Dmitrii

Когда-то давно на выставке новых поступлений в нашей библиотеке я заметил книгу со странным названием "Ностальгия по Лакхнау". Автор Анна Суворова... Лакхнау... слово вроде смутно знакомое, но ни с чем определенным не ассоциирующееся. И в то же время чем-то притягивающее, будто действительно рождающее какую-то непонятную ностальгию... На обложке фрагмент старинной лубочной картинки с людьми как в восточной, так и в явно европейской одежде, вроде Грибоедова при дворе персидского шаха. Сзади на обложке цитата:

"Нет города, равного Лакхнау по красоте и богатству архитектуры, обозреваешь ли его с моста, перекинутого через реку, или смотришь с верхушки Имамбары на золоченые верхушки Чхаттар Манзиля и деревья, в которых тонет город. Правители украсили его своими щедротами, битком набили наемниками и залили кровью. Он обитель праздности, интриг и роскоши, и жители его утверждают, что только в нем говорят на чистейшем урду." (Редьярд Киплинг. "Ким")

Карта: Авадх при Асафуддоуле (1770-е гг.). Посвящение: "Моему сыну Кириллу". План Лакхнау в середине XIX века. Эпиграф:

"Лучшее, что таится в тайниках нашей памяти - вне нас; оно... всюду, где мы вновь обнаруживаем ту частицу нас самих, которой наше сознание не пользовалось и оттого пренебрегало, остаток прошлого, самый лучший, тот, что обладает способностью, когда мы уже как будто бы выплакались, все-таки довести нас до слез." (Марсель Пруст)

И дальше начало собственно авторского текста:

"Дольше всего память удерживает запахи. Когда прохладным осенним утром в московском воздухе потянет чем-то сладковато-пряным: палым листом, прелой травой, - неопределенное воспоминание пробивается к освещенной поверхности сознания. Запах - покуда единственный свидетель какого-то невнятного образа. И если леность и суета начинающегося дня не отвлекут меня от этих свидетельских показаний, то образ постепено оживет. Первыми появляются краски: грязно-белая штукатурка, черная с прозеленью копоть и плесень на стенах, потускневшая позолота. Затем проступят очертания и объемы куполов, арок, колонн и минаретов. И, наконец, картинка зазвучит голосами улицы и криками базара, поплывет над городом азан, и воспоминание приобретет четкость - это Лакхнау..."

От такой книги было трудно оторваться, но с выставки ее нельзя было взять. Много позже она в конце концов встретилась мне в книжном магазине. Книга эта странного жанра, ничего подобного ни до ни после мне не попадалось. Это ни в коем случае не художественная повесть, это научно-популярная книга по истории и культурным традициям северноиндийского города Лакхнау, с большим списком литературы в конце книги, где Анна Суворова приводит несколько своих серьезных научных статей по этой теме. Но написана она с небычно сильной личной интонацией и поэтическим даром. Цитировать ее можно было бы страницами, я ограничусь только одним эпизодом. В отдельной большой главе рассказывается о том как отмечался мухаррам в Лакхнау. Это большой мусульманский праздник, в нашей старой литературе он называется иногда еще "шахсей-вахсей" - искаженное "Шах Хусейн, вах Хусейн". Это в общем-то даже скорее не праздник, а траурные торжества в память о гибели внука Мухаммеда - имама Хусейна. Про мухаррам в мусульманской Индии писал и Киплинг и множество других авторов. Центральной его частью в Лакхнау было и остается распевное чтение больших эпических поэм-песен, рассказывающих о гибели Хусейна и его спутников. Эти поэмы называются марсиями. Самым знаменитым автором марсий был поэт Мир Анис (1803-1874), о котором Анна Суворова много и интересно пишет. Но интереснее всего она рассказывает о том как ей самой довелось быть в Лакхнау во время мухаррама 1984 года. В частности, следущее, и это тоже нельзя не процитировать:

"... В ашуру мои друзья пошли на большой риск и повели меня на маджлис в Большую Имамбару, предварительно облачив в черную конусообразную хламиду бурка, скрывающую фигуру и большую часть лица. В принципе, в мухаррам имамбары открыты для всех желающих, но присутствие иноверца на маджлисе безусловно не разрешается. В имамбаре некуда было упасть яблоку, и нам пришлось довольствоваться местом во дворе. Строго говоря, будь я мусульманкой, мне бы полагалось стоять совсем не здесь, а на галерее. Однако сопровождашие сочли, что если меня разоблачат женщины, то последствия будут куда серьезнее. Лично я никакой тревоги не испытывала, вдохновляясь примером Ричарда Бартона, который еще в прошлом веке неузнанным совершил хадж в Мекку.
Усиленный мощными динамиками, из зала рвался завораживающий и пугающий голос марсияхвана. Он читал прекрасную марсию Мира Аниса с начальной строкой 'Когда солнце прервало странствие ночи'..."

И через несколько страниц в книге приводятся еще несколько начальных строк этой марсии:

Когда солнце прервало странствие ночи,
Лик зари без покрова явился в сияньи.
Увидел дозорный в небе светило
И, обернувшись, окликнул друзей:
"Кончилась ночь. Восхвалите Аллаха!..."

---------------------------------------------------------

Мне всегда хотелось услышать, как это звучит. Пусть не эти конкретно строки, а марсия вообще. С наступлением эпохи интернета это оказалось совсем простым. Можно было бы дать ссылки на множество записей, ограничусь одним коротким примером. Ниже - ролик youtube в котором звучат начальные строки одной из марсий Мира Аниса. Скорее всего другой, конечно, не именно "Когда солнце прервало странствие ночи". Впрочем, не знаю, да и не так это и важно. Исполняет их певица, и в этом нет ничего странного, в женских собраниях марсии могли исполняться и исполняются женщинами. Это фрагмент индийского фильма, но не спешите иронически ухмыляться. Марсия звучит там на интервале 0:58-2:10: