла с ней в детстве, пока жила в роскошном доме, ну и конечно же проэктор, на котором она рассматривает старые фотографии - фотографии из ее прошлой жизни, когда она была счастлива, пока был жив ее отец. и живет со злой мачехой. Образ Клитменестры (Елена Витман) напомнил героиню 101 далматинцев -такая же эпатажная молодящаяся красотка, в роскошной шубе и брюликах. В окружении приживалок. таких же эпатажных красоток. даже музыка точно передает характер фильма Голливуда...особенно когда Клитменестра спускается в подвал...Супер просто. Хризотемис - девочка-дурочка в семье, такая аккуратненькая. Уборщицы-горничные. Эгист - нагловатый, самоуверенный любовник Клитменестры, ну и конечно же Орест. Появление блудного сына просто. Повторюсь - но я просто посмотрела Голливудский фильм. Ну и последнее - декорации.Такого я еще не видела никогда.

[Siroco]

Мне тоже Мать со свитой сразу напомнила Стервеллу из "101 Долматинец".
А В "Любви к трем апельсинам" Фата Моргана напомнила в одном месте Фантомаса. Вот как фильмы на режиссеров влияют…
Насчет постановки, я думаю тоже хорошо. Иначе бы не было такого впечатления от оперы в целом. Они же удачную роль Электры и остальных вместе же прорабатывали, наверное.

[До ля]

Как-то даже странно, что никто не делится впечатлениями о вчерашнем спектакле
Гениальная Лариса Гоголевская. Вчера что-то действительно уникальное произошло. Лучшая Электра из слышанных мною.
Хорошие, но совершенно "ни к месту" декорации.
И - чудовищное убожество режиссуры.
Но Гоголевская - это, товарищи,
Нина Николаевна, АУ!

Начали тему здесь:
http://www.forumklassika.ru/showthre...760#post307760
Мне как-то где-то с 30-й минуты оперы показалось, что я , слушая Электру, смотрю Поворот винта.
Сегодня нашла

// "Электра" в Мариинском театре


Макет декораций к «Электре», художник Пол Браун
рекомендует Сергей Ходнев

В свое время, уже, конечно, в эмиграции, Аркадий Аверченко со смешанными ностальгическо-иронизирующими интонациями среди образчиков элегантной салонной беседы давно ушедших дореволюционных времен прописал и следующую многозначительную реплику: "А я вам говорю, что ставить в Мариинке "Электру" – это безумие! Половина певцов посрывает себе голоса!.." Безумие или не безумие, но тогда, в 1913 году, "Электру" Рихарда Штрауса действительно поставили (причем ставил не кто-нибудь, а Всеволод Мейерхольд). И вот теперь, через без шести лет век, ставят на той же сцене снова.

Насчет срывания голосов салонные болтуны, в общем, не то что были неправы. "Электра", несмотря на свою сравнительную малоформатность (одно действие),– опера трудная, изматывающая, надрывающая. Будучи первым плодом совместной работы композитора с драматургом Гуго фон Гофмансталем, "Электра", тем не менее, во многом напоминает о предыдущей опере, "Саломея", где обошлось совсем без Гофмансталя. То же кипение страстей, экстремальность и взвинченность переживаний (сполна отраженная в музыкальном языке), и, что самое главное, там и там центральной фигурой является обуреваемая неистовством женщина. В "Электре", правда, страсти героини все-таки иного свойства: Гофмансталь заимствовал сюжет из одноименных трагедий Софокла и Еврипида, основанных на кровавой мифологической истории семейных бедствий рода Атридов, правителей Микен. Пока царь Агамемнон воевал под Троей, его жена Клитемнестра завела роман с проходимцем Эгисфом; по возвращении царя пара его попросту зарезала. Преступную мать вместе с любовником в конце концов наказывают возмущенные дети – Орест и Электра. Оресту за матереубийство потом придется долго мыкаться, но у Штрауса в "Электре" его судьба вообще отходит на второй план – главной зачинщицей становится Электра, которая после совершения убийства переполняется такой степенью дикого экстатического восторга, что падает замертво (вот, кстати, и еще одна параллель с "Саломеей"). Партия ее, как легко себе представить, самая отчаянная, певиц, которые могли бы ее как следует осилить, действительно не очень много – но для Мариинского театра, располагающего мощнейшим голосом Ларисы Гоголевской, это не препятствие.

Ставить оперу (вместе с напарником, художником Полом Брауном) пригласили британца Джонатана Кента. Еще совсем недавно бывший просто средней руки английским театральным режиссером (причем с особым вниманием скорее к драматическому театру), мистер Кент вместе с почтенным возрастом довольно неожиданно обрел статус мэтра "большой" оперной режиссуры. Про работы в Опере Санта-Фе можно не особенно распространяться, но никак не пройдешь мимо того факта, что это Джонатан Кент прошлым летом поставил "Тоску" в "Ковент-Гардене" (и это при том, что до сей поры Королевская опера ревностно берегла предшествующую постановку, которую Франко Дзеффирелли сотворил для Марии Каллас сорок с лишним лет назад). И еще в ближайшее время собирается ставить "Поворот винта" Бриттена на Глайндборнском фестивале – тоже весьма и весьма завидный заказ для оперного режиссера. Учитывая прочные связи Валерия Гергиева с лондонскими музыкальными институциями, включая и "Ковент-Гарден", неудивительно, что следующим пунктом в послужном списке Джонатана Кента стал именно Kirov Theatre. Что, в сущности, всем только к удовольствию: поработать со знаменитым петербургским маэстро в его театре – опыт по крайней мере небесполезный для реноме. Ну, а публика открывает для себя очередную, получается, актуальную (хотя бы в смысле востребованности) фигуру теперешнего оперного театра.
Мариинский театр (Санкт-Петербург), 6, 7 мая, 19.00

и поняла, откуда у постоновщиков случился Поворот к винту.
Самое главное, куда делся Гуго фон Гофмансталь? Из того, что я прежде читала о Штраусе, я вынесла мнение, что этот австрийский поэт был для композитора не случайной фигурой. Опера была написана именно на уже существующую трагедию, с которой был знаком Штарус. Над написанием либретто по этой трагедии поэт и композитор работали совместно. Для музыки был важен дух трагедии Гофмансталя. В музыке, услышанной нами вчера, он остался, но постановочная часть его утратила, упразднила. Смотреть на сцену и читать бегущую строку одновременно было невозможно и не потому, что ослаблялось восприятие музыкальной составляющей, а потому, что прекрасной, глубокой литературе ( донесенной до нас посредством электроники ) противопоставлялась элементарная режиссура, заботившаяся только о том, чтобы не выпасть из мэйстрима. Первая же сцена (горничные/служанки - зеленохалатные мухи) стала апофеозом пренебрежения постановщиками тем, что выпевают артисты.
В отношении оформления понравилась идея двухярусности, которая рождала возможность "сошествия" героинь в другой мир. Но проецирование “поэтусторонних” фотографий со всей конкретикой современности - это уж такой “лобовой” немудрствующий ход, что вот об этом и сказано: простота хуже воровства.
Дух эпохи модерна, представляющий эпоху классической Древней Греции - возможно, это передать слишком сложно, но хотя бы не упрощать все до примитивизма.
Гоголевская и пела и играла великолепно.
В малюсенькой роли Василий Горшков сумел стать лучшей мужской составляющей спектакля.

[Не Гаккель]

Мне как-то где-то с 30-й минуты оперы показалось, что я , слушая Электру, смотрю Поворот винта.

Нина Николаевна, мое Вам трижды браво и респект
Нужно, по-моему, создавать отдельную тему - "Английская режиссура на Мариинской сцене". Ахтунг.
Причем я как-то вчера подумал: а может это у них такая национальная особенность?
Хотя вроде смотришь Питера Брука и компанию, и понимаешь, что нет

[mihail]

Только что в программе новостей по Культуре передавали интервью с Английским режиссером на Мариинской сцене: "Я думаю нет разницы в том какой спектакль ставить - оперный или драматический..."

[До ля]

Только что в программе новостей по Культуре передавали интервью с Английским режиссером на Мариинской сцене: "Я думаю нет разницы в том какой спектакль ставить - оперный или драматический..."

В драматическом театре работают с литературой, со словом. Кент по-моему и этим пренебрегает. Интересно, что он ставит во главу угла театра вообще?
Распечатываю его интервью из ссылки, данной в Анонсе:

Алмейда: конец первого акта

В течение 12 лет маленькая, но динамичная компания в Ислингтоне, северный Лондон, последовательно потрясала театральный мир. Теперь её главное светило, Джонатан Кент, объясняет, почему он покидает этот театр.

Кейт Келлэвей
Воскресенье, 27 января, 2002 г.

"Это не является сменой профессии, - решительно говорит Джонатан Кент, - это как держаться за нос и прыгать…" Он пересекает улицу (мы направляемся в ресторан) с безразличным видом, как это делают люди, которые слишком устали, чтобы уделять внимание дорожному движению. Он говорит о своём решении покинуть театр Алмейда в июле после 12 лет своей службы в качестве художественного директора.

Джонатан Кент и актёр Йен МакДирмид вписали выдающуюся главу в Британскую театральную историю. Подобно двум чародеям, они превратили скромный театр на севере Лондона в новейшую историю: сама Алмейда стала "звездой", отчасти потому что она осветилась сиянием знаменитостей (Ральф Файэннс, Джульет Бинош, Кевин Спейси, Кейт Бланчетт работали там за смешные деньги). Но история Алмейды, кроме того, и замечательный незвёздный и последовательный путь, проделанная работа исключительного качества в течение более чем длительного времени. И, по словам Дэвида Хэйра, Алмейда "заново открыла европейский репертуар для Лондонской публики и сделала Британский театр более космополитичным и открытым."

До того, как Кент начал паковать свой багаж, я хочу узнать может ли он сам объяснить свою роль в успехе Алмейды. Это был театральный марафон: только за последние 14 месяцев он и МакДирмид руководили переездом и открытием театра на новом месте в Кингз Кросс, и постановкой массы новых пьес, включая мировую премьеру Нила ЛаБута. Он также был режиссёром "Бури" (всеобщее погружение, совершаемое в плавательном бассейне), "Платонова" (замечательный четырёхчасовой спектакль по эпическому произведению Чехова) и трудной пьесы Брайана Фрайэла "Знахарь". Теперь он завершает свою карьеру в Алмейде классической драмой "Король Лир". Умеренность не является основной чертой его натуры.

Я уже встречалась Джонатаном Кентом ранее и прекрасно помню его. Меня беспокоит, что он может быть непроницаемо любезен, его благожелательность окутывает как чудесный бархатный шарф, от которого он теперь избавился. Он тепло одет, в джемпер цвета томатного супа. Сам Кент происходит из семьи архитекторов, и выглядит он в точности как архитектор. У него хороший вкус: сдержанный, несмотря на то, что он сам имеет несколько растрёпанный и грубоватый вид, и не всегда бывает учтив.

Мы сели пообедать. Он заказывает рыбу. Я обращаю внимание на его сильно потрёпанный ремешок часов (не удивительно, так как он имеет привычку носить часы снаружи, работая 14 часов в день). Его домом была Алмейда, он и МакДирмид, казалось, жили там, а так же для неё, их театра. Пока он рассказывает, он смотрит в окно спокойными карими глазами. Он говорит, что уходит не только потому что "истощился", но потому что он ничего не имел от жизни больше, кроме работы. "Я не обращал внимания на очень многих людей. Если я не видел их в баре Алмейды, я не видел их вообще."

Кент и МакДирмид имели соглашение: они уйдут в тот момент, когда возникнет хотя бы малейшая опасность повторить самих себя. Девиз Кента - чтобы хорошо делать свою работу, вы должны быть "испуганы". Что он имеет в виду? "Как-то я смотрел телепрограмму, где доказывали теорию, что некоторые люди имеют "хромосому риска". Вероятно, я один из них. Базисом Алмейды было принятие невозможных и абсурдных вызовов." (Пример хромосомы риска в действии: вопреки совету здравого смысла, Кент и МакДирмид взяли на себя ответственность потратить за неделю 1 миллион фунтов на постановку "Ричарда II" и "Кориолана". Они это сделали).

Руководители, предполагает он, играют Бога, и Джонатан всегда находил волнующим "искушать судьбу". Ещё Кент предпочитает не чувствовать себя всеведущим. Он любит спрашивать: Что дальше? даже не зная ответа. Ненадёжность - его элемент. "Чем мы не являемся, - говорит он твёрдо, - так это надёжной парой рук."

Кента не легко вывести из себя, но он имеет один "пунктик", свой конёк, которого ранее удерживал в узде при нашем разговоре. "В течение первых семи-восьми лет постоянно упоминалось имя Алмейды, о ней говорилось не иначе как о модном театре. Следующей избитой фразой было, что это маленький театр, куда приходят "звёзды". Затем она стала театром, который наследует необычные места" (Студии Гейнзборо, Кингз Кросс). Кент возражает против таких определений, так как это является пренебрежением к самой работе. Успех также слишком легко сброшен со счетов.

Он приглашает ближе изучить его работу. "Я думаю, если постановку пьесы выразить в строительных терминах, это - "дом, в котором можно жить." Что это за дом?" Даже до того, как он начал отбирать актёров для "Короля Лира", образ пришёл ему в голову. Он был особенным. Необычным. Он мог увидеть "панельную комнату в гостинице Линкольна и дождь на диване." Что это за диван? "Ситец, вы знаете - высший класс."

Этот образ всегда является началом. Его всегда сопровождает некий резон - не всегда прямой - желание поставить пьесу. Желание сделать "Короля Лира" было глубоко личным: "эмоциональный ответ на бабушкину болезнь Альцгеймера, хотя я чувствую лёгкий укор совести, вводя её туда."

До того, как он отобрал хотя бы одного актёра, он говорит: "Я говорю об этой причине, я хочу поставить эту пьесу и, как я думаю, этот мотив должно стать явным в постановке."

Кент, 51 год, вырос в Кейп Тауне, Южная Африка, хотя сейчас он настолько англичанин, насколько это может быть. "Одним из моих преимуществ является то, что я немного чужой. В самой малой степени это не является неприятным. Мне даже нравится." Я спрашиваю, повлияла ли Африка на его театральный вкус. Он отвечает некоторой одой ландшафту - это пространство и свет. Словно он отвечает на вопрос, который я не задавала. Он, кажется, рассказывает мне, что скучает по тем местам, и ещё он кажется противоречивым. В то же самое время у меня создаётся впечатление, что он хочет говорить на эту тему. "Я думаю, Африка дала мне энергию, которую я привношу в свои постановки. Большим даром моей жизни является то, что я не пропитался духом Оксфорда или Кембриджа, и не ограничен Британской системой."

Вероятно, его положение чужака сделало для него более естественным экспорт работ Алмейды: у них были постановки Чехова в Москве, Оскара Уайлда в Америке, Гамлета в Хакни и множество других необычных и нетрадиционных постановок (Расин и Пиранделло), которые нашли свой путь в Вестэнд.

Он охотно говорит, что сам театр учил его. Он признаёт, что в долгу у Жиля Хавергала (Giles Havergal) и Филипа Проуса (Philip Prowse), режиссёров Городского театра Глазго (Glasgow Citizens), куда он пришёл в качестве актёра после обучения в Центральной школе речи и драмы. Дэвид Хэйр подтверждает это, говоря, что оттуда он унаследовал "видимую яркость, не ограниченную текстом, но не безответственность, а что-то такое, к чему не привык серый Лондон." Кент также отдаёт должное Ричарду Эйру. И он прав. Вы можете видеть его талант в мастерских постановках.

"Мой величайший театральный опыт, - говорит Кент, - весь основывается на Шекспире." Он выделяет постановки Питера Брука и Роберта ЛеПэйджа "Сон в летнюю ночь": "Весь Шекспир находится внутри мистерии этой пьесы. Она так аморальна, смешна, опасна и ужасна, как влюблённость…"

Он рассказывает о примечательных постановках. Наш современный театр в сравнительно хорошем здравии? "Всегда найдутся люди, которые скажут, что театр находится в нездоровом состоянии, вечный мифический больной." Он повторяет замечание Хэйра о том, что журналисты регулярно пророчат "смерть" всему, кроме журналистики. Но он продолжает спорить с утверждением, что после "взрыва энергии Стивена Далдли в Королевскоё компании и Ричарда Эйра в Национальном", театр, кажется, стал "снова более изолированным".

Это, он полагает, является частью более общего кризиса доверия: "У нас до сей поры национальный нервный срыв, которому подвержено всё общество: королевская семья, церковь, Королевская опера. Мы, похожи на животных, загнанных в ловушку, которые грызутся у наших ног."

Игра научила его только тому "насколько трудно играть. Я не думаю, что стать режиссёром является шагом вверх… игра - это героическое занятие." Хэйр говорит, что его "крайняя популярность" среди актёров из-за его "общего отождествления" себя с ними. Он полностью на стороне актёров, хотя это сверхотождествление время от времени может быть слабостью."

Это перемена, которую Хэйр описывает как "поколение режиссёров с университетским образованием, которые подошли к текстам с "интеллектуальной" точки зрения."

Кент имеет редкое чутьё к подбору актёров и нешаблонный взгляд. Его взволновала перспектива пригласить Оливера Форда Дэвиса ("больше Майкл Хорден, чем Оливер") на роль Лира, хотя на позднем этапе он ссылается на Карела Рейза, который туманно выразил "буддийский" взгляд на выбор актёров: "Вы получите ту команду, которую заслуживаете." Кент уподобляет дело режиссёра "редакторской ответственности" и говорит, что подобно наилучшему редактору, он осознаёт необходимость работать с зерном: "Это абсурдно заставлять актёров следовать каким-то режиссёрским концепциям против их инстинкта." Но он соглашается, что он всё же осуществляет небольшой контроль - "иначе, во-первых, вы бы не были режиссёром."

Оливер Форд Дэвис ценит энтузиазм и выдержку Кента. "Он никогда не кажется павшим духом или усталым. У него громадная энергия. Он либеральный режиссёр, поощряющий актёров. Он думает, что одобрением от актёров можно добиться большего, всего, на что они способны, и ему нравится, когда актёры проявляют инициативу." Когда Форд Дэвис играл в "Иванове", он не забыл сообщить Кенту, что он чувствовал себя "так разочарованно, что хотел биться головой о стенку." Кент сказал ему впредь так и поступать. И это было включено в постановку.

В данном худшем случае, Форд Дэвис опасается, что это "может завести его далеко" - в самом деле, театральное представление Пленти было найдено некоторыми как более чем достаточное. Форд Дэвис также отмечает, что Кент имеет ряд идей о том, как следует сделать определённые сцены. "Он может быть интервентом" (противоположность тому, кем претендуют быть он и другие режиссёры). "Он с энтузиазмом подпрыгнет и воскликнет: "У меня есть идея!". Вы должны быть терпеливы с ним. Но всегда имеется это огромное ощущение доброжелательности. Он сдерживает и себя тоже, говоря: "Меня действительно нужно куда-нибудь запереть."

Будет тяжело покинуть Алмейду. Дэвид Хэйр верит, что, когда люди прекращают руководить театром, у них "сказывается нехватка адреналина". Часто они "падают духом", потому что их "жизнь больше не имеет цели". Кент кажется недостаточно подготовленным к этому. "Я готов к возможной депрессии," - рассудительно говорит он мне.

Я не уверена. Его дневник переполнен планами. Он ставит "Гамлета" в Японии, "Катю Кабанову" в Санта Фе - исполняя долго лелеемое намерение поставить оперу - и надеется поставить на сцене "пьесу в Париже с ведущей актрисой Франции". Он не может сообщить интригующие подробности, кто это, и будет только идти вперёд, если она согласится. У него есть большее одной идеи для фильма.

Между тем, Майкл Аттенборо примет на себя тяжёлую работу по восстановлению Алмейды (капитальный ремонт стоит 5.8 миллионов фунтов) и помощь в размере 60 % от гранта Совета искусств. Какой совет мог бы дать Кент?

'Самым большим советом, который мы могли бы дать, был бы - берегите свою наивность. Ранее я рассчитывал бюджеты в маленькой записной книжке, что было абсолютно неправильно. Если бы мы слушали специалистов, мы бы никогда ничего не имели. Великая вещь в Алмейде это то, что там нет ограничений - это качество света, фантастическая свобода." Его чувства относительно Алмейды те же, что и относительно себя: "Она никогда не должна становиться организацией."

Перевод - The Virtual Lady

[pioneer]

По поводу Электры....Я в шоке. МНЕ ПОНРАВИЛОСЬ ВСе! И музыка (причем я подготовилась, сначала посмотрела запись с Леони Пизанек). Музыка, временами напоминает Саломею и Ариадну, вот что значит один композитор. Сюжет конечно идиотский, но вот сама постановка

М-да ..... уж ...
"Подготовилась" ....
"Временами напоминает Саломею и Ариадну .....
"Вот что значит один композитор" ......
Надо же, кто бы мог подумать ......
После такого, с позволения сказать, "глубокого отзыва", тут же поинтересовался "деталями биографии".
Удивлён не был: в списке - консерватория.

Во-первых, не Пизанек, а Ризанек (вам, наверное, всё равно), но дело даже не в этом.
Знаете, если такие отзывы писать, то можно с таким же успехом о Чайковском отозваться по прослушивании "Пиковой дамы": "Ну так, ничего себе, временами напоминает Иоланту и Евгения Онегина - вот что значит один композитор ! Я, типа, перед просмотром подготовиласЯ, посмотрела запись с Образцовой. Сюжет, конечно, идиотский, но вот сама постановка ....."

Высокие ! Высокие мысли !
Пешите исчо, нам энтиресна будит !