Г. Ф. Гендель. Оратория «Мессия».

[femmina]

Культура

Неординарный Гендель
Ораторию Генделя «Мессия» впервые сыграют в Москве на старинных инструментах.

22 февраля в Концертном зале им. Чайковского оркестр Collegium Cartusianum из Кельна и Кельнский камерный хор исполнят ораторию Генделя «Мессия», написанную для хора, солистов и оркестра. За дирижерский пульт в этот вечер встанет руководитель оркестра маэстро Петер Нойманн, запомнившийся меломанам необычной трактовкой «Страстей по Иоанну» И.С. Баха.

Одна из самых известных ораторий Генделя впервые прозвучит в России примерно так, как ее задумывал композитор. Оркестр Collegium Cartusianum, специализирующийся на исполнении старинной музыки, сыграет ее на инструментах эпохи Генделя. В Концертном зале им. Чайковского зазвучат жильные струны, деревянные флейты и гобои и другие не менее экзотические инструменты. А сольные партии исполнят четыре певца, привыкшие петь чисто, строго, не сотрясая воздух ненужными звуковыми вибрациями. Одним словом так, как было принято петь в эпоху Генделя. В основном это британцы: легендарный бас-баритон Питер Харви, работавший с ведущими мировыми дирижерами, меццо-сопрано Хилари Саммерс, не раз участвовавшая в постановках опер и ораторий композитора, и молодой тенор Бенджамин Хьюлетт.
Британское трио украсит норвежское сопрано Марита Сольберг. Концерт наверняка запомнится любителям старинной музыки, сыгранной на таких же старых инструментах. И перенесет их в атмосферу середины XVIII века, времена, когда Гендель сочинил свою ораторию.
Сюжет «Мессии» рассказывает о жизни Иисуса Христа, композитор выбрал для своей оратории тексты из Библии короля Якова - общепринятого в его время среди англоязычных протестантов. Это сочинение впервые прозвучало на Пасху и задумывалось как часть пасхального богослужения, но после смерти Генделя стало традицией исполнять «Мессию» в рождественских концертах.
Организаторы концерта говорят, что Нойманн, на Пасхальном фестивале 2005 года поразивший меломанов неординарным прочтением «Страстей по Иоанну», снова подготовил для слушателей сюрприз.

19.02.2009 / ОЛЬГА РОМАНЦОВА
http://www.gzt.ru/culture/2009/02/19/163552.html

[LaHire]

Пренепременно будем! Спасибо!

[femmina]

Искупление в трех частях
// "Мессия" Генделя в Зале Чайковского

Журнал «Weekend» № 6(102) от 20.02.2009





Петер Нойман Фото: Юрий Мартьянов/Коммерсантъ/Коммерсантъ







1 из 4 Хилари Саммерс Фото: Lebrecht / VOSTOCK Photo



приглашает Сергей Ходнев
Предстоящее исполнение "Мессии" — отклик на большой генделевский юбилей (250 лет со дня смерти), который уже отмечается в текущем сезоне громкими концертными и театральными событиями по всему миру. Казалось бы, все до невозможности понятно и предсказуемо. Дуб — дерево, роза — цветок, Гендель — великий музыкальный гений, оратория "Мессия" — его самое знаменитое произведение. Но в самой знаменитости "Мессии", в ее репутации по отношению к остальному генделевскому творчеству на самом деле есть нечто ироническое.

С одной стороны, мало какому барочному опусу так повезло. Даже "Страсти" Баха, и те все-таки прошли несколько десятилетий безвестности и небрежения, пока их заново не открыли в начале XIX века, и только после этого они стали чуть ли не эмблемой и баховского творчества, и лютеранской духовности. "Мессия" же этой эмблемой (соответственно эмблемой генделевского гения и англиканской духовности) стала если не при жизни композитора, то, во всяком случае, вскоре после его смерти. Из Англии почтение перед этой ораторией распространилось и на Америку, а в XIX веке "Мессию" в немецком переводе радушно приняли и в Германии — реноме Генделя как английского композитора, "Джорджа Фредерика Хэндела, эсквайра", на его родине всегда вызывало еле скрывамую ревность. Ораторию (и отдельные особо популярные ее фрагменты) исполняли и исполняют как огромные сборные хоры в несколько сот человек, так и любительские "певческие общества"; она — неизменный спутник рождественских праздников в англосаксонской традиции. И постепенно дошло до того, что эта музыка — в первую очередь главный хит из "Мессии", ликующий хор "Аллилуйя, ибо воцарился Господь Бог Вседержитель", — стала восприниматься не как шедевр, взывающий к личному восприятию слушателя, а как дежурно-громогласный набор шлягеров. Что-то, может быть, вроде увертюры к "Руслану и Людмиле" Глинки или "1812 года" Чайковского, которыми в наших краях по поводу и без повода любят украшать всякие нарочито праздничные музыкальные события.

На эту же инфляцию, как ни странно, работала и окружающая "Мессию" мифология. Если верить легендам, то писал эту ораторию Гендель не иначе как в состоянии благочестивого экстаза: слуги-де видели, как композитор рыдал от умиления, сочиняя "Аллилуйю", и приговаривал, что ему открылись небеса с ангельскими хорами. Сентиментальность на самом деле "Мессии" тоже не очень-то к лицу; при всей экспрессивности, красноречии и торжественности отдельных номеров, это все-таки довольно строгое, в каком-то смысле даже целомудренное произведение. Светской легкомысленной галантности, которая так часто смущает в церковной музыке того времени, в "Мессии" нет, но и какой-то нарочито-пронзительной одухотворенности тоже — можно сказать, что абсолютную проникновенность этим речитативам, ариям и хорам сообщает скорее внимательное и чуткое исполнение, нежели буква музыкального текста. Текст трехчастной оратории составлен из выразительных, но безличных библейских цитат, он не предполагает наличия действующих лиц даже в таком слегка абстрагированном виде, как в пассионах Баха. (Единственное исключение — слова ангела, возвещающего пастухам о рождении Христа, которые как бы от первого лица поет во второй части сопрано.) Отчасти этот набор цитат восходит к англиканским богослужебным книгам, но в результате у Генделя получилось произведение, которое как-то специально ни к одной христианской конфессии не обращается. Что, в конце концов, неудивительно в случае работавшего в Англии композитора-лютеранина, который в юности сочинял латинскую духовную музыку для римских князей церкви, да и премьера того же "Мессии" 13 апреля 1742 года — так уж вышло — прошла, по существу, в гостях у католиков, в Дублине.

Замысел "Мессии", его, если можно так выразиться, сюжет куда как грандиозен — это ни много ни мало история искупления человечества: от ветхозаветных пророков, предвещавших воплощение Мессии-Христа, до совсем уже внеисторических картин "новой земли и нового неба", когда "времени уже не будет". Желание при исполнении оратории пользоваться как можно более грандиозными исполнительскими силами по-человечески понятно, но завело оно в конце концов явно куда-то не туда. С этой традицией в Европе уже довольно давно соседствует традиция аутентичного исполнения "Мессии" — со скромными, по сегодняшним меркам, составами и оркестра, и хора. У нас знаменитую ораторию, вообще звучащую поразительно редко, так не исполняли, кажется, никогда, хотя без густоты и тяжеловесности месседж генделевского опуса способен стать более острым, более внятным и более воодушевляющим. Восполнять этот пробел в Москву приезжает престижная команда специалистов — уже известный здесь оркестр Collegium Cartesianum под управлением Петера Ноймана и Кельнский камерный хор. А среди солистов-певцов можно с удовлетворением заметить имена знаменитостей первого ранга — контральто Хилари Саммерс, звезды равно барочной оперы и современной музыки (для ее феноменального голоса, к примеру, регулярно пишет Майкл Найман) и баритона Питера Харви.

Концертный зал им. П. Чайковского, 22 февраля, 19.00

[femmina]

Обаятельный "Мессия"
// Оратория Генделя в зале Чайковского

Газета «Коммерсантъ» № 34(4089) от 26.02.2009

1 из 5 Импульсивность дирижера Петера Ноймана и статичность тенора Бенджамина Хьюлетта составили гармоническое единство

Фото: Григорий Собченко/Коммерсантъ/Коммерсантъ

Премьера музыка
В московском зале Чайковского исполнили "Мессию" Георга Фридриха Генделя. Знаменитая оратория впервые в российской истории ее исполнения прозвучала по стандартам аутентичной традиции: над этим потрудились четверка заграничных певцов, Кельнский камерный хор и оркестр старинных инструментов Collegium Cartusianum под управлением дирижера Петера Ноймана. Результат, как показалось СЕРГЕЮ Ъ-ХОДНЕВУ, вышел поучительной удачей.

Авторитетный специалист по барочному ораториальному репертуару — Петер Нойман уже приезжал в Москву вместе со своим Collegium Cartusianum и Кельнским камерным хором исполнять "Страсти по Иоанну" Баха. По сравнению с теми "Страстями", включенными в программу одного из прошлых Пасхальных фестивалей, теперешний "Мессия" мог в итоге показаться исполненным более воодушевленно. Вплоть до совсем уж внешних моментов: Петер Нойман помогал себе дирижировать родом экстатической пляски на подиуме.

Если всерьез, то "Мессия" — одно из центральных произведений европейского XVIII века и одна из самых цельных и сильных вещей у Генделя, 250-летие со дня смерти которого отмечается в этом году. Нашей же филармонической публике оно едва знакомо, его исполняют (особенно по сравнению хотя бы с баховскими пассионами) в столичных залах смехотворно редко. Теперь мы наконец-то получили "Мессию" тщательной и солидной европейской выделки, но приятен не только сам этот факт. Признаться, перед концертом думалось о том, что, учитывая слабое знакомство публики с аутентичным Генделем вообще, можно было бы пойти на какой-нибудь не очень стыдный компромисс. Например, исполнить ораторию в аранжировке Моцарта, уважительно, но довольно ярко "раскрасившего" в свое время генделевскую партитуру — по меркам моцартовского времени суховатую.

Но оказалось, что никакие компромиссы и не нужны, что, напротив, именно при бескомпромиссности грандиозный генделевский опус может прирасти массой смыслов, образов и оттенков — от ликования до медитативной сосредоточенности, от громогласной скорби до скромного, очень частного по интонации прочтения библейской буквы. И при том не превратиться в тяжеловесно поворачивающийся калейдоскоп с произвольно мелькающими картинками благочестивых "аффектов". Оказалось, что даже в масштабе зала Чайковского камерная команда старинных инструментов может звучать по-симфонически богато и красноречиво. Осмотрительные темпы Петера Ноймана казались почти что идеальными: вот разве что в первой части увертюры оркестр "побежал", хотя это с аутентичными трактовками оратории Генделя случается, во-первых, уж явно не впервой, а, во-вторых, скрипки с гобоями все-таки умудрились и здесь добавить чуточку украшений. К орнаментации и инструменталисты, и в особенности певцы прибегали вообще довольно уверенно, но всегда по делу. Даже над второстепенными на первый взгляд в смысле их музыкальной значимости фрагментами (скромно подводящие к ариям речитативы, средние части трехчастных арий, где подчас голос звучит с аккомпанементом одних только инструментов continuo) дирижер, солисты и инструменталисты колдовали, аккуратно подчеркивая каждую интонацию, но не теряя при этом взятого разбега. Каждую их трех частей оратории отыграли буквально на одном дыхании, так рассчитав все до движений хора и солистов, чтобы между номерами не возникало никакого зазора, никакой возможности рассредоточиться.

С певцами исполнению особенно повезло: такой состав украсил бы самую образцово-показательную запись "Мессии". Двое из солистов были достаточно знамениты для того, чтобы на предъявленную маэстрию можно было рассчитывать и заранее,— это баритон Питер Харви с не очень большим, но импозантным голосом и безукоризненной по стилю манерой и Хилари Саммерс, чей экстремально густой альт оказался на удивление подвижным и приспособленным к малейшим нюансам партии. Остальные двое оказались приятным открытием — норвежка Марита Сольберг со звучным и свежим серебристым сопрано и тенор Бенджамин Хьюлетт, запомнившийся красивым "британским" тембром, внимательной артикуляцией и отменной филировкой звука. Что главное, всем четверым (как и остальным участникам концерта), кажется, удалось точно передать самое удивительное и самое притягательное в "Мессии" — умение композитора говорить о самых выспренних вещах, пользуясь для этого всем, чем можно, от труб с литаврами до цитат из своих юношеских любовных дуэтов, но оставаясь при этом не грохочущим с кафедры проповедником, а живым, человечным и обаятельным собеседником.

[AlexAt]

Пренепременно будем! Спасибо!

ну, и как оно?

[Повеса]

ну, и как оно?

В самом деле, Миша, отписал бы! А то Фемина, конечно, хорошо пишет, но ведь почти всегда "под фонограмму", как София Ротару...

[LaHire]

1. зал выбран неудачно, но другая подходящая аудитория безусловно не вместила бы всех алчущих услышать "неинтересную" музыку ;
2. солисты so so , за исключением баритона, которого минусую: в первой арии товарищ просто бросал петь длинные ноты, на которые ему не хватало дыхания...все колоратуры были исполнены трясущейся нижней челюстью ; ахтунг
3. прекрасный ансамбль скрипок!
4. чудесный дирижер - ангел

[Sasha.E.Zhur]

Да, правда! Как Вам Хиллари Саммерс в "живом" виде? Есть у меня мно-о-го записей Мадам (или мадемуазель...или и то, и другое) и она произвела на меня очень хорошее впечатление именно как генделевская певица!

[femmina]

Кельнские музыканты привезли в Москву «Мессию» Генделя
опубликовано 25 фев ‘09 17:00
текст: Елена Черемных/Infox.ru
фото: Григорий Собченко/Коммерсантъ


У Кельнского камерного хора и оркестра Collegium Cartusianum под руководством Петера Нойманна при исполнении «Мессии» достало такта и мастерства, чтобы поразить московскую публику не масштабами великой оратории Генделя, а открытостью ее смыслов. Концерт состоялся в зале им. Чайковского.

Приобщаться к распространенной на западе традиции аутентичного барокко в Москве до сих пор приходилось либо благодаря звездным певцам, либо дирижерам-энтузиастам. Теперь для этой цели появился новый филармонический абонемент «Великие оратории». Оратории прикреплены к круглым биографическим датам их создателей, что придает абонементу дополнительную обоснованность. 9 апреля к 200−летию Феликса Мендельсона прозвучит оратория «Павел». Открывшая цикл оратория «Мессия» была приурочена к 250−летию смерти Георга Фридриха Генделя.
Резонанс, который вызвали приглашенные в Москву кельнские Камерный хор и оркестр Collegium Cartusianum в сопровождении международного квартета солистов, был предсказуем. Но резонанс оказался особенным. Ничего хрестоматийного, кроме знаменитого хора «Аллилуйя» (после него часть публики покинула зал Чайковского в убеждении, что дослушала всю ораторию, а не вторую из трех ее частей), этот «Мессия» не содержал. Зато отличился разливом душевной радости и редким качеством ее музыкального осуществления.


Без музейного лоска
Налет музейного лоска при исполнении старых авторов в соответствующей манере на соответствующих инструментах – обычно такая же неизбежность, как и акцент на величии исполняемой музыки. Мысль, что генделевскому «Мессии» ничто человеческое не чуждо — почти крамола. Но именно эта мысль приходила в голову, когда дивное и немыслимо сочное сопрано Мариты Сольберг сообщало: «А я знаю. Искупитель мой жив!». Или когда изысканный бас-баритон Питера Харви вопрошал: «Зачем мятутся народы и племена замышляют тщетное?». А стильный тенор Бенжамина Хьюлетта прямо-таки рисовал голосом, как «кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими». Такой убедительности наблюдать, пожалуй, еще не доводилось.
У кельнцев под руководством Петера Нойманна достало такта и мастерства поразить не музейными барочными эффектами, ими сейчас никого и не удивишь, а сбалансированностью музыкальных смыслов и евангельских. Даже какой-то их естественностью для современного слуха. В наших широтах это бывает на часто. Другое дело в Британии, где «Мессия» — обязательный атрибут рождественских празднеств наподобие «Щелкунчика» Чайковского здесь или «Рождественской оратории» Баха в Германии. Слушая кельнцев, радостнее всего было сознавать, что время – не помеха этой музыке с ее запасом музыкальных красот и удивительной душевной открытостью.


Оратория в подарок
«Мессию» Гендель сочинял по заказу для дублинских приюта и госпиталя в 1741 году. Со стороны композитора благотворительная миссия не ограничивалась вложением собственных (и немалых) средств в премьеру оратории: все авторские права на нее Гендель завещал приюту, обитатели которого поколение за поколением воспитывались на этой музыке.
Сегодня трудно поверить, что первое лондонское исполнение оратории в 1743 году навлекло на Генделя недовольство публики, рассерженной звучанием евангельских текстов в концертной обстановке. Зато охотно верится, что сама музыка полюбилась настолько, что еще при жизни композитора «Мессия» исполнялся порядка 69 раз.
На московском концерте оратория прозвучала так, что каждый в зале почувствовал эту музыку не просто как заново написанную, а еще и как преподнесенную ему лично в качестве подарка непонятно за какие заслуги.
http://www.infox.ru/afisha/music/200...5/handel.phtml

[Лель]

привыкшие петь чисто, строго, не сотрясая воздух ненужными звуковыми вибрациями. Одним словом так, как было принято петь в эпоху Генделя.

Ведущий и паразитирующий бред современных аутентистов. Такое впечатление, что они у бабушки на черадаке нашли записи 18 века, внимательно их изучили и постановили.
И никто из них не попробовал сначала тыковку почесать и сделать вывод, что техника пения колоратур как раз-таки воспитывает настоящее красивое исполнительское вибрато за счёт освобождения гортани. Может Средневековье и Ренессанс под безвибратность и подпадают, но никак ни пышное, блестящее, аристократическое барокко.
И потом, если бы например произошёл переход от прямого звука к вибратному, например на рубеже 18 и 19 веков, то это бы обязательно отразилось в вокально-методической литературе тех времён, как, например, отказ теноров от применения фальцета с 30-х г.г. 19 века. А ну ка покопайтесь. Не нашли?
Извините за офф-топ. Наболело.