Анна Нетребко (сопрано)

[mitka]

значит и Вы из леса, что же вы оспариваете?

Я бредовость не оспариваю, а просто интересно было, что конкретно увидел ник "из леса", которому я отвечал. (Чтобы сравнить со своими впечатлениями от рецензии.)

[До ля]

А Вы тоже из леса?
Я бредовость не оспариваю.

Кто же все-таки из леса? Вы не оспариваете бредовости стиля. Вы просили бредовых утверждений. Вам их представили. Или взаимоисключающие утверждения - это стиль? Но что же тогда существо?

[adriano]

Я бредовость не оспариваю, а просто интересно было, что конкретно увидел ник "из леса", которому я отвечал. (Чтобы сравнить со своими впечатлениями от рецензии.)

"....Но что было на одинаковой высоте в обоих спектаклях – это знаменитая сцена сумасшествия Лючии"
а этот перл подтверждает, что рецензии пишутся не отходя от компьютера, при помощи Гугла и других рецензий))))
сцена сумасшествия не могла быть "на одинаковой высоте" в "обоих" спектаклях, так как во втором спектакле была удалена добрая треть или четверть "сумасшествия", как раз то самое... бельканто (хотя моя преданность лично вам, Анна, остается неизменной )

[Sarastro]

Может имелась в виду артистическая высота, а не количество нот?

[femmina]

Анна в Лючии

Шотландский спектакль "Лючия ди Ламмермур" поставлен на сцене Мариинского театра

Ирина Муравьева
"Российская газета" - Федеральный выпуск №4830 от 20 января 2009 г.
Версия для печати

В полную свою артистическую форму Анна Нетребко еще не вошла. Фото: ИТАР-ТАСС

Главной интригой первой оперной премьеры 226-го сезона Мариинского театра стало возвращение на родную сцену после рождения сына примы-сопрано Анны Нетребко, не выступавшей в Петербурге почти целый год. Прима вышла в коронной сопрановой партии - Лючии ди Ламмермур, со времен премьеры этой оперы в 1835 году считающейся главным шедевром Гаэтано Доницетти. На сцене Мариинки проект "Лючии" приобрел международный размах, поскольку новая постановка практически целиком прибыла в Петербург из Глазго.

На сцену Мариинки из Шотландского оперного театра пригласили не только команду постановщиков - режиссера, получившего признание в Британии и на Бродвее, Джона Дойла и художников - Лиз Эшкрофт и Уэйн Даудсвел, два года назад создавших спектакль "Лючия ди Ламмермур" на сцене оперного театра в Глазго, но и завезли сценографию и полный комплект костюмов из шотландского спектакля (новые платья к премьере в Мариинке сшили только для Анны Нетребко). Очевидно, что для Шотландской оперы, лишь в последние сезоны выровнявшей свою творческую и финансовую ситуацию после пережитого в 2004 году финансового кризиса, когда массовые увольнения персонала и хористов вылились в демонстративный протест труппы на Эдинбургском фестивале, нынешний совместный проект с Мариинкой выглядит фантастическим успехом. И в Глазго, и в Британии сегодня не перестают восхищаться жестом Валерия Гергиева, взявшего шотландский спектакль в репертуар Мариинки, да еще с участием такой мега-звезды, как Нетребко.
Но без этой преамбулы говорить о достоинствах новой "Лючии ди Ламмермур", сменившей прежнюю постановку 2000 года на сцене Мариинского театра, было бы затруднительно. Основной фокус премьеры свелся, конечно, к возвращению на сцену Нетребко и пристрастному интересу поклонников к ее обновившемуся сценическому облику и голосу. Нельзя сказать, что прима Мариинки, давно поющая партию Лючии, кого-то разочаровала. Но очевидно, что в полную свою артистическую форму певица еще не вошла. Также ясно, что эти два премьерных спектакля, которые Нетребко спела в Петербурге, являются для нее "разгоном" к выступлениям в "Лючии" в Метрополитен, где она должна петь уже в феврале. И там ей будет гораздо сложнее, поскольку придется вступить в конкуренцию с интерпретацией Лючии Натали Дессей, певшей премьеру этой постановки на сцене Мет и потрясшей Нью-Йорк своим тонким, нервным темпераментом и совершенными "трюками" в каденциях. Анне Нетребко придется там включить весь свой природный темперамент, поскольку в шотландском спектакле Джона Дойла ее линия выстроена наоборот - в каком-то меланхолическом и даже заторможенном ключе. У ее Лючии сдержанная пластика, статуарно скупые жесты, концентрация на линии бельканто, что, конечно, не противоречит духу оперы, но слишком дистанцирует от трагической сути образа - не только ведь прекрасной Ламмермурской невесты, но и живой юной особы с подвижной нервной системой, которой наяву являются призраки, которая переживает психологическое насилие брата лорда Генриха, сходит с ума и погибает. Ровно и аполлонически красиво провести эту партию невозможно, но Анна Нетребко в новом спектакле именно на этом пути создает несколько отстраненный и холодноватый образ Лючии. Голос же ее, наоборот, обогатился теплыми красками, объемным, мягким, шелковистым звучанием. Чуть более трагичной "прекрасная Лючия" у Нетребко выглядит в своей финальной сцене, когда появляется в ослепительном сиянии в белом платье, сама напоминая призрак и раскручивая медленными движениями "сюжет" своего бреда (Il dolce suono mi colpi di sua voce - "Я услыхала дорогой его голос"), путая брата, убитого мужа лорда Артура и возлюбленного Эдгара, к которому бросилась с кинжалом.
Нельзя не заметить, что структура спектакля Дойла выстроена слишком уж лаконично, если не сказать прямо - сводится к разводке певцов на сцене. Но этой скупостью средств режиссер поневоле выдвигает на первый план солистов, предоставляет им инициативу развернуть драму в вокальном, белькантовом аспекте. И здесь, несмотря на весомое количество хорошо спетых сцен и арий певцами Мариинки - Алексеем Марковым (лорд Генри), Сергеем Семишкуром (сэр Эдгар), Эдуардом Цангой (Раймонд), перекачать статику на сцене в подлинное трагическое действо все-таки не удается. На атмосферу спектакля работает лишь мрачный шотландский пейзаж - с луной, выплывающей из темных рваных туч, далекими холмами и инфернальным светом вечности, и хмурый хор с длинными корявыми палками в руках, которыми плебеи в эпоху Робин Гуда выясняли отношения. Сценический же антураж - унылая лестница и колонны - выглядит просто задником для певцов, так же, как жесткий и не всегда корректный по динамике оркестр под управлением Кери-Линн Уилсон.

http://www.rg.ru/2009/01/20/premiera.html

[menazor]

17 января 2009
Мариинский театр.
Лючия ди Ламмермур.



"кликабильно"

[adriano]

17 января 2009
Мариинский театр.
Лючия ди Ламмермур.



"кликабильно"

До чего все же хорошенькая )))))

[adriano]

поделитесь впечатлениями, пожалуйста, Мenazor

[Monstera]

Могу еще дополнить насчет "бредовости":

Из атрибутов – длинные палки-копья у мужчин.

Принять трехметровые кривые дубины за копья можно было только с... перепугу . В первый момент, увидев их сквозь полупрозрачный занавес, я даже подумала, что это так изображают деревья в парке - но при более резком изображении это не проходит. На мой взгляд, такие палки годятся разве что на плетень (у плохого хозяина) - слишком длинные и, главное, слишком кривые, чтобы служить оружием. Даже было высказано предположение, что действие происходит в деревне . Но даже деревенские житеди массово бродят с кольями из забора только в очень специфических ситуациях . Вряд ли в Шотландии иначе... Хотя, там что-то упоминали про национальный колорит

[femmina]

Metropolitan Opera: A Conversation with Anna Netrebko
By Matt Dobkin
22 Jan 2009

Anna Netrebko Anna Netrebko in Lucia at LA Opera, photo by Robert Millard
After taking a break from opera to give birth to Tiago, her son with bass Erwin Schrott, Anna Netrebko returns to the Met stage Jan. 26 in the title role of Lucia di Lammermoor.


Here, the star soprano tells the Met’s Matt Dobkin about singing after childbirth, about the new cadenza composed especially for her Lucia, and why she doesn’t read her own press.
**
This month marks your return to the stage. How long has it been since you last performed?
My last appearance was at the end of June, and then I stopped completely. What was a big wonder for me was that I didn’t even want to perform. I didn’t open my mouth at all. I just started practicing in November. I thought my voice would be wobbling. But no, no— it was there. I immediately sang the whole role of Lucia! I was curious how my voice would be, because I know of sopranos who have lost their voices after giving birth. But it seems like it was exactly the same as it was before. I started to sing like I had never stopped. The only thing that was different was that I got tired quickly. But that’s normal. Like a sportsman, you need to train the muscles.

This is your first time singing Lucia at the Met. What’s your history with the role?
The first time I heard Lucia I thought, Oh, my God, how can anybody sing that? No way. But later I tried it, and immediately, from the first phrase, it felt so good.

Musicologist Philip Gossett has composed a new cadenza for the mad scene especially for you. How did this idea come about?
When I sang the role in Los Angeles, I realized that everything was very comfortable— but this cadenza scares me. But what you do in the cadenza is up to the soprano— you can sing it without any instrument, you can add notes— whatever you want. The only thing is, it has to be spectacular.

What’s your approach to the character of Lucia?
Lucia can be done in many different ways. The craziness can be different. Lucia can be funny cuckoo, she can be evil cuckoo, she can be sad-and-heartbroken cuckoo. It’s really up to you. And it really depends on the staging. Mary Zimmerman’s production is very beautiful, and there’s a lot of freedom for the singers. I will have great partners, so I think we can create something very special.

Is this your first time performing Lucia opposite Rolando Villazуn?
Yes, but in this opera, I don’t sing very much with the tenor. It’s more about the soprano and the baritone. Mariusz [Kwiecien, who plays Enrico] and I have sung together in many productions, and he’s amazing.

How will you and Mariusz play the relationship of Lucia and her brother?
I’ve been thinking a lot about why she goes crazy so quickly. And I think in the relationship between her and her brother, there has to be something very violent. He has to be violent toward her. I’m not saying he has to be sexually violent, but the hint of it has to be there. He puts her down on her knees too many times. This is why this anger grows inside her, and that’s why she kills. I don’t think it comes suddenly— it has been growing. It’s a breakdown, the nerves, the pain, the suffering. I don’t think she’s crazy from the beginning.

You’re known as both a great singer and a great actress. How important is it to be able to do both?
It’s not only me. This whole generation of singers is like that now. It’s not possible to be old-fashioned and just sing. You have to be able to act, you have to be able to move… That said, I was once at a performance of Lucia at the Vienna Staatsoper, with a wonderful soprano, Edita Gruberova. She doesn’t really act— she’s a singer. And I have to tell you, that was one of the most amazing Lucias I ever saw. She was just standing and singing, and it was incredible. She blew me away with her singing.

Your fame transcends the world of opera. Do you worry that your stardom may overshadow your artistry in people’s minds?
I don’t worry about those kinds of things. There may have been a couple of times I got upset reading, “Oh, it’s better to look at her than to listen to her!” But after a while— whatever. And I’m not on the Internet, I don’t have a computer, so I don’t read many articles about me.

Do you feel differently about your career now that you’re a mother?
I think maybe emotionally I’ll feel differently when I’m singing—that’s something I’ll notice during my performances. I have a lot of responsibility now— a different kind of responsibility. But I hope to sing as well as I did. Or better.
Lucia di Lammermoor returns to the Met Jan. 26 and will enjoy subsequent performances Jan. 29 (8 PM), Feb. 3 (8 PM) and Feb. 7 (1 PM). Joining Netrebko onstage are Rolando Villazуn as Edgardo, Mariusz Kwiecien as Enrico and Ildar Abdrazakov as Raimondo. Marco Armiliato conducts.
For tickets and information, visit The Metropolitan Opera.