NeDo

Наточка! Передаю эстафету! Подежурьте тут. Проследите, чтоб рубаху на себе не слишком то раздирали. Потом зашивать...

Замечательная аватарка у Вас, Ната!

Вы и Вальтер - в новых сериях о секретном агенте - успех будет грандиозный!
Только сигаретку переложите в другой уголок рта!

Лень мне сигарету перекладывать, однако... И, вообще, это левая сигарета, а не правая.

Wir rauchen nicht mehr

Они уже в раю. Им это просто. (А райские крылья в Фотошопе любой пятиклассник уберет, если надо.)

Ну да! Голос садится от этих сигарет! Какое тут курить.
Но у газонокосильщиков голос- не главный инструмент.

Вот теперь, когда запах дихлофоса не так заметен, можно попытаться продолжить...

Действительно, смешной стишок, смахивает чем-то на Буревестника, ну и ладно! Пускай повисит! Ведь кто-то должен оставаться глупым и незастенчивым в этой жизни.

Вот ведь как смешно. Вся наша жизнь проходит в ощущении того, что кто-то на нас смотрит, за нами наблюдает. И тот, кто пересчитал все волосы на нашей голове, и родители, и те, другие, которые когда-то давным-давно выныривали из арки по дороге в школу и шли рядом.

На форуме - тут тоже все друг за другом наблюдают, порой даже теряя из вида самих себя.

Придет день и совсем последних долгих проводов, и опять кто-то пойдет рядом и тоже будет смотреть...

Элизабет Шварцкопф из тех сопрано, которые слушать - счастье. Она родилась певицей и впервые появилась в партии Эвридики уже в 14 лет. Это тоже счастье - учиться в школе, где любительский кружок ставит оперы Глюка. Когда она поступила в берлинскую музыкальную школу, из нее стали лепить меццо, и только благодаря прозорливости ее матери в ней разглядели будущую колоратуру. В 23 года она уже дебютировала в берлинской "Дойче опер" в "Парсифале". Но вскоре вступила в ряды нацистской партии, стала убежденной немецкой патриоткой и Берлин в те годы покинула только однажды - когда в 1941 году "Дойче опер" гастролировала в Париже.

После разгрома гитлеровской Германии она вступила в труппу венского Театра ан дер Вин, а с 50-х стала международной звездой. Пела в лондонском "Ковент-Гарден", миланском "Ла Скала", нью-йоркской "Метрополитен-опера". В 1946 году ее пригласил на прослушивание один из воротил звукозаписи Вальтер Легге - она ему так спела, что он стал ее менеджером, а потом и мужем.

http://www.openmusic.ru/articles-res...ra/index.shtml

ну и в продолжении поиска затененных смыслов :


Бутлегер (англ. bootlegger — (сленг) подпольный торговец, контрабандист) — подпольный торговец спиртным во время сухого закона в США в 1910–1930-е годы. В широком смысле слова — торговец всякими контрабандными товарами, но чаще всего самогонными спиртными напитками или подержанными автомобилями.

Бу́тлег (англ. Bootleg) — аудиозапись, составленная и распространяемая без санкции правообладателей. Бутлег следует отличать от пиратских копий — несанкционированных копий легально выпущенной продукции.
Часто бутлеги являются нелегальными изданиями, однако некоторые музыкальные коллективы разрешают, например, некоммерческое распространение своих концертных записей или любительских ремиксов. Это привело к тому, что коллекционеры легально обмениваются копиями таких бутлегов по почте (сперва на аудиокассетах, затем на CDR) и через Интернет.

Ну, всё, это конец - подумал Уолтер

Нет! Это не конец! Все только начинается.

Я продолжаю ударять по бездорожью и разгильдяйству

«Как только начинают делиться постигнутым, перестают любить его достаточно сильно»

- сказал он, и написал много-много книжек.

Потому как, если не делиться, то все заканчивается еще быстрее и печальнее.

Бум делиться.

"Земля стала маленькой, и на ней копошится последний человек, который делает все маленьким. Род его неистребим, как земляные блохи; последний человек живет дольше всех.
“Мы открыли счастье”, — говорят последние люди и ... моргают.
Они покинули суровые края, где было трудно жить, ибо нуждаются в тепле. Потому-то и любят еще ближнего и жмутся к нему, что нуждаются в тепле.
Заболеть или питать недоверие считается у них порочным, ибо они весьма осмотрительны. Только глупец спотыкается о камни или о людей!
Время от времени немножко яду: он навевает приятные сны. И побольше яду в конце, чтобы было приятно умереть.
Пока еще трудятся, ибо труд — развлечение, правда следят, чтобы развлечение это особенно не утомляло.
Не будет более ни бедных, ни богатых: то и другое слишком хлопотно. Захочет ли кто повелевать? Или повиноваться? То и другое слишком хлопотно.
Нет пастыря и едино стадо! Все хотят одного и того же, все равны; кто не разделяет этих чувств, добровольно отправляется в сумасшедший дом.
“Прежде весь мир был безумным”, — говорят самые проницательные и ... моргают.
Все умны и знают все о минувшем, поэтому глумлению и насмешкам нет конца. Пока еще ссорятся, но быстро мирятся — крепкие ссоры вредны для желудка.
Имеются у них страстишки на день и грешки на ночь: но весьма почитают здоровье.
“Мы открыли счастье”, — говорят последние люди и ... моргают."

Если презрение продиктовано отвращением к презираемому, это еще не высшее презрение — презрение из отвращения само достойно презрения: «Только из любви должна воспарять птица предостережения моего и мое презрение — из любви, а не из болота!» (часть III, «О прохождении мимо»; VI, 261) «О, моя душа, я учил тебя презрению, но не подобному червоточине, а великому, любящему презрению, которое любит сильнее всего, когда сильнее всего презирает» (часть III, «О великом томлении»; VI, 324).

Презрение из любви - хорошо сформулировано, разве нет? Большая редкость! не сыскать.

Рискую впасть в апологию бессвязности, если уже не впала. Продолжаю смешивать компоненты, на чей-то вкус несочетаемые.

Последние денечки на лыжах... Часто встречаю на лыжной тропе бабулю во всей лыжной экипировке. Заметить, что она в принципе передвигается (отдельно от земного шара) можно с трудом. Скорости улиточьи-черепашьи.

Все другие навернули круги, устали, возвращаются, - а она -где была, там, приблизительно, и осталась.

Очень многозначная фигура. О ней в равной степени можно сказать, что она и безумна, и необычайно мудра... Как-то все определения тают...

Или все же безумна?

Что ею движет? - страсть к повторению, высечь искру из повторений? Совершая, как ей кажется, те же движения, которые она совершала лет 50 назад, она надеется вернуть частичку ушедших сил и возможностей.

Мысленно она летит, она свободна. Она не просто движется, она играет с движением. И пусть способность передвигаться угасает. Способность к игре ее пережила.

Это и попытка бегства от одиночества. Она вместе с другими людьми, веселыми, здоровыми, молодыми. Часть их энергии неминуемо оседает на нее.

Печальный самообман, которым мы занимаемся.

Человек представляет собой фигуру из песка между морским отливом и приливом

Есть иерархия, мерящая существа согласно их пределам, уровню их близости или отдаленности от какого-то принципа. Но есть также иерархия, рассматривающая вещи и людей с точки зрения силы, — речь идет не о степени силы, рассмотренной абсолютно, но лишь о том, чтобы узнать, может ли существо "прыгать", то есть выходить за свои пределы, доходя до предела своих возможностей, каким бы он ни был. Могут возразить, что выражение "до предела" также означает предел. Но предел,, не означает здесь того, что удерживает вещь под властью какого-либо закона, ни того, что ее завершает или отделяет, но, напротив, именно то, начиная с чего вещь раскрывается и раскрывает всю свою силу. Hybris* не будет больше просто подвергаться осуждению, самое малое становится равным самому большому, как только его не отделяют от того, на что оно способно.


Избирательный характер вечного возвращения ясно виден в идее Ницше: возвращается не Все, не Одинаковое или предшествующее тождество вообще. Это тем более не малое или большое как части целого или элементы одинакового. Возвращаются только крайние формы — те, большие или малые, которые предельно разворачиваются и исчерпывают власть до конца, трансформируясь и переходя друг в друга. Возвращается только то, что чрезвычайно, чрезмерно, то, что переходит в другое и становится тождественным. В силу этого вечное возвращение говорит о себе только как о театральном мире метаморфоз и масок

... Вечное возвращение, возврат выражает общее бытие всех метаморфоз, меру и общее бытие всего чрезвычайного, всех осуществленных уровней власти. Это бытие —равенство всего неравного, сумевшего полностью реализовать свое неравенство. Все чрезвычайное, становящееся одинаковым, сообщается в равном и общем Бытии, определяющем их возвращение

В противовес Фрейду, Делез констатирует, что повторение — не есть результат вытеснения, а напротив, мы «вытесняем потому, что повторяем». ...

Делез подчеркивает: «То, чего ты желаешь, в тебе желается потому, что ты в нем желаешь вечного возвращения».

Собственный же философский проект Делез также определял как «генеалогию», как мышление «посередине» без истоков и начал, как акцентированно «плюралистическую интерпретацию». (Как отмечал Делез, «писать — это значит быть одним из потоков, не обладающим никакой привилегией по отношению к другим, сливающимся с другими в общее течение, либо образующим противотечение или водоворот, исток дерьма, спермы, слов, действия, эротизма, денег, политики и т.д.».) По мнению Делеза, повторение суть основание всех жизнеконституирующих процессов, которые являются ничем иным как дифференциацией, порождающей многообразие. Процедуры повторения, по Делезу, осуществляются в любом живом существе по ту сторону сознания; они — процессы «пассивного синтеза», конституирующие «микроединства» и обусловливающие шаблоны привычек и памяти.

желание возникает из отношения к внешнему и приписывается субъекту лишь в состоянии столкновения, когда тот пребывает вне себя; следовательно, оно есть не что иное, как способ научения. Желание не имеет ни исходной структуры, ни исходного объекта, оно никогда заранее не детерминировано. Освободить его – значит позволить каждому переживать свои столкновения и встречи, как ментальные, так и аффективные.

Остается лишь извиниться за манию цитировать то, что нравится

прекращаю... на время

А вчера еще раз увидела ту бабульку, что еле передвигалась на лыжах. С кавалером прогуливалась вблизи лыжных троп. Кавалер розовенький, внимательный, стариковски-кривоногий. Значит, все не так уж и запущено, раз кавалеры не перевелись. Ну и слава богу.
Странно, что нас вдруг задевает и заинтересовывает судьба далеких от нас персонажей - прохожих, мимолетных «друзей по переписке» в нете... Даже в ущерб интересу к более близким нам реальным людям.
Как-то раз, когда в очередной раз смотрела военную хронику, на лица солдатиков, которых отправляли на передовую, пришло ощущение того, что за эту возможность, дарованную нам 20-ым веком, мы вынуждены будем платить, расплачиваться. Проживая жизнь чужую, - не доживать, скользить мимо своих собственных. Такой вот закон сохранения справедливости и равных возможностей для разных ступеней цивилизации..
Есть замечательный фильм у Карена Шахназарова - «День полнолуния» называется. Он, мне кажется, связан с этим ощущением того, что все до нас и за нас прожито.
Вдруг кто его не смотрел, потому вот «коротенечкая» цитатка. О чем, собственно, этот фильм.

«День полнолуния» Карена Шахназарова - мозаичный коллективный портрет страны, от Москвы до самых до окраин и от наших дней до пушкинских.
Фильм Шахназарова по сценарию, написанному им в соавторстве с Александром Бородянским, весь построен на ассоциациях. В фильме около 80 персонажей, но мало известных актеров. Лишь в одном эпизоде появляются звездные Елена Коренева и Владимир Ильин. Кроме них, в ролях Анна Герм, Андрей Панин, Евгений Стычкин, Валерий Приемыхов и другие. Это, собственно, почти и не фильм: изображая "мелочи жизни", Шахназаров превращает « День полнолуния » в серию кинослайдов, по две-три минуты каждый, без определенной идеи или последовательности. В этом смысл: сюжет каждого следующего слайда рождается произвольно, камера определяет его сама: то устремится за хорошенькой блондинкой, то въедет в телевизор или, склонившись над книгой, растворится в тексте. Это картина из обрывков и отдельных фраз. Случайных встреч, мимолетных мгновений. Движение, созданное энергетикой взглядов. Переходы сюжета от одного персонажа к другому порой едва уловимы: их может объединить, например, песня, услышанная по радио, случайный взгляд за окно, сон, воспоминание… Одна и та же сценка в ресторане осталась в памяти нескольких незнакомых людей, и каждый домысливает ее по-своему. Карен Шахназаров создал удивительный, тонкий, как кружево, фильм, напоминающий «Фавориты луны» Отара Иоселиани, «Призрак свободы» Луиса Бунюэля и «Короткие отрезки» Роберта Олтмана.
Есть в фильме и центральный эпизод: в ресторане гостиницы «Советская» в 1948 году красивая молодая женщина в сиреневом платье разбила бокал. К этому происшествию постоянно возвращается память всех его невольных свидетелей, которых случайными цепочками связал между собой день полнолуния, ставший временем действия фильма.
"День полнолуния" - прекрасная, тонкая, умная картина, которой Шахназаров может гордиться, но была она незаслуженно недооценена. Писали про нее Бог знает что, не поняли, попросту просмотрели. Вдвойне обидно.

Так вот... В этом фильме русскую княжну и юную проститутку играет одна и та же актриса. Когда эта юная красавица едет к клиентам по вызову, ее взгляд пересекается с водителем одного из авто... Какой-то взаимный интерес наметился на мгновение и растворился в пространстве. А клиент от нее отказался. Не ко времени она пришлась – его дружок ее ему подарил. Так что ее отлюбили в иных мирах – и монах, который похитил мертвое тело умершей юной княжны –давным-давно; и вот этот прохожий-проезжий, которого тоже через несколько минут убьют в какой-то нелепой перестрелке.

Очередная порция...
Простите...

http://photounion.by/klinamen/fila4n.html

Ей по праву принадлежит роль одной из самых исключительных
женщин в истории Европы. Во всяком случае немецкий писатель Курт Вольф утверждал, что "ни одна женщина за последние 150 лет не имела более сильного влияния на страны, говорящие на немецком языке, чем Лу фон Саломе из Петербурга".

И в самом деле, такой "коллекции" потерявших голову знаменитостей не встретишь более ни в одной женской биографии: Лу была "Великой Русской революцией" в жизни Ницше, ее боготворил и воспевал Рильке, ею восторгался Фрейд, ее собеседниками были Ибсен и Толстой, Тургенев и Вагнер, с ее именем связывают самоубийства Виктора Тауска и Пауля Рэ, по настоянию Мартина Бубера, известного философа и близкого друга, ею была написана книга под названием "Эротика", которая стала бестселлером в Европе и выдержала 5 переизданий...

Воздержимся от штампа "женщины-музы". Эта роль слишком одномерна для нее. Еще менее точным была бы попытка навязать ей образ непревзойденной гетеры 19-20 веков, ибо ее мало развлекал "список поверженных". Какая же тайная, неутолимая тоска гнездилась в ее душе, гоняя ее "от костра к костру"? Исполняя на интеллектуальных подмостках Европы свой "танец семи покрывал", не свою ли собственную голову стяжала она? Ведь она хотела во что бы то ни стало реализовать на практике ницшевское кредо -- "Стать Тем, кто ты Есть" -- вскрой свою глубину, извлеки на свет свою подлинность!.. Она была великим и отчаянным экспериментатором... в режиссуре судьбы -- собственной и окружающих.

"Она -- воплощенная философия Ницше", -- говорили современники. "Как искусно она использует максимы Фрица, чтобы связать ему руки. Надо отдать ей должное -- она действительно ходячая философия моего брата", -- с досадой признавала ненавидевшая ее Элизабет Ферстер-Ницше.

Исследователи предполагают, что именно Лу была прообразом Заратустры. Если это так, то не значит ли это, что именно двадцатилетняя Лу оказалась тем идеалом "совершенного друга", о котором всю жизнь мечтал Ницше -- того, кто исполнен бесстрашия всегда быть собой и стремления стать "тем, что он есть". Сам Ницше после мучительного разрыва с ней говорил, что Лу -- это "воплощение совершенного зла". Кто знает? Ведь в некоторых головах уже мелькала мысль, что наиболее тонким воплощением идеи Люцифера могла бы стать абсолютно духовная женщина -- полностью освободившаяся от всяких проявлений женской душевности...

Как бы то ни было, после разрыва, на вершине отчаяния, всего за 10 дней Ницше создает 1-ю часть "Так говорил Заратустра", рожденную, по словам его давнего друга Петера Гаста, "из его иллюзий о Лу... И именно Лу вознесла его на Гималайскую высоту чувства".

Сам Ницше писал, что "вряд ли когда-либо между людьми существовала большая философская открытость", чем между ним и Лу.

Лу сразу покорила его. "Вот душа, которая одним дуновением создала это хрупкое тело", -- с задумчивой улыбкой поделился он впечатлением от этой встречи. За долгие месяцы уединенных размышлений Ницше совсем отвык от удовольствия говорить и быть выслушанным. В "молодой русской" он обнаружил изумительный дар слушать и слышать. Она говорила мало, но ее спокойный взгляд, мягкие уверенные движения, любое произнесенное ею слово не оставляло сомнений в ее восприимчивости и глубине. Ее же потрясла пылкость Ницшевской мысли: Лу даже потеряла сон.

Ницше читал Лу и Рэ только что законченную "Веселую науку", самую жизнерадостную свою книгу, предвещающую приближение Сверхчеловека. Человек со всей его "слишком человечной" "человечиной" больше не способен удовлетворить Ницше. "Иной идеал влечет нас к себе, чудесный, искушающий, губительный, чреватый опасностями идеал...", -- читал Ницше, внезапно переводя внимательный взгляд на Лу. Осуществляла ли она ницшевский миф на практике? Во всяком случае встреча именно с таким воплощением своего мифа заставила Ницше мобилизовать весь потенциал своего стиля. Так родился безупречнейший стилист среди философов, первым поставивший проблему поиска "Большого стиля" как жизненной стратегии мудреца.


Порой мне кажется, что вся ее жизнь была неким уникальным экспериментом -- она словно испытывала на эластичность границу между мужским и женским началом: сколько "мужского" она в состоянии вобрать в себя без ущерба для своей женственности? Или, если угодно, наоборот: сколько "мужского" она должна ассимилировать, переварить в себе, чтобы достичь, наконец, подлинной женственности? Эта неутолимая тоска по целостности на-половину обреченного существа...

Даже если согласиться с Ницше относительно "абсолютного Зла", то это было бы зло в гетевском смысле этого слова: "то, что без числа творит Добро". Она могла разрушать жизни и судьбы, но само ее присутствие побуждало к жизни. "У нее был дар полностью погружаться в мужчину, которого она любила, -- вспоминал о Лу шведский психоаналитик Пол Бьер. -- Эта чрезвычайная сосредоточенность разжигала в ее партнере некий духовный огонь. В моей долгой жизни я никогда не видел никого, кто понимал бы меня так быстро, так хорошо и полно, как Лу. Все это дополнялось поразительной искренностью ее экспрессии... Она могла быть поглощена своим партнером интеллектуально, но в этом не было человеческой самоотдачи. Она, безусловно, не была по природе своей ни холодной, ни фригидной, и тем не менее она не могла полностью отдать себя даже в самых страстных объятиях. Возможно, в этом и была по-своему трагедия ее жизни. Она искала пути освобождения от своей же сильной личности, но тщетно. В самом глубоком смысле этих слов Лу была несостоявшейся женщиной".

"Расточительность сердца" -- так назвал свой роман о Лу польский писатель Вильгельм Шевчук. Угадал ли он? Последними словами, сказанными самой Лу перед смертью, были: "Всю свою жизнь я работала и только работала. Зачем?"

Было ли тайной мукой Лу расточительство сердца или, наоборот, его нерастраченность?

Мне очевидно, что Лу - не единственная в своем роде. "Ночная княгиня". Думаю, и Хильдегарда фон Бинген?..
( ред.)


Про братьев – это верно. Иногда способствует стойкой оппозиции ко всему «женскому» в его распространенном варианте.
(ред.)

Конечно, не единственная. Некий типаж. Более или менее ярко выраженный.

Ната! Еще порция. И все о ней. Простите мне мою манию.

Ницше и Рэ были влюблены в Лу, но еще больше ценили свою дружбу и свободу: "Это изумительная женщина, -- говорил Ницше Рэ, -- женитесь на ней... Нет, -- отвечал Рэ, -- я пессимист, мне ненавистна идея продолжения человеческого рода. Женитесь на ней сами, она будет как раз нужной для вас женою... Жениться, -говорил Ницше, -- никогда, мне неизбежно придется начать лгать". Но, как известно, Ницше был не против дать ей свое имя, чтобы "оградить ее от всяких пустых разговоров". Есть много оснований утверждать, что Саломэ и Рэ были в сговоре. Так они предложили Ницше сфотографироваться: "Сядьте в эту детскую колясочку, а мы будем держать ее ручки, это будет символическая картина нашего союза". Ницше отказался и ответил: "Нет, в колясочку сядет m-lle Лу, а Пауль и я будем держаться за ручки...". Нельзя сказать, что Ницше сдался. Вот что он нашептывал Лу о Рэ: "Он очень умен, но это слабый человек, без определенной цели. В этом виновато его воспитание; каждый должен получить такое воспитание, как если бы он готовился в солдаты; женщина же должна готовиться быть женою солдата". Очевидно, что Ницше использовал военную тематику неслучайно и небескорыстно, -- он явно намекает на отца Лу, который был генералом. Нельзя сказать, что старания Ницше не имели успеха. Лу посвящает ему гимн


Я люблю тебя, увлекательная жизнь, как только друг может любить друга; я люблю тебя, когда ты даешь мне радость или горе, когда я смеюсь или плачу, наслаждаюсь или страдаю; покидая тебя, я буду страдать и уеду от тебя с тем чувством горя, какое испытывает друг, вырываясь из объятий друга. Если у тебя даже не останется для меня больше радости, пусть! Мне останется твое страдание.

Ницше предлагает ей стать духовной матерью Заратустры (как некогда госпожа Мейзенбух для детей Герцена), однако Саломэ предпочитает посвятить ему поэму:

Кто же, охваченный тобою и чувствуя твой суровый взгляд, обращенный на себя, мог бежать? Я погибну, если ты завладеешь мною, я верю, что ты способен только разрушать; я знаю, ты должен посетить все живущее на земле; никто не может избегнуть твоего прихода; жизнь без тебя была бы прекрасной, но и ты стоишь того, чтобы существовать.

И Ницше готов поехать с ней в Париж и жить там несколько лет. Но Лу пишет письмо и Ницше оказывается совершенно растерянным. В ответ он пишет:

Путь в философию лежит через искушение женщиной. Философская аскеза является наиболее сильным эротическим приключением. И не случайно Ницше в письме от 30-го марта 1885г к Peter Gast'у писал:




Лу, которая никогда сознательно не использовала в своем поведении ни женских козырей, ни какого-либо дамского оружия, любила повторять за Титом Ливием: "Дружеские связи должны быть бессмертными, не дружеские -- смертными". Ницше в письме к Мальвиде со своей стороны подтверждал: "В настоящее время эта девушка связана со мной крепкой дружбой (такой крепкой, какую можно создать на этой земле); долгое время у меня не было лучшего завоевания...". Не менее экспрессивно он высказался и в письме к Петеру Гасту: "Дорогой друг, для нас, безусловно, будет честью, если Вы не назовете наши отношения романом. Мы с нею -- пара друзей, и эту девушку, равно как и это доверие я считаю вещами святыми".

И еще совсем чуть-чуть

Ницше утверждал, что у "всякого имеется свой духовный гранит фатума". Парадоксально, но именно мистерия дружбы роковым образом постоянно проигрывалась в судьбе Ницше. Как некий загадочный и настойчивый лейтмотив скользит она над волной всех жизненных перипетий

Когда три года спустя после разрыва с Вагнером мистерия дружбы вновь разыграется с Лу, Ницше поймет, что терять друзей из-за чрезмерного сходства душ не менее тяжело, чем из-за их разности. Уже в августе 1882 года Лу напишет Рэ: "Разговаривать с Ницше, как ты знаешь, очень интересно. Есть особая прелесть в том, что ты встречаешь сходные идеи, чувства и мысли. Мы понимаем друг друга полностью. Однажды он сказал мне с изумлением: "Я думаю, единственная разница между нами -- в возрасте. Мы живем одинаково и думаем одинаково". Только потому, что мы такие одинаковые, он так бурно реагирует на различия между нами -- или на то, что кажется ему различиями. Вот почему он выглядит таким расстроенным. Если два человека такие разные, как ты и я, -- они довольны уже тем, что нашли точку соприкосновения. Но когда они такие одинаковые, как Ницше и я, они страдают от своих различий".

Ницше хотелось верить в то, что на сей раз все пойдет по иному сценарию: "Вокруг меня сейчас утренняя заря, но не в печатной форме! Я никогда не верил, что найду друга моего последнего счастья и страдания. Теперь это стало возможным -- как золотистая возможность на горизонте всей моей будущей жизни. Я растроган, думая о смелой и богатой предчувствиями душе моей возлюбленной Лу".

В Люцерне, всего несколько дней спустя после первой встречи с Лу, Ницше показывал ей тот дом в Трибшене, где он познакомился с Вагнером, рассказывая о незабвенных днях веселого настроения Рихарда и припадках его величественного гнева. Подойдя к озеру и показывая Лу тополя, своими верхушками закрывавшие фасад дома, Ницше стал говорить вполголоса, стараясь скрыть от нее свое лицо, потом внезапно замолчал, и Лу, не спускавшая с него глаз, заметила, что он плакал.

Меньше месяца спустя Ницше набрался храбрости сделать Лу предложение, на этот раз лично, а не через посредничество Пауля Рэ. Лу повторила свой отказ, и свое предложение дружбы. Ницше принял предложения Лу и установленные ею границы их отношений. Со своей стороны он выдвинул единственное условие: "Прочтите эту книгу, -- сказал он, протягивая ей свою работу "Шопенгауэр как воспитатель", -- и тогда Вы будете меня слушать". Могла ли Лу с ее всезатмевающей жадностью к познанию не попытаться выслушать человека, утверждавшего: "Я вобрал в себя всю историю Европы -- за мной ответный удар".

Под руководством Ницше Лу делает очерк о метафизике женского начала, пробует писать афоризмы. Многие ее идеи он, не колеблясь, называет гениальными. Часто они проводят с ней ночи напролет. "Я никогда не забуду тех часов, когда он открывал мне свои мысли; он поверял мне их, как если бы это была тайна, в которой невыразимо трудно сознаться, он говорил вполголоса с выражением глубокого ужаса на лице. И в самом деле, жизнь для него была сплошным страданием: убеждение в ужасной достоверности "Вечного возвращения" доставляло ему неизъяснимые мучения". Потрясенная их ночными откровениями, она написала и посвятила Ницше небольшой гимн. Тот пришел в восхищение от такого подарка и решил отплатить тем же: он задумал положить стихи Лу на музыку и сделать своего рода дифирамб. Восемь лет он намеренно избегал всякого музыкального творчества: музыка взвинчивала его нервное возбуждение до изнеможения. Этого не способен понять тот, кто, подобно ему, "не страдал от судьбы музыки, как от открытой раны". И в этот раз музыка взволновала его настолько, что вызвала физические страдания. Ницше слег в постель и из своей комнаты писал m-lle Саломе записки: "Я в постели. Ужасный припадок. Я презираю жизнь". И все-таки "Гимн жизни", который он отдал на суд своим друзьям-музыкантам, имел большой успех. Один дирижер оркестра берется исполнить произведение. Ницше радостно делится этой новостью с Лу: "По этому пути мы можем придти вместе к потомству, -- другие же пути оставить открытыми".

Предложив Ницше быть его другом, Лу, конечно, не предвидела этих страшных эмоций дружбы, более сильных, чем припадки самой страстной и бурной любви. Ницше требовал сочувствия каждой своей мысли. Ему нужна была полная духовная преданность. Лу бунтовала: разве можно отдать кому-нибудь ум и сердце? Ницше обвинял ее в гордыне. Об их ссорах он рассказывал в письме все к тому же Петеру Гасту: "Лу остается со мной еще неделю. Это самая умная женщина в мире. Каждые 5 дней между нами разыгрывается маленькая трагедия. Все, что я вам о ней писал, это -- абсурд и, без сомнения, не менее абсурдно и то, что я Вам пишу сейчас". Это написано 20 августа из Таутенбурга. 16 сентября из Лейпцига он пишет тому же адресату: "2 октября снова приедет Лу: через 2 месяца мы поедем в Париж и проживем там, быть может, несколько лет. Вот мои планы". Увы, не пройдет и двух месяцев, как дружба Фридриха Ницше и Лу Саломе прекратится навсегда.



В его письмах презрительные вердикты соседствуют с неизжитым восхищением, проклятия -- с раскаянием:

"Но, Лу, что это за письмо! Так пишут маленькие пансионерки. Что же мне делать? Поймите меня; я хочу, чтобы вы возвысились в моих глазах, я не хочу, чтобы вы упали для меня еще ниже... Я думаю, что никто так хорошо и так дурно, как я, не думает о Вас. Не защищайтесь; я уже защитил Вас перед самим собой и перед другими лучше, чем Вы сами могли бы сделать это. Такие создания, как Вы, выносимы для окружающих только тогда, когда у них есть возвышенная цель. Как в Вас мало уважения, благодарности, жалости, вежливости, восхищения, деликатности... Я не знаю, с помощью какого колдовства Вы, взамен того, что дал Вам я, дали мне эгоизм кошки, которая хочет только одного -- жить...

Но Я еще не вполне разочаровался в Вас, несмотря ни на что, Я заметил в Вас присутствие того священного эгоизма, который заставляет нас служить самому высокому в нашей натуре... Прощайте, дорогая Лу, Я больше не увижу Вас. Берегите свою душу от подобных поступков.
Ваш Ф.Н."

Ницше уехал. Этот его поспешный отъезд скорее напоминал бегство. "Сегодня для меня начинается полное одиночество", -- обронил он одному из друзей. Через 6 лет он сойдет с ума. За эти годы он напишет самые сильные и спорные свои книги. Но в то время у "Заратустры" во всем мире найдется только семь читателей. И кто мог предположить, что этой книге уготована участь первого философского бестселлера?

Может быть, если в результате своих отношений люди не могут обрести друг друга, они обретают новых самих себя? Способен ли один человек сделать для другого нечто большее, чем подарить ему его самого?..

Очень многое в этой истории остается за кадром... И насколько глубок шрам, который остался в душе Лу? Как отыскать ту грань, где через ее скрытность и калейдоскопичность биографии проступает ее ранимость?

Говорили, что она похожа скорее на силу природы, чем на человека. Однако Фрейд, с которым ее связывала двадцатипятилетняя дружба, утверждал, что еще ни в ком не встречал столь высоких этических идеалов, как у Лу. Вообще, именно психоанализ позволил ей окончательно найти себя и почувствовать себя по-настоящему счастливой. Правда, Фрейду так и не удалось заставить ее изменить название ее книги "Благодарность Фрейду" на безличное "Благодарность психоанализу". Фрейд ругал ее за непомерно изматывающую работу, говоря, что одиннадцать часов анализа в день -- это слишком. Но психоаналитиком она была от Бога -- сохранилось множество восторженных свидетельств ее пациентов.