Цитата:
Сообщение от
слушатель-любитель
Я полагаю, что главная причина консервативности классики в отношении новых "звуковых благ" заключается в том, что непонятно как описать их в партитуре.
что для включения новых возможностей в "арсенал" классики для начала требуется некая их стандартизация.
В связи с последним замечанием рискну еще раз напомнить цитату из Шенберга от regards, которую я уже приводил выше:
Цитата:
Сообщение от regards
Ещё Шёнберг хорошо сформулировал примерно так, что чем больше формальных ограничений, тем больше разгорается воображение мастера. Этот дуализм - основа любой "творческой" деятельности в любой области, а не только в музыке. Не понимать это - можно, но строить на своём непонимании упрёки - нельзя.
На самом-то деле сегодня уже понятно как описать в партитуре электронные тембры - и этот путь нам указал никто иной как Штокхаузен в своих электронных этюдах. Дело в том, что можно задать частоты гармоник, которые должны образовывать тембр абстрактного инструмента, поэтому его тембр можно описать предельно точно, можно даже сказать, идеально точно.
Электронный "опус" Штокхаузена не представляет ни малейшего интереса как "музыка" (и уже тем боее как "классика") , но автор дал идею идеальной партитуры, в которой в качестве параметра был бы указан тембр.
Так что дело не в этом.
Вопрос - ЗАЧЕМ ? Зачем нам эти тембры ? Этот вопрос до сих пор висит в воздухе, и я тоже не знаю ответа на него.
Гораздо более существенной причиной неиспользования электронных инструментов в рамках классики является добровольное ограничение композиторами своих возможностей пределами "классических", в рамках которых "наработан" уже громадный исторический музыкальный материал.
Чтобы пояснить эту мысль, я вынужден буду опять погрузиться очень глубоко в эту проблему и дописать "реферат" (о завершении классической эпохи и о недополняемой и неразъёмной целостности классической парадигмы), о желательности которого вы упоминали
Кроме перечисленных мною внешних проблем, вызванных невостребованностью современной цивилизацией, причинами потери классикой актуальности стали также её собственные внутренние особенности, часть из которых я уже перечислил.
Классика завершила своё развитие и замкнулась в кругу своих целей и своих средств, идеально соответствующих этим целям.
Что и КТО меня натолнул на такие "предзакатные" мысли ?
Вы не поверите: исполнители, а вовсе не композиторы.
20-й век – век "подведения итогов" развития цивилизации на протяжении предыдущих столетий во всех областях, не только в искусстве, но и в науке, а также век "ревизии" былых достижений. Век осознания того факта, что мы находимся в некоем "потоке" познания и что у нас в прошлом встречались "рубежи", на которых подводились итоги, предыдущее осознавалось как "классика", парадигма которой исчерпана, после чего закладывались новые постулаты для дальнейшего развития. Не миновала этой процедуры и музыкальная "классика".
Следует осознать особенное значение произошедшего в 20-м веке. Обычно, когда говорят о всевозможных кризисах, то сначала пугают друг друга разными "страшилками", а потом "утешаются" тем, что, мол, "всегда так было" и наша эпоха якобы тоже не исключение: "старики" ноют и пугают, а молодёжь веселится и радостно смотрит в будущее, и дальше тоже всё будет, "как всегда".
Если бы !
Обстановка принципиально изменилась и мы должны это осознать. Если воспользоваться затёртыми штампами, то развившись из стадии "культуры" до стадии "цивилизации", мы переходим теперь к фазе "информационного общества". Когда Шпенглер предрекал "закат Европы", то ясного представления об этой фазе у него не было и быть не могло, т.к. ни одна из цивилизаций прошлого не достигала стадии "информосферы", поэтому приводимые им аналогии и параллели НЕ СРАБАТЫВАЮТ. Мы (человечество) сумели выскочить из стадии "цивилизации", избежав крушения этой самой цивилизации, как то всегда происходило в прошлом и как об этом справедливо писал Шпенглер. Я вовсе не предрекаю никаких "закатов" общества в целом (и уж тем более не страдаю суицидальными комплексами

), а говорю всего лишь о банальной смене интеллектуальных приоритетов при переходе в фазу информосферы, жертвой которой становится (в том числе) музыкальная "классика" (и не она одна).
Заметно (и особенно отчётливо это сказалось в аудиозаписях второй половины 20-го века) стремление исполнителей "подвести итоги", "разобраться" окончательно и бесповоротно со многими классическими произведениями, "час которых давно пробил".
Мне кажется, что первую действительно мощную "закрывающую" волну принёс Шнабель своим "интегралом" из 32-х сонат Бетховена. Так, волею судеб, лидером этого движения стал пианист.
Конечно и раньше появлялись исполнители-энциклопедисты, стоит вспомнить хотя бы "исторические концерты" Ант.Рубинштейна, но никогда их живое интонирование не становилось объектом столь тщательной фиксации, какую обеспечивает аудиозапись, и никогда оно не становилось "нетленным".
Интеграл Шнабеля – это был шок. Трудно себе представить сегодня, какой это был "удар по идеалам" !
Не какая-нибудь отдельно взятая "вещица" или "ария из оперы" была записана, а громадный цикл, характеризующий музыкальный микрокосм Бетховена не хуже, чем 48 прелюдий и фуг характеризуют Баха.
Историческое величие Шнабеля состоит не в том, КАК и что он играл, а в том, что он осознал как нечто реальное приход времени "подведения итогов" и грандиозность новых технологий, позволяющих зафиксировать не абстрактные "ноты", а практику живого интонирования, увековечив её.
Это была "революция в сознании". Гений Шнабеля состоял не в том, что он хорошо (или плохо – уж кому как покажется) играл Бетховена, а в том, что он намекнул на возможность ОХВАТА его целиком как целостного явления, на возможность "прихлопнуть" своим исполнением проблему интерпретации Бетховена.
Удалось это ему или нет – другой вопрос, но важен сам "замах" ! Шнабель замахнулся "на святое" – на священную корову, на "вечно живого" Бетховена, который, подобно "вечно живому Ильичу", считался чем-то "неисчерпаемым", имеющим ценность только в процессе сиюминутного интонирования.
А он сел – да и зафиксировал свой результат изучения Бетховена в аудиозаписи !
Кощунство, да и только !
Именно ТАК это и было воспринято в те времена. Особенно злобствовали музыканты. Шнабеля принялись костить за корявую игру, за "просчёты" в интерпретации, за "отсутствие чувств", в конце концов за саму идею фиксации всех сонат Бетховена. Ему говорили, что Бетховен "вечен" и его нельзя так вот "скопом" исполнять и записывать, потому что это "самоцель", что это "не творчество, а механизация" и т.п.
Но джинн уже вылетел из бутылки.
Эпоха подведения музыкальных итогов стартовала.
Идея была подхвачена и её было необходимо "расшИрить и углУбить".
В смысле следования "завету" Шнабеля его эстафета "подведения итогов" была подхвачена прежде всего пианистами. У нас в стране настоящим фанатом идеи "завершающих исполнений" стал Рихтер.
Он внёс свой "вклад" в идею Шнабеля, дополнив её соображением о "предельно совершенном" исполнении, которое заключалось не столько во внешне-техническом совершенстве, сколько в попытке проникнуться идеологией композитора и эпохи, его породившей, и выдать такое исполнение, которое "подытожило" бы интуитивные поиски предшествующих поколений интерпретаторов классики, озарив их светом холодного разума - интеллектуального подхода.
Рихтер с самого начала своей исполнительской карьеры наметил "список" произведений, к идеальному воплощению которых, как ему казалось, он мог бы приблизиться, а может, и достигнуть его. Т.е. Рихтер считал "интегралом" ВЕСЬ пианистический репертуар в лучших его образцах, а не полное собрание сочинений какого-то отдельного автора, что, впрочем, не меняет сути дела, но меняет масштаб происходящего.
И он принялся "захлопывать" одно произведение за другим при всеобщем возмущении коллег по цеху и к полнейшему восторгу публики

Тем более, что обвинить его, как Шнабеля, в недостатках пианизма никак нельзя было, а уж тем более нельзя было к нему придраться с точки зрения историчности подхода к произведению. В ЭТОМ он не бит и по сей день. Он не только "чувствовал", он ЗНАЛ ! Он не только ЗНАЛ, но он ВОПЛОЩАЛ.
Его пример устремления к совершенству заражал и других музыкантов, заворожённых самой возможностью, пускай даже (для них) нереализуемой, "поставить последнюю точку" в исполнительской истории того или иного произведения.
Именно на примере его исполнительства я отчётливо понял: с бесконечным пережёвыванием классики пора кончать. Надо слушать только то, чего не знаешь, что ещё не получило достойного воплощения.
Но на этом пути я как раз убедился, что почти все "алмазы" давно уже извлечены из "музыкальной руды" массива классики, что остались в ней "ненайденными" только "драгоценности" второго плана, а почти всё истинно великое, без чего нельзя представить себе классику, т.е. то, что, собственно, и определяет её значение, уже давно актуализировано и более менее достойно воплощено. А уж что НЕ воплощено – извините. Поезд ушёл и надо либо догонять, либо бросить эту затею, оставив тексты для интеллектуального разбора.
Но это не всё: Рихтер является олицетворением одного архиважного направления.
Я должен пояснить.
Мартынов, рассуждая в своей книге "Конец времени композиторов" (религиозный пафос которой, впрочем, я не разделяю и считаю искусственно притянутым, как и само центральное утверждение, что вся "классика" вышла из-под церковных сводов – а как же фольклор, сразу хочется спросить ? который существовал независимо от религиозной музыки и стал важнейшим источником и элементом классики) о "композиторском" и "традиционном" творчестве затрагивает интересный момент, а именно: он утверждает, что композиторское творчество всегда принципиально "революционно", устремлено к новизне, к порождению новых элементов и приёмов (без чего немыслимо), а традиционное творчество, как следует из его названия, основано на бесконечном варьировании заранее заданных элементов на базе заданных приёмов. Т.е. утверждается, что композитор – революционер, а традиционалист – консерватор. Композитор смело врывается в музыкальный поток, существовавший ДО него, и , с одной стороны, опирается на его достижения, а с другой - противостоит ему своими идеями и имеет шанс и желание остаться в истории именно благодаря относительной новизне своего творчества, а традиционалист осторожно входит в музыкальный поток, как бы "приобщается" к нему, и НЕ провостоит ему и НЕ желает чем-то выделиться и "остаться в истории", действуя целиком в рамках принятой устоявшейся парадигмы, занимаясь бесконечным варьированием имеющегося.
В констатирующей части Мартынов, несомненно, прав, но он не довёл свою мысль до логического завершения.
Дело в том, что "традиционные" ценности ТОЖЕ когда-то должны были быть созданы и когда-то были новацией, даже если следы и имена их авторов утеряны. Но ведь кто-то должен был создать ту парадигму, в рамках которой мыслит самоотверженный традиционалист !
Почему бы накопление массива композиторской музыки, т.е. "классики", не считать фазой накопления такого багажа, на базе которого далее могло бы осуществляться бесконечное варьирование его элементов ? Неужели только потому, что они имеют "авторство" ? (другое дело, захотят ли композиторы в массе своей быть традиционалистами в рамках классических потоков, но это уже совершенно другой вопрос).
Мартынов даже не рассматривает эту идею, целиком находясь в плену собственной иллюзии о "перманентной революционности" классики и не желая констатировать, что она (классика) перешла в фазу "традиционности".
Завершённость истории "классики", подтверждаемая в современной композиторской практике фактом "разъятия" её на элементы и бесконечного комбинирования этих элементов, позволяет отныне относиться к ней (классике) как к устоявшемуся "музыкальному потоку", подобного тому, в рамках которого творят традиционалисты, только средства классики гораздо более изощрённы и интеллектуализированы. Т.е. сегодня "классика" – это такой же "поток", каким себя ощущал всегда традиционализм, и в этот поток тоже нужно входить осторожно, ибо в нём имеется множество обособленных (хотя и соприкасающихся и пересекающихся) течений, характеризующихся своими особыми параметрами. И эту "особость" внутриклассических течений необходимо чётко осознавать.
Вот почему в контексте завершённости истории развития классики я заговорил о Рихтере ! Великий Рихтер ИМЕННО И ОЩУЩАЛ КЛАССИКУ КАК "ПОТОК", В КОТОРОМ ОН, РИХТЕР, НЕ ИМЕЕТ ПРАВА ГОЛОСА, А ТОЛЬКО ЛИШЬ ИМЕЕТ ПРАВО ВОЙТИ В НЕГО И ПРЕБЫВАТЬ В НЁМ, НЕ ЗАМУСОРИВАЯ ЕГО СВОИМИ СОБСТВЕННЫМИ ИДЕЯМИ. Т.е. Рихтер ощущал себя традиционалистом, а не новатором ! И это слышно в его игре – "классической" в высочайшем смысле этого слова. Именно В ЭТОМ САМООТРЕЧЕНИИ (и в желании "знать", а не "догадываться"), из которого следовали все особенности его искусства, заключается его непреходящее величие. Об этом прекрасно сказал Цыпин: ""неявность" Рихтера-исполнителя" – та характерная. неповторимая особенность его исполнительской манеры, благодаря которой у слушателей возникает чувство, будто они напрямую, лицом к лицу, встречаются с авторами исполняемых произведений – без какого-либо толкователя и посредника. И это производит впечатление столь же сильное, сколь и необычное. Сравниться со Святославом Теофиловичем тут не в силах никто ..."
Сама мысль об отношении к классике как к состоявшейся и завершившей своё развитие парадигме, которую, несомненно, исповедовал и Рихтер, встречала (и даже сегодня встречает) бешеное сопротивление интерпретаторов - апологетов самовыражения через классику.
Сами понимаете, что интерпретаторы, стремящиеся самовыразиться в рамках классической парадигмы и выявить через неё собственное уникальное "Я" и нагружающие классику идеями, которых в ней нет и никогда не было, не могли (и не могут) никоим образом примириться с существованием Рихтера и ненавидели (и ненавидят) его всеми фибрами своей души.
Дело тут даже не в зависти к славе Рихтера, а в непонимании его устремлений.
Например, Софроницкий возмущался, когда не ощущал в рихтеровской интерпретации исполнителя, т.е. самого Рихтера, "что он за человек" и т.д. Впрочем, СЕГОДНЯ, с высоты нашего понимания классики как завершившей своё развитие парадигмы, мы должны воспринять эти слова как невольный комплимент Рихтеру

Если вспомнить, что сам Софроницкий является типичным представителем клана сторонников "самовыражения через искусство", причём, романтической (т.е. самой радикально-субъективной) его ветви (к которой принадлежали и Горовиц, и Гофман), то становится предельно ясной суть его претензий к Рихтеру – Софроницкий, как человек старомодный, пребывающий в грёзах романтического исполнительства, неспособен был осознать классику (в том числе романтику) как завершённую парадигму (для него такое представление было бы чем-то несусветным), да и просто не верил в подобное (или не хотел верить), по-прежнему полагая, что она остаётся "вечно живой" и ему "всё дозволено" в плане самовыражения только потому, что он её преданный поклонник. Т.е. Софроницкий "скромно" оставлял за собой ПРАВО вклиниваться в музыкальный поток и переделывать его "под себя", причём, искренне полагал, что сам поток этого ЖАЖДЕТ и именно для этого и был создан. Возможно в пору формирования романтического потока, когда его "лава" ещё была горячей и из неё можно было "выплавлять" нечто тогда ещё "современное", это и было справедливо, но сегодня, когда романтическое композиторство и даже исполнительство волею судеб приобрело ностальгический оттенок "воспоминания о былом прекрасном", игра интерпретатора по необходимости должна соответствовать более строгим критериям историчности, дабы не вносить в исполняемое хаос и произвол, вовсе не свойственные даже романтизму (что прекрасно понимали такие прирождённые романтики, как Артур Рубинштейн и Яков Флиер). С этой точки зрения вечно дебатировавшийся рихтеровский Шопен выглядит сегодня предельно совершенным и стильным в сравнении с неряшливым воплощением многих современников Рихтера, когда-то признававшихся "шопенистами". Выяснилось, что он гораздо адекватнее, чем они, понимал его "душу", а не только лишь в совершенстве воплощал его "букву". "Большое видится на расстоянии" – уже сегодня мы видим, насколько точнее ухватил Рихтер в Шопене то "идеальное", что в нём имеется, в противовес тому "небрежно-случайному", псевдоимпровизационному (а по сути неряшливому), что вносилось в исполнение Шопена пианистами в духе старой школы и что казалось (когда-то) неотъемлемым от фортепианного стиля Шопена, а на деле было лишь наносным, поверхностным, своевольным.
Не говоря уже о невнятности исполнительской интонации и недостатках исполнительской техники, именно с точки зрения стилевого соответствия исполняемым произведениям записи многих пианистов старой школы оказались под сомнением (и не только в Шопене). Игра Рихтера - ИМЕННО потому, что он "любил не себя в искусстве, а искусство в себе", фанатично преследовал цель погружения в музыкальный "поток", хотел быть "зеркалом" композитора ("отражающим" замысел), а не соавтором его (искажающим замысел) - оказалась и более стилистически достоверной и более жизненной, т.к. сама стала высочайшим выражением и олицетворением того музыкального потока, проводником (а не творцом) которого ощущал себя Рихтер. Рихтер оказался провидцем, пророком, провозвестником будущего, "идеалистом" в высочайшем смысле этого слова, стремившимся к недостижимому и достигшим весьма многого, а все его "критики" – музыканты "прекрасного прошлого", оставшиеся в плену представлений конкретной эпохи –оказались рабами своего исторического времени, в рамках которого выросли как музыканты.
Рихтер является также олицетворением идеи о синкретическом единстве "выражаемого и исчисляемого" в музыке. Тот же Цыпин пишет: "Не традиционный синтез горячего чувства и трезвой, уравновешенной мысли, как это часто встречалось в прошлом, а, напротив, единение пламенной, добела раскаленной художественной мысли с умными, содержательными чувствами. («Чувство интеллектуализировано, а мысль накаляется до такой степени, что становится острым переживанием» ",— эти слова Л. Мазеля, определяющие одну из важных сторон современного мироощущения в музыке, кажутся порой сказанными прямо о Рихтере)."
"Добела раскалённая мысль" - буквально бросает в дрожь, до того это метко сказано. На примере Рихтера Цыпин выразил то, что я утверждаю применительно к отношению будущих поколений ко всей классике в целом. Единственное, чем я его возьмусь дополнить с высоты сегодняшнего понимания, так это констатацией непривязанности этого мироощущения именно к 20-му веку. Да, оно БЫЛО свойственно 20-му веку, но оно не останется навсегда в 20-м веке как нечто свойственное ТОЛЬКО 20-му веку. Вовсе нет. 20-й век – век итогов. Теперь "добела раскалённая мысль" – перманентное состояние нашей цивилизации, переходящей в фазу информационного общества, и другим оно быть попросту не сможет, иначе цивилизация погибнет. Останемся ли мы достойны собственных достижений, самих себя и своего дара "мыслить" – вот вопрос.
Чтобы как-то логически последовательно завершить разговор о Бахе, как мастере и искусства "выражения", и искусства "исчисления", скажу, что он сам - его творчество по отношению к предшествующему наследию - в миниатюре повторяют взаимоотношения всего объёма классики, накопленного примерно к середине 20 века, с сегодняшними композиторами (я не имею ввиду масштаб дарования). Т.е. Бах с несомненным интересом вступал в современный ему "музыкальный поток" и творил в рамках его парадигмы – потому и творческое наследие его так обильно, что он овладел технологией комбинирования элементов, не утруждая себя постоянными поисками самодовлеющей новизны. Он с удовольствием изучал творчество других композиторов и композиторских школ, овладевал их технологиями и потом творил вполне в их стиле и даже более стильно, чем они сами, ибо умел гениально обобщить свойства чужих стилей. Вероятно он был бы величайшим "традиционалистом", если бы только не осознавал возможности развития имеющегося наследия, а потому он стал не только исследователем, но и новатором, т.е. вложил свою лепту в копилку "традиционных элементов и правил".
Если вернуться к судьбе классического музыкального наследия, то важно отметить, что была бы желательна работа по "озвучиванию" громадных залежей "второго плана" классического массива, чтобы сделать его доступным для непосредственного прослушивания (на реальных или виртуальных инструментах) и тогда "классика" будет всесторонне "охвачена" и "великий почин" Шнабеля получит достойное завершение. Тогда "Великий интеграл" классики был бы "взят" окончательно и бесповоротно, а мелкие заботы по поводу уточнения каких-то деталей интерпретации на фоне завершения истории классической музыки сделались бы никому не нужной вознёй.
Несколько ранее я находился в заблуждении, полагая, что пока не будет достойно и предельно исторично воплощено исполнительски всё, на сегодняшний день созданное композиторами в рамках всех направлений классической парадигмы, до тех пор исполнители не успокоятся и классика будет "жива" и актуальна. Должен честно признаться, что, во-первых, я переоценивал "рвение" интерпретаторов, которые, как выяснилось, вовсе не торопятся воплощать "второстепенное" и дорабатывать и шлифовать в деталях "главное", во-вторых, я переоценивал их интеллектуальные способности, предполагая, что их подход будет более интеллектуализированным и историчным, а оказалось, что им всем, в массе, присуща безалаберность и невнимание к тонкостям, неумение слышать ошибки предшественников и неспособность учиться на них, а также полнейшая очарованность собственной персоной, и в-третьих, "второстепенное" вовсе не интересует не только интерпретаторов, но и, судя по всему, вообще никого, кроме музыковедов-буквоедов.
Да, как теперь я вижу совершенно отчётливо, что-то мы не успеем додумать, что-то не успеет получить своё воплощение, кто-то что-то не доделает, кто-то кого-то в чём-то не успеет убедить в рамках уходящей парадигмы, но ........
Как говорится, "кассу сняли, магазин закрыт".
Социальные закладки