Мизантропические письма

Старое московское кладбище. Могильщики деловито рубят охапки цветов принесенные рыдающими родными и друзьями новопреставленного раба Божия. Это чтобы не своровали...
О страна моя, светоч духовности и правды! И преисподняя всё еще не поглотила тебя!

Когда в бреду братоубийства
народ вождю рукоплескал,
и дух коварный византийства
отравой в сердце проникал,

мне голос был. Он звал: "Иди же,
иди на площадь, где толпа
свое мороженое лижет,
тупа, беспечна и слепа,

и крикни ей, срывая голос,
презрев насмешки и тычки,
о высшей правде, что боролась
любым резонам вопреки".

Но малодушно и лукаво
я уши предпочел закрыть,
дабы с державою трухлявой
позор и ужас разделить.

Раннее-раннее летнее утро. Спальный район. Скоро откроется метро. На газонах прогуливаются собаки со своими хозяевами. Лица собак сосредоточенно-деловые, хозяев - блаженно-заспанные. На тротуарах машут метлами многочисленные дворники. Их бронзовые лики, несущие на себе печать непостижимых тайн древнего Востока, бесстрастны. Со всех сторон быстрой нервной походкой идут поодиночке, направляясь к метро, очень красивые и очень нарядно одетые девушки. Они разные, но у всех на лицах злое, недовольное выражение. Милые девушки, откуда вы идете и почему вы такие злые? Можно только догадываться. Про каждую можно сочинить историю. Но, видимо, все эти истории будут похожи...

Будьте прокляты вы, герои,
конквистадоры, командоры!
Всё едино: на стенах Трои,
и под стенами - те же воры.

Вы - легенды Европ и Азий,
вы, троянцы, и вы, данайцы, -
подростковых рабы фантазий,
будто стали стальными яйца.

Но они состоят из плоти,
и разорваны будут сталью.
Их зарывшейся в пыль пехоте
все равно не прикрыть медалью.

Вас родные проводят воем,
а враги вас оплачут лаем -
вас, героев, ходивших строем
в ожидании встречи с раем.

Ах, в плену высоких материй
вам бы только пойти подраться
за величье былых империй
и себя осознавших наций!

Вы, носители ридной мовы,
вы, наследники русской славы,
отдающие жизнь за слово,
что с экрана ползет, как лава.

Это слово придумал дядя,
посчитав и сравнив активы,
чтобы этого слова ради
вы могли умирать счастливо.

Мы - выходцы из лона
безбашенных столиц.
Мы - пятая колонна -
не закрываем лиц.


Нам ветер режет веки,
нам в уши хлещет дождь...
Зачем вам, человеки,
Кощея злая мощь?


Зачем вы рвёте, врёте,
крестясь на образа?
Мы против! против! против!
А ваши орды - за.


Для разных безобразий,
творимых в сотый раз,
властительные мрази
ваш пестуют экстаз.


Пока вы похотливо
сливаетесь с вождем,
мы скажем: "А пошли вы!
Мы лучше подождем".


От ханов, беев, баев,
которых пруд пруди,
веди нас, Чаадаев,
на Запад нас веди! -


к родной земле тосканской,
к яснеющим холмам,
где в робе арестантской
летает Мандельштам,


к заснеженной Сенатской,
где замерло каре
(самодержавья цацки
не греют в декабре).


Там правды ...

Под белоснежною фатой
летела дева.
Жених - красивый и крутой -
виднелся слева.

Им и вороны, и стрижи,
и даже чайки,
крутя лихие виражи,
кидали "лайки".

Все было ясное вокруг
и молодое:
коровы объедали луг,
суля надои;

в полях урчали трактора,
в котельных - трубы;
а в кабинетах доктора
сверлили зубы;

и неподкупный депутат
давил на кнопки;
и у раскованных девчат
вертелись попки.

Все, кто писали и пекли,
плясали, жали,
культуру вящую блюли
в концертном зале...

******************
Для вас, о милые френды,
картинка эта.
Я поместил ее сюды,
заместо света.

Не надо пялиться в окно,
где сверху - серое сукно,
а снизу - мокрое г...!

"Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью" - был такой плакат на одном из первых "белоленточных" митингов в Москве. Таки сделали...

Вчера вечером с Машей отправились прогуляться по бульварам. Шли привычным маршрутом от Кропоткинской, описанным вот тут. Дождик накрапывает, но все равно приятно - весенние запахи голову кружат, хрустят под ногами мелкие камешки. В "Жан-Жаке" все столики на улице заняты. Вдоль Никитского бульвара стоят привычные серые камазы с решетками на окнах, автозаки и пазики. Рядом несколько омоновцев переминаются. Возле здания ТАСС толпа под зонтиками, человек 100 - молодежь студенческого вида, есть и люди постарше - по лицам гуманитарии (вроде педагогов, или из пишущей братии). Ни плакатов,ни ленточек. Стоят, тихо разговаривают. Приветственно гудят проезжающие мимо легковушки. Мужик ходит с видеокамерой, накрытой чехлом от дождя. Кто-то из молодежи восклицает: "А пойдемте-ка на Арбат гулять" Народ, помешкав немного, ...

Май месяц заканчивается. Солнышко светит, сирень цветет. Девушки на улице улыбаются. А на душе гадко… Понимаешь, что повод-то совершенно нестоящий и банальный – утверждение устава родного заведения в новой редакции.
В зале тьма народу — знакомые и незнакомые лица, лысины, седины и буйные шевелюры. Строгие костюмы и джинсы с ветровками. Неделю-другую назад кафедры заседали, делегатов на конференцию выдвигали. Многие, как могли, «отбрыкивались». Но не «отбрыкались» и теперь сидят тут, перешептываются. И чего они сегодня все сюда пришли?
И я сам зачем сюда пришел – в ведомости расписывался, карточку делегата получал? Ведь из тех, кто тут собрался, считаные единицы этот устав читали. А как его прочтешь, если один единственный экземпляр в ректорате лежит. Читай тут же, на месте, или иди в юридический отдел. А в юридическом говорят: ничего не знаем, мы экземпляр распечатали и в ректорат передали.
— А на сайте заведения проект вывешен?
— Нет.
(Сам знаю: ...

Жара. С самого утра парит. На фоне сумрачно-белесого, розоватого неба — недвижные листья кудрявых тополей. Улицы, вдоль которых растут эти тополя, образуют равномерную сетку, словно это ученическая тетрадь в клеточку. В подмосковном городе, недалеко за кольцевой автодорогой, всё расчерчено на квадраты – как в дачном поселке, или в концлагере. Здесь нет ни холмов, ни реки, ни купеческих домиков, ни вросших в землю бревенчатых развалюх, ни кривых переулков, ни собачьих будок. Здесь никогда не звонили церковные колокола. Он не вырос подобно обычным городам — как дитя в семье или куст на пригорке. С самого начала его начертили люди на ватмане и миллиметровке — в соответствии с принятыми резолюциями — в качестве досадного, но, увы, неизбежного приложения к секретному заводу.

Жара. В душных наркоматских кабинетах люди во френчах вытирают пот с бритых затылков и по очереди ставят на чертежах и планах свои визирующие подписи. Затем — через несколько месяцев или, может, лет — их ...

Хорошо идти по московским бульварам быстро-быстро, и долго-долго… Ночь. Кое-где на лавочках самозабвенно мерзнут влюбленные пары, или вяло обсуждают свои важные дела бомжи, окруженные шеренгами пустых пивных бутылок. Проносятся блестящие лаком автомобили. Вот ковыляет старуха с тележкой на колесиках – возвращается с дачных шести соток в свою нерасселенную еще коммуналкку.. В полутьме роскошного пустого кафе со звучным итальянским названием, где-то в укромном уголке сидят и о чем-то таинственно беседуют по-опереточному нарядные господа. Стайка хохочущих сомнительных длинноногих дев вываливается из сомнительных дверей сомнительного заведения…

Но что это? Порыв ветра доносит острый запах перегорелой солярки. Гул и лязг слышатся со стороны Нового Арбата. И людей на улице уже больше: юнцы с пивными банками в руках, седые солидные иностранные туристы – все они быстро идут, почти бегут. Детской радостью озарены лица. Куда бегут эти люди, зачем? - Ах, вот оно что! Там впереди движутся, ...