Daddy

В "Советской музыке", в №9 за 1972 год, была напечатана статья Ю. Корева (тогдашнего главного редактора журнала) о 15-й симфонии Шостаковича.
Мне тогда понравилась мысль автора статьи о некой периодичности в симфониях Шостаковича. Он разбил их на пять триад: 1-2-3, 10-11-12; 4-5-6, 7-8-9, 13-14-15.
Каждая из них образует "макроцикл". Первые две триады объединены тем, что за "чистой" симфонией следуют две программные с "революционной" тематикой. При этом первые симфонии в этих триадах характеризуются как "одинокие". Но №1 - одиночество "ранней выскочки", дерзкой и заявившей о себе со всей решительностью, тогда №10 - скорбное, недоступное одиночество; возможно, это самое одинокое создание во всей музыке Шостаковича, "самое гордое его творение".
Третья, четвертая и пятая триады тоже "гомологичны". Первые их "части" (4, 7, 13) суть героико-трагедийные, объективные (но нужно понимать, что термин "объективный" к музыке Шостаковича применим с большими оговорками) повествования, даже с элементами "плакатности"; вторые номера (5, 8, 14) суть лирико-трагически-философские углубления первых. Но самое интересное - третьи номера (6, 9, 15). Это как бы "легкие" финалы макроциклов, но за этой мнимой легкостью скрывается очень сложный смысл. Трагедия преодолевается в некотором синтетическом мировоззрении, и глубокий рефлектирующий ум скрывается за завесой юмора, иногда даже "хулиганства" (финал 6-й, повергший в шок и возмущение добропорядочного Гольденвейзера). Шостакович вообще был мастер "легкого" финала, самый совершенный образец которого - финал Десятой симфонии. Есть и в музыке прошлого такие образцы, когда сложное "тяжелое" сочинение завершается "легким" (и при этом синтезирующим) финалом: Второй фортепианный концерт Брамса, Седьмая симфония Брукнера.