Владимир Фельцман

[Арам]

Владимир Фельцман – пианист, дирижер, педагог. Один из виднейших пианистов современности и выдающийся интерпретатор музыки Баха, он прошел непростой и интересный путь.

Учеба у корифеев фортепиано Тимакина и Флиера, дирижирования - Мусина. Победа на Международном конкурсе пианистов им. Маргариты Лонг в Париже 1971 году и последующие гастроли по Советскому Союзу, Европе и Японии приносят ему знаменитость. Последующий запрет властей на его концертную деятельность и иммиграция в Соединенные штаты. Десять лет внутренней работы и переосмысление творческих позиций – и перед нами новый музыкант, с совершенно новыми идеями и художественными открытиями.

Сейчас Владимир Оскарович преподает в Mannes School of Music и является профессором Нью-Йоркского государственного университета New Paltz. Автор многих музыкальных проектов, в том числе "Masterpieces of the Russian Underground", в рамках которого звучат произведения Шнитке, Денисова, Губайдулиной, Канчели, Волконского, Вайнберга, Уствольской, Караева, Зограбяна и прочих.

Российский любитель музыки сможет познакомиться с творчеством В.Фельцмана на Пасхальном фестивале 21 апреля в Большом зале Московской консерватории. А те, кто уже знаком с исполнительским искусством, на мой взгляд, очень интересного музыканта – прошу вниз, к кнопке “ответить”.

[regards]

Как же, как же... Во времена оны ВФ сыграл в КЗЧ 20 Взгляд, и вполне прилично - настолько, что остальное не помню, а Взгляд - да. Как говорится, простенько, но со вкусом. Предполагаю, это было первое исполнение этого Взгляда в Москве.

Недавно он давал интервью на ТВ вместе с отцом.

[MAks]

Как же, как же... Во времена оны ВФ сыграл в КЗЧ 20 Взгляд, ...

Это в каком году было-то, если не секрет?

[regards]

Убейте, не помню, МАкс, лет 20 назад. Кажется, это было незадолго до его отъезда. Если да, то можно найти по его биографии где-нибудь.

[MAks]

Вопрос возник всязи с тем, что где-то как раз лет 20 назад в Москву со всеми 20 взглядами наведывался Роже Мюраро. Хотелось просто понять: Фельцман играл ДО или ПОСЛЕ

[webber]

Владимир Фельцман - это лучшее исполнение шопеновских концертов и большого блестящего полонеза. Те,кто помнит издание этих записей на виниле, согласятся со мной.
Элегантный, блестящий, с изысканным вкусом.
Обожаю переслушивать эти концерты. Честное слово, лучшего не надо!

[regards]

Мне доводилось, но не соглашусь . Отчего бы не послушать с СТР? Впрочем, ничего против похвалы ВФ тоже не имею.

Дорогой МАкс, ВФ играл ДО. Имя Мюраро сам бы не вспомнил, но помню, что было скушно. Очень запомнился француз, который привозил весь цикл в 90-е гг., это было второе и последнее исполнение полностью в Москве. Помните ли его имя? У меня вообще проблема с именами. Он играл как единый поток, без пауз. Где-то в конце 70-х тоже француз, и тоже не помню имени, в рамках каких-то "дней французской музыки" сыграл в МЗК 10 Взгляд абсолютно гениально, просто в ушах стоит. Ярче всего помню Ауэра с 1 и 6 Взглядами в совсем уж незапамятные времена, качество воспоминаний просто как на DVD , наверное, потому, что впервые тогда услышал и музыку, и само имя, а после того, как нашёл ноты, уже сильно мешали собственные представления . Батагова помню в Рахманиновском зале на жутко разбитом рояле, по нотам (!), каждый такт вызывал у меня невыносимую злость. В его игре было что-то бесконечно дилетантское, так что я не включаю Батагова в число исполнителей Взглядов.

ВФ, вероятно, играл по нотам из архива Юдиной, которые ходили тогда в консе (всего 7 взглядов, присланных ей лично Мессианом). Интересно, играла ли она их сама публично?

[екатерина]

Владимир Фельцман - это лучшее исполнение шопеновских концертов ...
Честное слово, лучшего не надо!

Если вдруг передумаете, насчёт "не надо", послушайте Гилельса с Орманди.

[webber]

Отчего бы не послушать с СТР?

Отчего бы не послушать?? :P
Будьте добры - ссылочку.. :P
Не встречал СТР с концертами Шопена, а жаль.

[Арам]

ВЛАДИМИР ФЕЛЬЦМАН: "Шопен – один из самых непонятых авторов в истории музыки"



Мариам ИГНАТЬЕВА

Мне всегда очень больно произносить слова "бывший соотечественник". Тем больнее, если твердо знаешь, что действительно бывший и по-иному уже не будет. И уж совсем горько, если человек стал на Родине "чужим" не по своей доброй воле, не из-за плохого характера, амбиций, понуждающих числить себя оцененным не в соответствии со степенью одаренности, а насильственно выдворен из страны старательными чиновниками вышестоящих учреждений. "Жертвы режима" – к ним относится и Владимир ФЕЛЬЦМАН. В Штатах Владимир Фельцман – активно концертирующий пианист и одновременно дирижер, выступающий с крупнейшими оркестрами и в самой Америке, и в разных странах мира. Успех огромный, завидный...

– Помните, в первый ваш приезд на гастроли в Россию после отбытия за "бугор" вы рассказывали, какой бум был поднят вокруг вас, когда вы появились там? Сейчас этот повышенный "ажиотажный" интерес утих?

– Как всякая шумиха, она пришла и, слава Богу, ушла. Туда ей и дорога. Жизнь сейчас протекает нормально, планомерно. Исполнительской деятельности, да и педагогической более чем достаточно.

– А почему так давно гастрольные дороги не приводили вас в Россию? Что мешает вам радовать московских слушателей? Неинтересны, неприятны контакты с бывшими коллегами-соотечественниками, не нравится реакция российской публики? Какие-то обстоятельства не удовлетворяют или материальные условия не устраивают?

– О материальных условиях вообще говорить не приходится. Я ведь играю в Москве бесплатно. Все концерты, которые я давал, были благотворительными. Так что дело отнюдь не в деньгах. И вообще ничего не мешает. Я же сейчас разговариваю с удовольствием с вами. Что мне может мешать?

– Вы ведь несколько раз после официальных афишных гастролей бывали в Москве, но, так сказать, незаметно, концертов не давали.

– Я приезжаю сюда прежде всего, чтобы повидаться с мамой, навестить ее. Это главная причина. Некоторое время назад, когда я приезжал в Россию, мне удалось записать все партиты Баха. Я доволен тем, какой получилась запись. Звукорежиссер, с которым мы это осуществили, Вадим Иванов очень хороший. И сам факт записи в Большом зале Московской консерватории не мог оставить равнодушным, как и у многих музыкантов, моих коллег, обучавшихся в ЦМШ и в Московской консерватории, совсем особое отношение и к альма-матер, и к этому концертному залу. И на этот раз, помимо очень дорогой моему сердцу возможности навестить маму, мой приезд тоже связан с некоторыми творческими делами – мне захотелось записать все ноктюрны Шопена. К его музыке я не прикасался на протяжении 25 лет, не играл его сочинения.

– И даже отдельные произведения не включали в свои программы?

– Вообще не играл. А вот теперь захотелось, пришел к этому. Записывать будет все тот же звукорежиссер Вадим Иванов – очень хороший музыкант и очень хороший человек. С ним приятно работать.

– Это осуществляется через какую-то фирму? Через "Русские сезоны"?

– "Русские сезоны" помогли мне с первой записью: я это делал через их офис, но не для них, а для самого себя. Я плачу деньги за аренду зала и покупаю услуги тех людей, которые работают, участвуя в процессе записи.

– Володя, а чем завершилась идея организации камерного оркестра, руководителем которого намеревались пригласить вас?

– Абсолютно ничем. Одними разговорами. Идея была заманчивая: собрать мобильный коллектив, который готовил бы репертуар, а потом собирался несколько раз в год, чтобы выступать с концертными программами и осуществлять записи наиболее удавшихся работ. Но для воплощения в жизнь этой идеи требовалось решение многих совсем не музыкальных проблем (организационных, материальных), а для этого нужно иметь массу свободного времени, которым я абсолютно не располагаю: часы и минуты расписаны у меня на несколько лет вперед.

– Больше всего времени у вас занимает, очевидно, концертная деятельность?

– И концертная деятельность, сказал бы я. Все вместе: я же преподаю и в колледже Нью-Полса, и в "Манес-скулл" – одной из лучших школ Нью-Йорка. Живу я не в городе Нью-Йорк, а в штате Нью-Йорк, в городе Нью-Полс, приблизительно в 80 милях от города (на север). Там у меня дом.

Об этом сказочном жилище пианиста я много наслышана от Евгении Петровны, мамы Владимира Оскаровича, и от отца – Оскара Борисовича. Большой утопающий в зелени дом. Масса цветов, самых разных названий и сортов, высаженных, заботливо выращиваемых самим хозяином (он очень любит это занятие); овощные плантации, которым много внимания уделяет "огородник"-пианист. Лани, ставшие уже совсем ручными, свободно разгуливают по участку; в водоеме плещутся рыбки. Здесь музыкант проводит остающееся от множества дел короткое свободное время. Иногда совсем короткое. Все остальное занято музыкой, чтением книг, отдано занятиям с учениками в колледже и в школе, гастрольным поездкам, выступлениям в концертных залах.

Судя по всему, Владимир Фельцман не ищет спокойной, размеренной жизни: планами, проектами, поисками в педагогике, в исполнительской деятельности у него полна голова. В прошлый приезд он поделился планами создания детской музыкальной школы для наиболее одаренных детей наподобие нашей ЦМШ (такого никогда в Штатах не было). Что получилось из этого?

– Школа была создана – я помог ее создать. Она находится в Нью-Йорке и работает третий год, существует сама по себе. Я не занимаюсь больше этой школой. Последние несколько лет меня заботит осуществление другого проекта: летний фестиваль и курсы (мы называем их университетом) для продвинутых по роялю студентов. Я занимаюсь с ними, преподаю, как и мои коллеги. Я привлек к этой деятельности отечественных пианистов – Этери Анджапаридзе (замечательно учит и замечательно играет) и Александра Слободяника. Четыре недели идут занятия в нашем университете, и в это же время (июль – август) проходит фестиваль, которым я руковожу.

– Как бы ваш фестиваль?

– Не как бы мой, а я его создал, мой фестиваль.

– Вы так его и называете?

– Нет, я, конечно, так его не называю: это было бы слишком нескромно. Он называется "Фортепианное лето в Нью-Полсе". Он делится на две части: курсы – университет – четыре недели и параллельно концерты, лекции, мастер-классы и так далее. В прошлом году 26 студентов съехались со всего света. Наряду с нашими преподавателями есть и замечательные американские музыканты, например Эдвард Олдуэл (он из Нью-Йорка); в прошлом году приезжал с лекциями Харол Шенберг (ему сейчас уже за 80, бывший главный критик "Таймса", мой очень хороший приятель). Четыре года существуют этот летний институт и фестиваль. По-моему, хороший проект, и мне интересно им заниматься, как, впрочем, и вообще педагогической и просветительской деятельностью.

– А у вас есть звание?

– Что вы имеете в виду? В Америке вообще нет званий – такого не существует. Единственное звание, какое у вас есть, – это ваше имя. Известно имя, публика ценит его – значит, есть.

– Ну в этом смысле у вас все в полном порядке. Но вы преподаете, вам присвоена какая-то степень?

– Да, доктор музыки, полный титул профессора, пожизненный титул. Это все есть, но ведь "доктор", "профессор" – не звания, а скорее должности. Впрочем, во всех подобных делах я плохо разбираюсь, и менее всего они меня интересуют.

– А на исполнительском фронте? Вы много гастролируете, выступаете с разными коллективами, с разными дирижерами. Есть у вас любимые оркестры?

– Еще бы, конечно, есть – те самые, с которыми я играю из года в год на протяжении нескольких лет: в Питсбурге Марис Янсонс, в Нью-Йорке – Курт Мазур, в Сан-Франциско – Майкл Филстен Томас. Со всеми меня связывает многолетняя дружба.

– А из русских маэстро кого вы можете добавить к этому перечню?
– С удовольствием я играл несколько раз с Гергиевым. Не так давно мне довелось выступать с Павлом Коганом. Было очень приятно: он чудно аккомпанировал мне в Концерте для левой руки Равеля. По-моему, он стал замечательным дирижером.

– С приезжающими из России коллегами-музыкантами и вообще с представителями так называемого русского зарубежья у вас есть контакты?

– Я ни с кем не общаюсь, и с русским зарубежьем контактов никаких нет. Просто никаких.

– И вы себя не относите к ним? К этому сообществу?

– Я себя вообще ни к кому не отношу. Я – сам по себе.

– У вас гражданство?..

- Американское. Я – американец.

– Вы очень много ездите, встречаетесь с самыми разными слушателями. Какая музыка сейчас наиболее охотно принимается? Что требует публика? Авангардистские опусы или, напротив, классику, хорошо знакомые сочинения?

– Публика всегда ждет и принимает одно – хорошую музыку. Если говорить о новых, авангардистских 0произведениях – они для определенной публики и интересуют очень узкий круг, так сказать, элитную аудиторию. В массе же интересуются классикой – Моцартом, Бетховеном, Чайковским. Программы довольно консервативны. Ведь каждая программа должна продаваться. Если она не заинтересовывает, не продается, нет никакого смысла за нее браться – просто неинтересно абсолютно никому: ни импресарио, ни продюсеру, ни самому артисту. Нет смысла ее проводить.

– А вы не собираетесь придумать какую-нибудь интересную программу, которая наверняка была бы очень привлекательной для российских меломанов, и приехать к нам с концертом?

– Я предложил сейчас, по приезде, Большому залу идею фестиваля Баха, программу довольно интересную – из пяти вечеров. Нужны деньги, надо приглашать оркестр, хор. Я мог бы сыграть прелюдии и фуги, продирижировать сюитами и концертами Баха и "Страстями по Матфею", Миша Лидский – сыграть все сольные виолончельные сюиты. Идея, представляется мне, хорошая – такого фестиваля еще не было никогда, но как к такому предложению отнесутся, не знаю. Приехать же сюда с отдельным концертом, подготовив сольную или оркестровую программу, у меня нет желания. Дома такого хватает: я играю 40 – 50 концертов в год, выступаю как дирижер, как пианист.

– Какие-нибудь репертуарные пристрастия у вас есть? Считаете ли вы, что исполнитель должен выборочно относиться к репертуару, играть свою музыку?

– Я вообще не считаю, что кто-то что-то должен. Нельзя что-либо устанавливать: не существует правил и законов. Все поступают по-разному. Я играю практически все – от Баха до Шнитке. Это не значит, что все должны играть все. Сфера моих интересов, лично для меня – Бах. У меня много записей отдельных – все сюиты, прелюдии и фуги, клавирные концерты – 16 – 18 альбомов Баха, пять последних сонат Бетховена записано.

– А русская музыка – Рахманинов, Скрябин?

– Меня не интересует сладкая музыка. Ее и без меня играют хорошо.

– Сейчас она далеко не всегда сладкая: Рахманинова часто играют ох, как не сладко – лупят что есть силы и темпы берут неоправданно бешеные.

– Я говорю "сладкая" не в плане приторности: на нее набрасываются, как мухи на мед, все кому не лень, кто может и кто не может.

– Вот вы Шопена намерены играть и записывать. А ведь и Шопен изменился в трактовках многих современных исполнителей. Вы этого не находите?

– Я никого не слушаю – это один из моих законов. Особенно то, что я буду играть в концерте или записывать. А что касается Шопена, это мое частное мнение. Мне кажется, он был одним из самых непонятых и неправильно играемых авторов в истории музыки. Это немного другая музыка, другой принцип игры, здесь и другой, чем обычно, принцип подхода к тексту требуется. Я немного занимался этим, почитал кое-что. На Западе в этом смысле очень удобно: если вас интересуют какой-то автор, какие-то сочинения, вы можете найти, прочитать любую информацию, какая только есть по данному вопросу. О Шопене масса литературы, и одна из интереснейших книг, которая попала в мои руки, – о Шопене как учителе глазами учеников. Там очень много ценных замечаний, свидетельств, как он играл сам, как изменял варианты текста одного и того же ноктюрна, аппликатура, педаль и т.д. Картина, которую я получил для себя, другая, отличная от того, что делают даже самые хорошие, мощные музыканты. Я почувствовал, что мне хочется к этому прикоснуться. Потому-то и взялся. Такие ноктюрны могут нравиться, могут не нравиться, но это будет совсем другая музыка, так сказать, "отдельная" запись, будут услышаны такие вещи, которых никогда не слышали. Это не значит, что я прав или нет. Суть не в этом.

Я завершила беседу с надеждой познакомиться с необыкновенным открытием, которое сделал в шопеновских ноктюрнах пианист Владимир Фельцман. Услышать бы, понять, в чем суть!

И ведь дождалась. Из Штатов прислали запись. И в самом деле удивлению не было предела, потому что это действительно открытие, совсем новая музыка. Такого Шопена мы не только не знали, но и не представляли, что он может быть таким: философски глубокий, мудрый, сильный, где-то даже трагедийный. Ни намека на расслабленность, нежность – волевой, могучий. Многосложный цикл из 16 ноктюрнов кажется цельным, неделимым – части то плавно сливаются, продолжая одна другую, то резко контрастируют, "спорят", подчеркивая разность тональностей, темпов, характеров; то мимолетный пассаж становится тяжелым "вздохом" или "стоном", врывающимся между частями. Нет, это другая музыка, другие штрихи, акценты, принцип звукоизвлечения.

Удивительно. Вот с чем непременно надо было бы познакомить московских меломанов и профессионалов. Может быть, выпадет такой счастливый случай, и в один из трогательнейших визитов к маме Владимир Фельцман привезет нам концертную программу – "Все ноктюрны Шопена".