Muehlbach

«Радость узнаванья».
О концерте Игоря Никоновича 15 декабря 2008 года

Чего ждет слушатель от концерта? Новых впечатлений? Острых ощущений? Непомерных восторгов, когда дух захватывает? Поучительных наставлений? (Как остроумно пианист придумал, надо будет эту «вилочку» позаимствовать. А там, гляди-ка, он аккорд между двумя руками разложил! Как это я сам не догадался, обязательно воспользуюсь!)
Все это, действительно, на концертах бывает…

А я вот люблю «радость узнаванья». И сегодня на скрябинском вечере Игоря Никоновича как раз это и почувствовалось. 3-я, 4-я, 7-я, 5-я сонаты, ну и мелочи – прелюдии, поэмы. Это его, Игоря Владимировича, музыка, это его родина. И не только в традициях Софроницкого, его учителя, дело. Любят же критики и публика о школах, да учителях говорить! (Как будто в школах можно кого-то научить). Носятся со школами, словно со штампиком в паспорте о прописке. Вроде только в том случае музыкант на законных основаниях существует, коли он из «школы Нейгауза», «школы Софроницкого», «школы…». Как будто без такого штампика медицинскую страховку не оформить.

А тут вот слушаешь и узнаешь не «школу», а то, что гораздо шире и глубже - что вроде давно в себе носишь – и сумерки московские, и ворон, с карканьем летящих из Нескучного в Кремль, и красноватые, таинственные окна домиков в кривых переулках - все те канувшие в Лету детали, которые за этими колкими, хрупкими и изломанными звуками стоят. И музыка эта - из чехонинских масок, из шехтелевских керамических отделочных плиток, из феофилактовских завитушек в журнале «Весы» состоит. Всё чуть стерлось от времени, облупилось, поблекло. Серебряные ложечки почернели. Портьеры пахнут пылью. И басы то и дело фальшивые берутся и невнятицы порой слышатся. Но и не нужно никакой такой «азиатской внятицы». И европейского «новодельного» лоска не нужно. Много есть пианистов, которые все отшпатлюют, зашкурят и финской краской профессионально выкрасят. Много теперь таких «липовых» фасадов в Москве, которыми как пластмассовым фиговым листком стеклянные офисы прикрываются. И сидят в этих офисах аккуратные молодые люди с растущими животиками и длинноногие девушки. И все они дело делают. И всё у них расчислено и отмеряно. Это современная жизнь. И никуда от нее не деться.

А вот в музыке у Никоновича ничего не отмерено – неизвестно ни как фраза повернется, ни как мелодия ритмически с аккомпанементом соединится. Впрочем, может, кажущаяся это непредсказуемость? Но неважно. Главное - ощущение невероятной подлинности возникает. Снова узнаешь то, что давно знакомо и любимо. Это само время говорит. То время, которое невозвратимо уходит. Уже ушло.