Булез. Ориентиры. Вопросы по прочтении.

[любитель]

Вопрос 1. Кто читал ? какие впечатления.
Вопрос 2. Красной нитью в книге проходит мысль, что писать в рамках классической гармонии сейчас уже нельзя. Не стоит поднимать флейм на тему верно ли это– все уже много раз сказано.Если считать, что мысль верна (допустим вопрос для тех, кто считает, что это верно), то почему ? В силу исчерпанности музыкального материала, или из-за того, что мир изменился или еще по какой-то причине ?
Вопрос 3. Нет ли ощущения, что изобретается еще одно "эсперанто", т.е. язык, рожденный не практикой, а теоретическими построениями ? (вопрос возник при чтении статьи по алеаторике, но относится и другим главам, и в какой-то степени вообще ко многим музыкально-теоретическим изысканиям ХХ века.). Эсперанто ведь тоже хорошо продуманный язык, и говорит на нем масса людей во всем мире.

[Lohengrin]

Красной нитью в книге проходит мысль, что писать в рамках классической гармонии сейчас уже нельзя. Не стоит поднимать флейм на тему верно ли это– все уже много раз сказано.Если считать, что мысль верна (допустим вопрос для тех, кто считает, что это верно), то почему ?

Там скорее другая мысль, что сериальный формат, в каком-то смысле заданный Шёнбергом, устарел. И как раз по причине того, что контроль над звучанием оказывается фиктивным – контролем над формулой, а не над формой. К середине 60-х это стало серьезной проблемой, которая обсуждалась достаточно активно: собранные в книге тексты Булеза – это архив, краткая история болезни «высокого авангарда».

В силу исчерпанности музыкального материала, или из-за того, что мир изменился или еще по какой-то причине ?

«Причина» всякого устаревания в музыке – если, конечно, предпочесть генеалогию феноменологии и вместо констатации и детализированного описания изменений начать выискивать их «причину», – всегда одна. Дело не в исчерпанности материала (ну-ка исчерпай формообразующую силу функциональной гармонии) и не в изменении мира (который конечно меняется, просто описывать зависимость изменений в музыке от изменений в мире – фатальный удел шпенглеров от музыковедения). Психологически и субъективно дело, видимо, в том, что слуховая практика требует новых акустических впечатлений. С музыкально-теоретической точки зрения обновление может быть понято как следствие неисчерпаемого комбинаторного потенциала, присущего фундаментальным музыкально-акустическим параметрам (высота, длительность, тембр, интенсивность, плотность и т.д.).

Нет ли ощущения, что изобретается еще одно "эсперанто", т.е. язык, рожденный не практикой, а теоретическими построениями ? (вопрос возник при чтении статьи по алеаторике, но относится и другим главам, и в какой-то степени вообще ко многим музыкально-теоретическим изысканиям ХХ века.). Эсперанто ведь тоже хорошо продуманный язык, и говорит на нем масса людей во всем мире.

Булез практик. Все, что он говорит, оправдано прежде всего практически. И алеаторные техники это практическая попытка достичь эстетически приемлемого результата с максимальной разрешающей способностью композиторской техники. Ладовые альтерации тоже некогда считалась «музыкой фикта».

[любитель]

Булез практик.

Так создатель эсперанто тоже практик. Только есть теории изучающие развитие живых языков и есть теоретически придуманный язык. В случае Булеза (и не только Булеза) мне интересно, рождаются ли теории из анализа ранее созданного материала или практика (в форме произведений) родилась на основе ранее придуманной теории. Тем более что многие статьи написаны совсем молодым человеком - в 24-25 лет.

[Lohengrin]

В качестве своеобразного ответа я бы задал ряд вопросов.

В 1811 году Изенберг впервые составляет словарь языка афар (один из данакильских языков - восточная группа кушитских языков). В 1887 году Заменгоф впервые составляет словарь языка эсперанто. Чем эти два факта различаются с точки зрения того, что я бы, за неимением возможности распространяться, обобщенно назвал бы существенной языковой самодостаточностью? Если изъять из рассмотрения натуралистические подробности – эти два имени, Изенберг и Заменгоф, – интересные только лишь как средство по введению (чего-либо, какого-либо языка) в наше поле зрения, и сосредоточиться на языке как на знаковой системе, выполняющей социально-коммуникативную функцию (или, на языке как картине мира, или на языке как идеолого-мифологической коннотативной системе принуждения, как хотите), – сможем ли мы противопоставить (или даже просто различить) афар и эсперанто на этих основаниях?



В свое время Страделла, Паллавичино, Алессандро Скарлатти, и Со упорно разрабатывали кларинное письмо для труб, которое, казалось бы, вовсе не вытекает ни из предшествующей инструментальной традиции, ни из характера самого инструмента (старик Карс именует это дело не иначе, как блужданием впотьмах и визгливыми наигрышами). Что же, должно быть это практика на почве каких-то умозрительных теорий о преобладающем значении струнно-смычкового письма (а ведь товарищи не хуже Булеза понимали, что делают)? А когда Вагнер заводит свою песнь о гезамткунстверк, действительно ли она рождается из анализа предшествующего материала?



Проще говоря, видимо, всякая теория (согласно корневой связи с греч. горао = «высматриваю», «взираю с надеждой») задает желательную перспективу действительного положения дел.

[любитель]

Ваш пример с языками очень интересен. Для меня существенна разница по крайней мере в двух аспектах. Первое, язык афар является частью семейства языков и интересен видимо именно этим. Он может дать ключ к родственным языкам. Его изучение позволяет проанализировать общие закономерности развития языков и т.п. Второе, никто не предлагает на нем сейчас разговаривать, эсперанто же предлагалось как средство практического общения и увлекло в этом качестве значительное число людей.
Какие-то смутные аналогии с музыкой рождаются, но не берусь их четко выразить.

[Lohengrin]

На афар в северо-восточной Эфиопии говорит нынче ок. полумиллиона человек . Речь о том, что в западноевропейский научный кругозор этот язык попал в начале 19 века, до тех пор для европейской науки его не существовало – как и эсперанто. При сильно развитом воображении мы могли бы представить ситуацию, когда группа миссионеров, осведомленных в области африканских языков, изобретает на их основе новый язык (как эсперанто опирается на языки романо-германской группы со включением славянских элементов) и обучает ему небольшую группу аборигенов. Два десятка лет спустя, с возмужанием поколения естественных носителей, европейской общественности объявляется об обнаружении нового языка. Обратите внимание, что бредовость этой идеи доказуема исключительно в области социально-исторического, но никак не собственно лингвистического исследования.



Возвращаясь к Булезу. Возможно, в интересующем Вас смысле кое о чем говорит тот факт, что все статьи, собранные в «Ориентирах», являются скорее аналитическими, чем прескриптивными. Даже исконное и, казалось бы, самоочевидное основоположение, при помощи которого осуществляется классификация отжившего и перспективного в современной музыке, формулируется в аналитической манере, с оглядкой на Баха, - имею в виду постулат внутреннего соотношения и взаимопредопределения морфологии и архитектоники сочинения (в «Воздействии Иоганна Себастьяна Баха»). Не из тех ли этот случай, когда манера разговора проясняет больше, чем его содержание?