Феномен Святослава Рихтера

[Yuriy]

Меня мучал этот вопрос: стоит ли играть эти дополнительные вариации? Почему Шуман их не включил в произведение? (Шуман даже в оригинальном виде две вариации пометил, что их можно не играть, а тут еще 5!) Если играть - то куда их вставить? Вот задача. И в посмертных же тоже есть финал в Des-dur - ведь не может быть 2 финала.

Ответ самого Маэстро:
- «Симфонические этюды» всегда играю с добавочными номерами. Вставляю их сразу — все вместе — после пятой пьесы.

От себя хочу добавить, что безмятежный пятый из посмертных как бы готовит этот взрыв эмоций - шестой из ор.13. У Рихтера это очень органично и убедительно. Теперь, когда слушаю исполнителей, не включающих посмертные этюды, у меня возникает впечатление обделенности, незавершенности.
И снова слово Рихтеру:
- Как-то один из критиков в ФРГ написал, что я так замечательно сыграл «Симфонические этюды» Шумана, что 18 минут
пробежали, как один миг. Но ведь я играю, и всегда так играл,
«Симфонические этюды» со вставными номерами, и у меня на все
этюды уходит почти 40 минут. О чем же думал критик, когда писал «18 минут»? И как он слушал меня?

[avg]

Ответ самого Маэстро:..."Вставляю их сразу — все вместе — после пятой пьесы".
...
У Рихтера это очень органично и убедительно.

Удивительно, но Г.Г. Нейгауз в этом с Рихтером не соглашался. Он говорил, что включать их все -- "невозможно", это напоминает оперы Вагнера, которые "невозможно" прослушать целиком.

[Alexander Москва]

Удивительно, но Г.Г. Нейгауз в этом с Рихтером не соглашался. Он говорил, что включать их все -- "невозможно", это напоминает оперы Вагнера, которые "невозможно" прослушать целиком.

Немного не по теме, но позволю вклиниться.
Уважаемый АВГ! Разделяю Вашу любовь к Нейгаузу. Однако не стоит принимать слова Г.Г. за истину в последней инстанции. Это всего лишь точка зрения Генриха Густавовича. К тому же, несколько утрированная.
Включать эти пять вариаций или нет - личное дело каждого из играющих это сочинение.
Я бы играл все...
В тоже время, считать обделенной (как пишет уважаемый Юрий) интерпретацию "Симфонических этюдов" без вариаций я бы не осмелился.
Ибо в этом случае, в числе "обделенных" трактовок окажутся исполнения Гилельса, Погорелича (одно из самых, на мой взгляд, спорных и интересных), Бренделя...Это только те, кого я знаю.
По поводу "вставок".
Традиционый вариант - после пятого Этюда играются все пять вариаций. Так играл, как уже отмечалось, Рихтер. Однако, допустим, Софроницкий играл, если не ошибаюсь, не все и не подряд...Первую вариацию он играл, кажется, после
второго Этюда.
Дорогой ЕПРСТ! Не мучайтесь...Выбирайте традиционный вариант. Музыка то прекрасная.

[avg]

Уважаемый АВГ! Не стоит принимать слова Нейгауза за истину в последней инстанции. Это всего лишь точка зрения Генриха Густавовича. К тому же, несколько утрированная.

Так я же и начал-то со слова "удивительно"!

[Yuriy]

Мне кажется, что Брендель просто недоступен для понимания определенной группой людей. Его творчество глубоко связано с западноевропейской и особенно с немецкой культурной традицией, которая для российского обывателя ничего не значит. Для обывателя немецкая культура - это шнапс, пиво и октоберфест. Впрочем, как и для немецкого бюргера русская культура - это водка, медведи и балалайка.

Без понимания и тщательного изучения немецкой культуры (лучше вживую, не по книгам) Брендель кажется сухим, неинтересным снобом. Отсюда и все разногласия.

Ну что же Вы так о “группах наших людей”? Слушаем, читаем, стараемся вникать. И что это за образчики культуры, предлагаемые Вами? Шнапс не употребляю и, думая о немцах, как-то меньше всего о нем вспоминаю. Об октоберфесте узнал только благодаря Вам и googl-y. Да и корни у меня крепкие немецкие, равно как и русские, имеются. Будучи в гостях у родственников на западе Германии, рассказывал им (а не они мне) об их немецких исполнителях и проч. Да и они, глядя на наших немцев, эмигрировавших из СССР, совсем не связывают их с названными атрибутами.
Камерное музицирование, немецкая культура, к примеру, Эрнст Теодор Амадей Гофман как ярчайший представитель немецкого романтизма, его образы в музыке Шумана – это нам доступно. А как это было не просто понятно, как это было близко духовному миру Рихтера! И как поэтому пронзительно звучат у него “Фантастические отрывки”, “Пестрые листки”, “Юмореска”, “Фантазия”, “Венский карнавал”! Но Рихтер в отличие от просто культурного немца, “носителя и хранителя”, был в каком-то смысле личностью “определяющей”. Его вклад в культуру не ограничивается просто проникновением в суть немецкой или русской, или другой музыки. Он видел ее наднациональное и надвременное значение, и благодаря ему это видим и мы, слава Богу! Мало ли было композиторов в каждой стране, имена которых сейчас знают только профессионалы? (Возможно, забыты они незаслуженно.) Но вот великие классики заслуженно чтимы и по сей день и в дни следующие. И великое и непреходящее их значение, интерес к ним разных поколений раскрывают титаны пианизма, музыкальные мыслители, самым “симптоматическим “ из которых является Рихтер. Но это не означает, что других надо ликвидировать как класс.

По масштабу его фигура ничем не меньше Рихтера или других великих исполнителей. Одни его записи Бетховена чего стоят.

В математике “не меньше” означает “больше или равно”. Правда там нет понятия “ничем не меньше”. Так вот: на роль “Музыканта века” Брендель явно не может претендовать. Не понимаю, как музыканты, слушая его, его подчас однообразный метр воспринимают как ритм, без которого музыка бесцветна. Великие сонаты Шуберта у него весьма однообразны, Шуман – без особой фантазии. Вряд ли это вершина немецкой культуры. Неправильно успех исполнителя сводить к его национальности, но вот такое сравнение: крупнейшие результаты в математике получались на стыке разных ее разделов. Высокая духовность и универсализм Рихтера в постижении разных стилей, композиторов, эпох, возникла не без влияния и слияния в его сознании великих европейских культур запада и востока – немецкой и русской. Вот это взаимопроникновение плюс уникальный талант дало нам уникальную личность в пианизме ХХ-го века. Его искусство перешло в новый век и тысячелетие и продолжает интересовать и волновать, приносить радость приобщения к музыке, к культуре вообще, давать пищу для ума, порождать дискуссии.

[CHIZH]

Ленинград. Малый зал филармонии, 20.01.1972.
(Окончание.)

Но началась 31-я, и это чувство возникло снова! Эту сонату я тогда слушал у него впервые. Поразил неторопливый темп второй части – как-то необычно и непривычно. Все играют ее заметно быстрее. Но по мере развития музыкальной мысли становилось понятно, что именно так должна звучать эта музыка. Он всегда умел подобрать “ключик” , ему был известен этот “код” (его определение - сказанно о музыкантах, владеющих “божественным кодом”). Помню эти аккорды перед второй фугой в последней части, как бы порциями входящие в пустоту и наполняющие ее. Трудно описать словами, как это звучало. Сколько в них было внутреннего, потаенного – мурашки по коже. А ведь мне знакомы другие исполнители, у которых в этом месте просто прямолинейное нарастание силы звука. Когда он достигает высшей точки, внутри ничего не остается, и можно переходить к следующему эпизоду. Рихтер же умел властвовать в музыке, он подчинял время, заставлял аудиторию сопереживать. Ведь действительно в такие минуты внешняя жизнь, за стенами зала, как бы переставала существовать. И это не только мое мнение, человека, где-то абсолютизирующего его искусство. Такую же мысль, но несколько другими словами, выразил в прошлом году один великий музыкант, когда мы обменивались воспоминаниями о любимом Маэстро.

Юра, - браво! Ты в совершенстве освоил новый жанр, - стихи в прозе. Пошел слушать №31 с Рихтером и сравню ее тоже с любимой мною трактовкой Оборина и имеющимися другими ее интерпретациями.

[CHIZH]

Настроил ты меня Юра на поэтический лад, - взял бетховенский рихтеровский диск и загруз пока на поэтичнейших сонатах №17-19, а до №31 пока не добрался. А говорят еще, что Бетховен не лирик... . Даже эта простенькая сонатка №19 в руках Рихтера, как очень грустное, трогательное, задумчивое стихотворение. Вроде она и на дедушку Гайдна больно похожа, но есть в ней какая-то бетховенская заостренность, теребящая душевные раны.

[Yuriy]

Даже эта простенькая сонатка №19 в руках Рихтера, как очень грустное, трогательное, задумчивое стихотворение. Вроде она и на дедушку Гайдна больно похожа, но есть в ней какая-то бетховенская заостренность, теребящая душевные раны.

А какие записи ты слушаешь?
Я бы посоветовал
Piano Sonata No.19 in g, Op.49/1
Piano Sonata No.20 in G, Op.49/2
3/12/92 - Moscow - Live - (VHS)
В тот же вечер он сыграл и 31-ю, о чем я не раз уже писал.
Этот концерт был какой-то особенный по настроению и откровениям.
И вот еще раз о "дедушке Гайдне". Снова слушал плохие по качеству записи, но удивительные по свежести исполнения сонаты Гайдна
Sonata No.59 in F, Hob.XVI:47
Sonata No.61 in D, Hob.XVI:51
13/3/95 - Vienna – Live - (PT)
Подумать только: не пройдет и трех недель, и великий пианист завершит свой беспримерный путь в искусстве! Возраст, болезни - все это, казалось бы, должно накладывать отпечаток... Но если не знать, какого года, месяца и числа эта запись, можно подумать, что играет пианист, находящийся в пору расцвета своих пианистических возможностей и душевных сил. И если это не вызывает слезы (как в соседнем потоке), то огромное уважение - безусловно. И как это хорошо и мужественно - покидать сцену, служа музыке, не посвящая публику в личные проблемы.

[CHIZH]

А какие записи ты слушаешь?

А Бог его знает какие. Я с твоих дисков (которые берегу, как архив) собрал отдельно все его (Рихтера) 22 сонаты Бетховена и записал на болванку для прослушивания, критерий при этом был побольше Мб, - т.е. повыше качество.

[Yuriy]

Предлагаю вашему вниманию статью Бориса Поюровского. В конце хотелось бы вставить свой комментарий.

Я однажды спросил у Святослава Теофиловича, почему он не остался на Западе. И он ответил, как всегда, неожиданно и парадоксально: «Конечно, я мог бы это сделать первым, но не сделал. А кто стремится быть вторым, разве это интересно?»
В конце 50-х – начале 60-х годов известный американский импресарио Сол Юрок пригласил Рихтера в большое гастрольное турне по городам США. Концерты проходили в огромных залах с колоссальным успехом. Выступления завершились в Лос-Анджелесе, где в это время была устроена выставка-продажа коллекционных автомобилей. Рихтер посетил ее и обратил внимание на красную пожарную машину начала ХХ века. Маэстро решил приобрести ее, чтобы использовать как поливальную на своей даче. Но выяснилось, что эта допотопная модель оценивалась в солидную сумму, которой Рихтер не располагал. Однако желание купить машину и увезти ее на Николину гору было столь велико, что при встрече с Юроком Рихтер попросил импресарио ссудить необходимую сумму, которую осенью, после очередных гастролей в Америке, он сможет ему вернуть.
Юрок, конечно, согласился помочь, но выразил некоторое недоумение, каким образом Святослав Теофилович успел потратить все, что накануне он передал сопровождавшему пианиста администратору: ведь гонорар Рихтера во много раз превышал стоимость машины! Возникло небольшое недоразумение, которое вскоре получило исчерпывающее объяснение: львиная доля заработка Рихтера, как любого другого советского гастролера, сдавалась в наше торгпредство. Артисты долгое время довольствовались лишь суточными, и только много позже некоторым наиболее знаменитым начали выплачивать гонорар, который все равно не шел ни в какое сравнение с теми суммами, что изымало наше дорогое государство. Рихтер понятия не имел, сколько ему причиталось денег, и вообще не любил говорить на подобные темы. Если бы не случай с пожарной машиной, возможно, он так и не узнал бы, как его постоянно грабили на вполне законном основании.
Маэстро, демарш!

При этом не следует думать, что у Маэстро был легкий, сговорчивый характер. В середине 50-х годов наша страна делала первые шаги навстречу миру, от которого прежде мы были надежно отгорожены «железным занавесом». Уже прошел VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве. Во Франции, Англии и США состоялись обменные гастроли известных коллективов и солистов. В 1958 году в столице был устроен I Международный конкурс имени П.И. Чайковского.
По какой-то странной логике само собой подразумевалось, что в любом международном конкурсе, проходившем в СССР, все первые места должны были достаться нашим соотечественникам. И вдруг ЧП: никому до того не ведомый 24-летний пианист из США Ван Клиберн, принимающий участие в конкурсе, ломает привычную схему и явно лидирует. Меломаны-слушатели единодушно отдают пальму первенства ему. Но что делать жюри? При всей внешней самостоятельности и независимости оно все равно вынуждено согласовывать собственное решение с вышестоящими организациями. Те же, в свою очередь, совершенно не готовы пересматривать устоявшийся порядок.
Окончен 3-й тур, идет последнее заседание жюри, возглавляемого Эмилем Гилельсом. И сам председатель, и многие члены понимают, что первое место по праву принадлежит Клиберну. Однако давление извне создает определенные трудности. И тут Святослав Теофилович помогает жюри выйти из кризисной ситуации. Он ставит в известность коллег, что в случае если Клиберну будет отказано в первой премии, он, Рихтер, вынужден будет покинуть состав жюри. Конечно, ему, человеку беспартийному, подобное вольнодумство могли и простить. Но как быть члену КПСС Эмилю Гилельсу? Да никак! Гилельс вместе с другими членами жюри не только не стал спорить с Рихтером, но охотно присоединился к демаршу Святослава Теофиловича.
Внимание к молодым, талантливым музыкантам было свойственно Рихтеру всегда. В середине 70-х годов, летом, мы с женой гостили в Дрездене у ее тетки. Наши молодые немецкие друзья, с которыми мы познакомились в ее доме, сказали, что в Майсене, недалеко от Дрездена, через несколько дней начнутся гастроли Рихтера, но попасть на концерты совершенно нереально.
Находим отель в Дрездене, где остановились Святослав Теофилович и его жена Нина Львовна Дорлиак, говорим по телефону с Ниной Львовной (Святослав Теофилович телефон не любил и пользовался им лишь в исключительных случаях). Нина Львовна, конечно, приглашает на концерт в Майсен, но не предполагает, что нас четверо.
Уже в окрестностях Майсена встречают трогательные меломаны с самодельными флажками и плакатиками, на которых выведены просьбы уступить им лишний билет. Чем ближе подъезжаем к знаменитому замку Альбрехтсбург, где в небольшом старинном зале намечен концерт, тем желающих лишнего билетика становится все больше. Некоторые даже сообщают, что специально приехали ради этого из Австрии или из Западной Германии, другие, напротив, подчеркивают, что они – местные жители. И те, и другие видят в этом обстоятельстве свое преимущественное право. Хотя в Германии подобное, как правило, не практикуется: если у кого-то действительно окажется свободный билет, он подойдет к кассе и уступит его тому, кто стоит в очереди первым. Порядок – одно из основополагающих понятий немецкой психологии, но, видимо, концерт Рихтера – все же исключение из правил.
На первый концерт в Майсене (а их всего четыре) мы отправляем наших жен, поступить по-другому в средневековом рыцарском замке мы не можем: прежние хозяева или их современные тени нас просто не поймут.
Оказалось, что четыре вечера подряд Рихтер и Андрей Гаврилов исполняют 16 фортепьянных сюит Генделя. В первый и третий день играет Гаврилов, Рихтер сидит рядом с ним и переворачивает ноты. Во второй и четвертый – наоборот. Надо было видеть, с каким восторгом и соучастием переворачивал ноты Рихтер и с каким откровенным безразличием – Гаврилов.
А после четвертого вечера Святослав Теофилович и Нина Львовна пригласили нас поужинать в средневековом трактире, основанном, как с гордостью сообщают хозяева, в 1511 году. Всего один длинный деревянный стол, не покрытый скатертью, но очень чистый. С двух сторон – деревянные лавки. Обслуживала нас чета хозяев.
Через час-полтора отправляемся в Дрезден. Дорогу неожиданно преграждает вышедший из леса лось – наверное, чтобы мы окончательно поверили, что время здесь остановилось и мы оказались современниками Генделя...
Душа общества

Рихтер был неутомимым фантазером и выдумщиком. Стихия игры увлекала его воображение почти до самых последних лет. Он любил загадывать шарады, превращая их в небольшие спектакли. Условившись с партнерами, выводил под музыку в самодельном костюме бравого улана – эту роль С.Т. поручил замечательной грузинской художнице Елене Дмитриевне Ахвледиани. Потом происходило мимолетное свидание, во время которого кавалер и барышня лишь восклицали: «О!» Далее изображался восточный рынок, где эмоциональные покупатели выражали свое отношение к товару возгласом: «Ва!» Затем звучала музыка Прокофьева из балета «Ромео и Джульетта», и Рихтер с партнершей исполняли танцевальный дуэт главных героев. В результате все собравшиеся отгадывали ключевое слово: Уланова.
Рихтер любил и знал живопись. Он собирал произведения художников, как правило, мало кому известных. Устраивал у себя в квартире выставки их работ, а затем покупал картины за такие деньги, которые им и не снились. И не потому, что сам был слишком богат, но просто хотел таким образом поддержать талантливых людей, чьи полотна не соответствовали требованиям устроителей официальных вернисажей: они не писали портреты вождей и знатных колхозников, а рисовали так, как им хотелось, – непозволительная роскошь в условиях тоталитарного общества.
Домашние выставки иногда сопровождались концертными номерами и обязательно изысканным угощением, которое предлагал отведать сам хозяин. Меню, как правило, не повторялось и тщательно обдумывалось заранее. Впрочем, С.Т. и сам охотно ходил в гости и вел себя там абсолютно непосредственно, будто и не догадывался, кто он есть на самом деле.
Семья моей жены была связана многолетней дружбой с Еленой Ахвледиани. Через жену и я познакомился с ней и по-настоящему полюбил. Когда ее не стало, я много раз устраивал вечера ее памяти в Москве – в Доме актера, в Академии художеств и даже в нашей собственной квартире. Я хочу вспомнить самый камерный и самый скромный вечер, состоявшийся не в общественных залах, а в обыкновенной московской квартире, куда при всем желании невозможно было пригласить больше 20 человек. Но зато какие это были люди! Нина Дорлиак, Святослав Рихтер, Ростислав Плятт, Мария Миронова, Александр Менакер, Людмила Шапошникова, Владимир Гордеев, Цинуки Дадиани, Кэто Геловани... Святослав Теофилович, сидя на ковре, ибо стульев всем не хватило, вспоминал, как в годы войны в мастерской у Элички он неоднократно давал сольные концерты и аккомпанировал Нине Львовне Дорлиак. А однажды по настоянию Ахвледиани даже выставил свои картины в ее мастерской. Две из них он затем подарил Эличке, и теперь их может увидеть каждый, кто придет в ее мемориальный музей-квартиру в Тбилиси, где, кстати, Тенгиз Абуладзе снимал свой фильм «Покаяние».
Особая тема – верность Рихтера памяти друзей. Это было для него свято.
16 декабря 1985 года в Большом зале Центрального дома актера имени А.А. Яблочкиной был устроен вечер, посвященный замечательной актрисе Софье Владимировне Гиацинтовой. Я вернулся в Москву из командировки лишь утром 16-го. Вхожу в квартиру, и тут же звонит телефон. Нина Львовна говорит:
– Святослав Теофилович хотел бы принять участие в нынешнем вечере, если, конечно, это возможно.
От неожиданности я лишился дара речи.
– Боря, вы слышите меня?
– Слышу, слышу, – захлебываясь от восторга, отвечаю я.
– Тогда можно, чтобы наш настройщик подготовил рояль?
– Безусловно! К какому часу прислать за вами машину?
– Спасибо, не надо, у нас есть своя.
За 30 минут до начала Рихтер сказал мне, что хотел бы открыть вечер. И добавил, как бы извиняясь: «Я бы мог сыграть не одну пьесу... И, пожалуйста, сядьте рядом и перелистывайте ноты».
Когда открылся занавес и зрители увидели на сцене, кроме заранее обещанных Мироновой, Образцова, Фадеевой, Караченцова, Эфроса, Плятта, еще и Святослава Рихтера, сразу же устремившегося к роялю, в зале возникла овация, все дружно встали. Святослав Теофилович играл без антракта полтора часа. Но они пролетели как миг и задали такую тональность вечеру, которой и была достойна Софья Владимировна Гиацинтова.
_______
Думаю, те, кто любит Рихтера-музыканта и Рихтера-человека, статью прочитали с интересом. В подобных воспоминаниях приятно написать, что "в зале возникла овация, все дружно встали", "Святослав Теофилович играл без антракта полтора часа" и т.п. Все очень правдоподобно, когда речь идет о Рихтере. - Ну как же может быть иначе? Я прочитал ее не как просто читатель, а к тому же как очевидец. Приглашаю заодно почитать мои воспоминания на рихтеровском сайте:
http://www.sviatoslavrichter.ru/forum/viewtopic.php?t=19&start=0

Святослав Теофилович не мог "сразу устремиться к роялю" - ведущая все же сказала пару слов о Софье Владимировне ну и, естественно, о том что она была дружна с Рихтером, и о том, что он "вызвался" (так и сказала) сыграть на этом вечере ее памяти. Это не был концерт Рихтера, и "без антракта полтора часа" он никак не мог играть, т.к., по крайней мере, спешил на концерт Роберта Холла, выступавшего в ГМИИ им. Пушкина на "Декабрьских вечерах", посвященных трем "Ш". Любопытно было бы спросить уважаемого критика, что играл Маэстро в тот вечер целых "полтора часа". Отвечу за него сам: это были три этюда Шумана по каприсам Паганини и 4-я Баллада Шопена. Здесь на форуме люди музыкально образованные и сами могут прикинуть, сколько может звучать эта музыка.
И совсем будет выглядеть курьезно, если каждый из нас будет претендовать на право перелистывать ноты Маэстро. Как я пишу в своих воспоминаниях, присутствовавший в артистической, где Рихтер ожидал начала вечера, Олег Каган сначала поставил меня перед фактом, что ноты придется переворачивать мне (!) - вот уж было от чего чуть не сесть на пол! Правда, добавил, что ожидается дирижер из театра Вахтангова. Я ждал этого дирижера, как спасителя, и он, как вскоре сообщил мне Олег, наконец пришел. Не буду пересказывать то, о чем уже написал. Желающие могут зайти по указанному адресу.
P.S. Рихтер - личность легендарная, и, наверное, рассказчикам хочется красиво рассказать легенду. Ничего в этом предосудительного в конце концов нет. Но и несуразности вносят диссонанс...