Василий Герелло

[mihail]

Замечательный баритон Мариинского театра Василий Герелло.
Побывать на его выступлениях как на оперных спектаклях, так и на сольных концертах, можно посоветовать каждому.
Необыкновенный заряд оптимизма, чувство неподдельной любви к слушателю и высочайший профессионализм - всегда неотъемлемые спутники одного из самых успешных певцов МТ.
Об этом можно прочесть и в интервью В.Герелло газете Утро Петербурга:

Счастьем делюсь с другими
Владимир Дмитриев
Вернувшись в Петербург после сумасшедшего по напряжению семимесячного гастрольного турнепо Европе и Америке, Василий Герелло дал сольный концерт в Мариинском театре.

Бьющему через край энтузиазму, неиссякающей творческой неистовости, неукротимой жажде познания жизни и ироничному оптимизму, наконец, просто непостижимому человеческому обаянию этого артиста можно только по-доброму позавидовать. Вернувшись в Петербург после сумасшедшего по напряжению семимесячного гастрольного турне по Европе и Америке, Василий Герелло, баритон, взошедший на мировой вокальный Олимп, в первый же день приступил к репетициям своего сольного концерта в Мариинском театре. Выступления, на котором творилось нечто невероятное — полный аншлаг, публика, пришедшая послушать любимого певца, что называется, «висела на люстрах», а лишний билетик спрашивали уже на дальних подходах к театру. Нашему корреспонденту удалось встретиться с народным артистом России Василием Герелло. Сегодня он — гость нашей редакции.

— Василий, в конце прошлого года вам было присвоено звание народного артиста РФ. Что вы ощущали при этом?

— Это были всего лишь три приятные минуты, когда Путин вручал мне регалии. А петь надо всегда. Вот я и иду вперед. Для меня звание — это не значит, что надо остановиться. Наоборот, я до сих пор учусь. Что касается уровня, я не могу сам себя оценивать. На это есть педагоги и коллеги, которые меня направляют. За предыдущий год я спел сложнейшие, труднейшие партии в «Макбете», «Силе судьбы», «Бале-маскараде», «Доне Карлосе». Это и весь вердиевский репертуар, который я тащу на себе, и камерные произведения, и романсы — классические и городские. Наконец, сольные концерты, которые я исполняю с фортепиано и с оркестрами — симфоническим и народным. Такова моя профессия, таково мое служение музыке.

— Вы же не сразу подошли к этому? Как вы поняли, что готовы исполнять такой архисложный репертуар?

— Действительно, бывает, молодые певцы «ломаются», погибают на этих партиях. Звучит заманчиво — «Макбет», «Риголетто». Музыка красивая, а возраст еще не тот: не созрел организм, чтобы брать такие «рекорды». Как спортсмен непрерывно тренируется, так и вокалист должен постоянно развивать голосовые связки. Причем делать это правильно. Можно в 20–25 лет спеть Макбета, но потом и маму не выговоришь. Начинать надо с Моцарта, с музыки бельканто. А потом и за Верди браться. Поэтому я благодарен моим педагогам, которые мне в этом плане подсказывали. В первую очередь — Нине Александровне Серваль. Именно она сделала из меня певца и человека. Да и сам я постоянно ощущал и ощущаю, на что способен в тот или иной период времени. Мазепу я до сих пор не хочу петь. Вагнера еще лет десять не буду исполнять. Потому что это оказало бы чудовищное давление на мой голосовой аппарат, и так испытывающий постоянные перегрузки.

— В начале девяностых, только-только закончив Консерваторию, вы получили ведущие партии в Мариинском, тогда еще Кировском, театре и параллельно стали участвовать в самых громких постановках за границей. Такое далеко не каждому молодому певцу удается. Как это у вас получилось?

— Я очень хотел петь. Еще раньше, без хвастовства, когда я из провинции приехал поступать в Консерваторию, то на приемной комиссии показал программу, какую другие и на выпускных экзаменах не исполняют. Известный профессор Константин Ильич Плужников сказал тогда: «Молодой человек, зачем вам сюда поступать, идите сразу напротив».

Действительно, вскоре я показался маэстро Гергиеву, и мне сразу дали главные партии Онегина, Родриго, Валентина. Я стал первым, кто в Мариинке спел «Травиату» на языке оригинала. Но были бессонные ночи, непрерывные репетиции, тяжелые дни.

Правда, за границу меня сначала не очень хотели выпускать. Тем не менее получилось так, что мое исполнение партии Родриго в «Доне Карлосе» очень понравилось импресарио из Амстердама. Я подписал контракт с Нидерландской оперой, и тут уж руководство Мариинки не стало возражать. Все же спеть такую партию в моем возрасте… Это надо понять! В скором времени я уже исполнял Фигаро в «Севильском цирюльнике» в постановке легендарного Дарио Фо. Это знаменитейший человек — лауреат Нобелевской премии, режиссер, сценарист, актер. Он заставил меня совершенно по-другому взглянуть на очень многие вещи в профессиональном плане. Я почувствовал, что может делать живой человек, живой вокалист на сцене. Посыпались и другие предложения. С тех пор значительная часть моей жизни проходит в самолетах. Но и с родным театром я связи не прерываю. Мариинский театр сегодня работает по мировым стандартам. Единственное отличие только в том, что здесь мы говорим на родном языке.

За последние семь месяцев исколесил половину Европы и в Америке побывал. Пел в «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке, в театре «Реал» в Мадриде. В семнадцати спектаклях «Сила судьбы» в Брюсселе исполнял дона Карлоса де Варгаса. Было два состава, но мне, как единственному баритону, в этой сложнейшей партии приходилось выходить на сцену практически ежедневно. Это сумасшедшая нагрузка, поверьте.

— Вы все чаще выступаете с сольными концертами. Какие произведения вы включаете в программы? Ведь в каждой стране свой зритель?

— Во-первых, самому не хочется повторяться, да и публике нужно всегда предлагать что-то новое. Во-вторых, многое зависит от собственного эмоционального состояния, от зала, от города, от страны, где выступаешь. Самая лучшая публика у нас, в Питере. Обожаю здесь выступать. По-моему, наш зритель более начитан, более грамотен. На Западе публика менее эмоциональна: заплатили деньги, похлопали и пошли кушать свой сэндвич.

— А сами какую музыку любите слушать?

— Я обожаю симфоническую музыку в исполнении потрясающего оркестра Венской филармонии, Чикагского симфонического оркестра. Люблю джаз. Из инструментов мне нравится звучание виолончели — в чем-то схожи баритон и виолончель.

— Дома часто бываете, на Украине?

— Моя родина — село Васловицы в Карпатах. Это красивейший край, где петь и играть на национальных инструментах могут практически все. Мои папа и мама, Георгий Васильевич и Домка Тодоровна, очень гостеприимные люди. Когда я приезжаю, в винограднике накрывается десяток столов с выпивкой и закуской и 24 часа в сутки нон-стопом играет музыка. Горы, леса, река, озера, рыбалка. Вот где я отдыхаю, как говорится, «по полной».

— Чем в ближайшее время вы порадуете публику?

— 18 августа мы устраиваем благотворительный концерт в «Артеке». Детским учреждениям богатые дяди будут дарить реанимационные автомобили и зубоврачебные кабинеты. На следующий день в Чеховском театре в Ялте, где пел Шаляпин, пройдет еще один благотворительный концерт по сбору средств для детей. А 24 августа в Черновцах на главной площади состоится мой сольный концерт, посвященный 600-летию этого города. Вход для всех бесплатный. Это грандиозный проект — мы везем с собой Государственный русский концертный оркестр Владимира Попова. Программа — интернациональная. Будут исполняться русские, украинские и итальянские народные песни и романсы. Я доволен, что мне удалось организовать эти концерты — радостью и счастьем надо делиться со всеми!

http://www.utrospb.ru/article/60632

[boris]

Вася действительно очень яркий и обаятельный человек. Давно с ним не виделся, но храню очень приятные впечатления от общения. Кстати, давно - еще в ММВ - я с ним тоже интервью делал.

http://www.mmv.ru/interview/01-01-2000_gerello.htm

Наша беседа с баритоном Василием Герелло состоялась в Тель-Авиве, во время состоявшихся в декабре гастролей Мариинского театра в Израиле. Голос Герелло известен сейчас во всем мире, он выступает на самых лучших площадках. При этом часто и с неизменным удовольствием работает с Мариинским театром, театром, в котором началась его карьера.
Прежде всего, расскажи немного о себе. Как получилось, что ты выбрал именно эту профессию, как попал в Питер?

Где я родился? Есть такой самый знаменитый уголок Западной Украины – город Черновцы. Рядышком есть село Васловицы – это буквально несколько километров от Буковины.

Музыкой многие начинают заниматься очень красиво, а я начинал с халтур: свадьбы, похороны, еще что-то такое... Но тем не менее. Начал играть на всяких народных инструментах, в том числе аккордеон, баян, что еще... Ну, гармошечка, потом труба, саксофон... Короче, на всех вот этих инструментах, на которых можно было играть на свадьбах. Одновременно с этим, естественно, школа. А после этого я поступаю в Черновицкое музыкальное училище на народный факультет, учусь там буквально один год – и сразу армия. В армии я играю в духовом оркестре, играю на баритоне (сейчас, кстати, тоже пою баритоном), а заодно и играю на соло-гитаре, как это было тогда принято, с длинными волосами... Потом кончается моя служба, и снова – вечером рестораны, днем – похороны. После этого я поступил уже на вокальный факультет того же училища в Черновцах, учился там год, по-моему, или полтора – и поступил в Ленинградскую консерваторию. Просто так, без диплома. Там я учился в классе у Нины Александровны Серваль, которой очень благодарен – она из меня сделала человека, конечно. А с третьего курса уже пою в Мариинском театре, первой моей партией был Валентин в «Фаусте».

У меня есть ощущение, что Мариинский театр предлагает достаточно жесткие, экстремальные, если можно так сказать, условия работы. Как ты себя чувствуешь в таких условиях? Или тебя это не касается, и ты уже в какой-то мере сам определяешь ритм работы?

Я тебе хочу сказать честно: по-моему, весь мир сейчас работает в экстремальных условиях. А Мариинский театр, из всех театров бывшего Советского Союза и нынешней России, чуть ли ни единственный сейчас работает так, как работают во всем мире. Так что я привык уже, ведь я уже много лет езжу и много лет так и работаю. Если кто не может выдерживать такой ритм, то сразу сходит с дистанции.

Хорошо, а если сравнивать работу здесь и работу в каком-то западном театре – есть отличия?

В целом, конечно, этот театр работает по мировым стандартам. Единственное, пожалуй, серьезное отличие только в том, что здесь мы все говорим на родном языке, на русском...

Такой, может быть, неудобный вопрос... Тебе не кажется, что вот такие сложные условия, в которых делаются иногда постановки в театре, где-то цейтнот, в который попадают, видимо, в том числе и певцы, что все это сказывается на качестве спектакля? Ты никогда не думал после премьеры о том, что в целом результат мог быть лучше? Я не говорю о личных результатах в данном случае, а больше о целом...

Вообще говоря, конечно, чем меньше работы, тем лучше качество. Но мне все-таки повезло, и повезло в частности с Мариинским театром, потому что в каких бы я постановках ни работал, я как раз работал от «а» до «я». Сейчас я уже несколько лет как работаю с Мариинкой только по контракту, но, тем не менее, и тогда, когда я был в штате, и сейчас – я думаю, мы работали совершенно так же, как и на Западе. Сколько положено, столько и репетировали, так что... Нет, я думаю, что все нормально.

Ты достаточно много времени проводишь вне этого театра и вне России. Кроме Мариинки, какое еще место работы можно назвать более или менее постоянным? Что вообще происходит с Василием Герелло, когда он не выступает с Мариинским театром?
Ты знаешь, я работаю в Метрополитэн, я работаю в Вене, в Ковент-Гардене, в Опера Бастиль, в Дойче Опера, в Ла Скала... То есть если я работаю вне Мариинского театра, значит, конечно, я работаю в каком-то другом театре. А постоянного театра нет, и... И пока не должно быть! Потому что пока, если есть возможность вот так работать – это совершенно другое. Нет-нет, мой театр – это весь земной шар.

В таком случае тебе, видимо, приходилось работать с разными дирижерами. Что это были за дирижеры, и кто из них особенно чем-то запомнился?

Это были великие люди! Это и Валера Гергиев, это был Шолти покойный, и Дзеда, и Чунг, и Аббадо... Бернард Хайтинк! Это мое счастье, что получается работать с такими великими людьми, получается у них чему-то учиться, перенимать что-то... Приходится, можно сказать, вариться вот в таких хороших борщах. Это все от Бога, Бог мне дает общение с такими потрясающими музыкантами.

Скажи, а что входит в твои ближайшие планы, в том числе и с Гергиевым?
С Гергиевым, я думаю, у нас много всего впереди. Ближайшая перспектива – это концертное исполнение «Иоланты» Чайковского в Большом зале Питерской филармонии. Потом у меня с ним должен быть «Дон Карлос» в Метрополитэн. Потом, я надеюсь, у нас с ним будут «Белые ночи» вместе, если он меня пригласит. Потом у меня, по-моему, с Темиркановым что-то, хотя боюсь загадывать...

В целом же должно произойти много нового в смысле репертуара, потому что сейчас я пою очень много итальянской музыки, больше Верди, больше Доницетти, хотя и не забываю, конечно, о Россини и Моцарте. Но в ближайшее время у меня будет очень много такой музыки, которая почти не поется в России, как, например «Симеон Бокканегра», «Риголетто», «Двое Фоскари» - вот такие оперы, которые люди, может быть, даже и не слышали, но, тем не менее, есть такая музыка у великого композитора.

А вот в мае я хочу попросить моих коллег из Мариинского театра съездить со мной в Черновцы и дать там несколько сольных концертов. То есть сделать такой небольшой фестиваль, чтобы и на Украине знали, что есть Мариинский театр, что вообще в России есть хорошие певцы, которые могут что-то показать и, может быть, чему-то научить.

Иоланта 24 декабря – это разовый проект, или это, как часто бывает у Гергиева, обкатка какой-то будущей постановки?

Нет-нет, это только одно выступление... Кстати, я с ним пел уже «Иоланту» в Карнеги-холле. Был такой случай, я прилетел из Вены в Нью-Йорк и сразу вышел на сцену петь Роберта. Сейчас похожая ситуация (из Тель-Авива в Питер – Б.Л.), правда, есть ночь в запасе. Там я сразу с самолета пел. Пока не знаю, как это будет, хотя днем в тот же день должна быть репетиция... Во всяком случае, хотя бы успею выспаться.

Скажи, насколько тебе интересна в опере ее театральная сторона и как у тебя складываются отношения с режиссерами?
Я хочу сказать, что хороший режиссер - одна из ключевых составляющих успешной постановки. И работать с таким режиссером всегда очень приятно. Что такое «хороший режиссер» мы и сами не всегда понимаем, но, тем не менее, если хороший режиссер попадается, это видно сразу: легко работается, ты видишь, что ты можешь что-то сделать, чего никогда не делал и, может быть, никогда потом уже даже не сделаешь.

И сейчас есть такие режиссеры. Например, Шааф, который ставил в Мариинском театре «Дон Жуана». К сожалению, это музыка не для меня. Я имею в виду, что там низковато написано, если пользоваться нашим музыкальным жаргоном.

В последнее время я работал со Львом Додиным – это знаменитый наш, русский, режиссер. Как раз мы вместе с Галузиным пели «Пиковую даму», которую Додин поставил. Мы показывали ее во многих театрах, в том числе в Париже, в Амстердаме, еще в нескольких городах. Очень интересная постановка.

Кроме того, я участвовал в постановках «Пиковой дамы» и «Силы судьбы» Верди, которые делал знаменитый английский режиссер Мошинский.

И, конечно, Юра Александров, который в Мариинском театре уже несколько спектаклей поставил, я считаю, тоже замечательный режиссер, талантище с большой буквы...

А в начале карьеры я же пел у Дарио Фо! Это знаменитейший человек – лауреат Нобелевской премии, режиссер, сценарист, актер... Он мне так помог в жизни! Я не имею в виду «толкнул», а помог мне раскрепоститься именно как актеру. Я спел в его постановке «Севильского цирюльника» в Амстердаме, и он заставил меня совершенно по-другому взглянуть на очень многие вещи в профессиональном плане. Я почувствовал, что может делать живой человек, живой вокалист на сцене. Я стал другим человеком, не Васей Герелло, а настоящим Фигаро! Это было заметно и для меня, и, насколько я знаю, для зала. Фантастика!

К чьему мнению в профессиональном плане ты больше всего прислушиваешься? И насколько вообще еще нуждаешься, если нуждаешься, в «ухе со стороны»?
Это для меня всегда очень важно. Например, я всегда прислушиваюсь к тому, что говорит оркестр, мои друзья-оркестранты. Это одна из самых важных оценок. Я знаю, меня оркестр любит, и у меня лично тоже есть большая симпатия к оркестру, и к нашему, и к другим, кстати, оркестрам.

Важна оценка хора, потому что там тоже есть люди с прекрасными голосами. Я говорю сейчас не только о Мариинском театре, но и о том театре, который «земной шарик». Я прислушиваюсь, конечно, к мнению дирижеров... Да и вообще ко всем театральным профессионалам. Это же очень важно, особенно, если профессионал «с большой буквы». Потому что человек, артист должен обязательно стараться учиться у всех, кто может чему-то научить. Каждый день думать, анализировать то, что он делает. Каждое утро просыпаться, благодарить Бога за то, что все хорошо, за то, что еще жив – и начинать сначала. Без этого просто не бывает профессионального роста.

Мнение критиков для тебя сейчас важно?

Ты знаешь, ведь есть разные критики... «А судьи кто?» - это тоже обязательно нужно брать в расчет. Есть такие, мнение которых действительно важно, а есть совершенно бестолковые. Смотря кто пишет: если человек пишет «от сохи», даже не понимая что он пишет... Он, может быть, даже на спектакле не был, а все равно пишет – это же катастрофа! Сейчас, к сожалению, все меньше и меньше значительных имен в этой области, но есть, безусловно, есть понимающие критики, и, конечно, к ним обязательно надо прислушиваться. И все-таки, к сожалению, очень много откровенного барахла, очень много дилетантов, которые травят артистам жизнь, просто чтобы заработать свои три копейки. Грош им цена, но, к несчастью, это нередко отражается на нас.

А среди певцов вообще принято давать друг другу профессиональные советы, делиться опытом?

Например, я лично никогда этим не занимаюсь. Но если мне что-то советуют, я, конечно, обязательно прислушиваюсь, если это настоящий певец, настоящий профессионал. Я только «за». Я принимаю любую критику, любые советы, и готов попробовать многие вещи на себе прежде, чем выйти на сцену. Я считаю, что ничего плохого в этом нет: если мы будем друг другу давать советы, то, может, станем лучше петь?

Интересно, за то довольно продолжительное, как я понимаю, время, которое ты работаешь на Западе, каким-то конкретным вещам у кого-нибудь ты научился?

Многому! Очень многому я научился у Джино Бегге, это такой знаменитый баритон. И у некоторых других тоже. Да и вообще я до сих пор продолжаю учиться – делаю это каждый день!

Я хочу сказать, что это счастье, что нам открыли эту дорогу, что мы можем ездить по миру абсолютно свободно и общаться с людьми. Я знаю многих великих певцов, со многими пою, и, конечно, многому у них научился, и думаю, что еще многому научусь.

Какова роль пианиста в твоей жизни? С кем из пианистов ты выступаешь, и много ли вообще удается давать сольных концертов?

Если говорить о пианистах, то я работаю, например, с Мариной Мищук из Питера, у меня есть один прекрасный итальянский пианист...

Вообще, я считаю, что оперный певец обязательно должен давать сольные концерты и иметь камерную программу. Мне кажется, что ни в коем случае нельзя ограничивать себя рамками оперы. Потому что камерная музыка может дать такие краски, такое тонкое понимание некоторых вещей, такие профессиональные качества, которые можно и не приобрести, если поешь только оперу. И я вижу, что многим оперным певцам таких качеств иногда не хватает. Безусловно, то, что мы делаем в камерной музыке, можно и нужно потом переносить в оперу, это ее намного обогащает, таким образом можно сделать массу очень дорогих находок.

Что касается сольных концертов, у меня будет один сольный концерт 10 июня в Малом зале питерской филармонии, и другой 25 июня в рамках «Белых ночей» с Заслуженным коллективом. Весной еще будут сольные концерты в Лондоне и в Милане. Сейчас там открывается новый концертный зал, и я буду там петь.

Ты испытывал когда-нибудь страх сцены?

Его испытываешь, когда ты не в форме. Когда чувствуешь, что ты приболел, а петь надо, а замены нет, страховки нет. И ты должен выходить, а на сцене у тебя ничего не звучит...

Кстати, недавно пел «Пиковую даму», как раз в постановке Додина, в Опера Бастиль, и, к сожалению, заболел Елецкий. Я должен был петь Томского, а получилось так, что пришлось петь в один вечер две партии – и Томского, и Елецкого.

Как, они же должны вместе появляться на сцене?

Да, вместе, но вот квинтет, который «Мне страшно...» - это он еще как-то прохрипел, а потом арию уже я... Пел сначала (поет – Б.Л.) «Бедняга, бедняга...», а потом «Вы так печальны, дорогая...». И бояться было уже совсем некогда.

А когда было страшнее, когда только начинал петь, или сейчас?

Да всегда ответственно, это же не зависит от каких-то званий, регалий... Опыт, конечно, приходит со временем: сейчас я уже знаю, что если там что-то не смыкнется, я сумею как-то схитрить. В этом смысле раньше было намного тяжелее, но и сейчас тоже не легко. Всегда нелегко. Хотя сейчас я уже знаю сцену, знаю, что могу обхитрить и себя, и публику... Как-то так... объяснить, что это так надо было! Это все приходит с возрастом, я все-таки уже довольно много лет пою.

Ты не собирался заняться педагогикой?

Пока не хочу. Я же еще молодой человек – надо петь, работать, а уж потом... И то, я не уверен, что с моим характером я могу чему-то научить. Это ведь тоже талант от Бога, и не всегда те, кто хорошо поют, могут хорошо научить.

Но я не хочу говорить наперед, потому что жизнь еще неизвестно, как сложится.

Бывают ли какие-то концерты, на которые тебе хочется пойти в качестве слушателя? Скажем так, «на кого» тебе хотелось бы пойти?

Бывают, и очень часто. Я обожаю симфоническую музыку. Венскую филармонию очень люблю – это потрясающий, великий оркестр! Чикагский симфонический оркестр люблю. Люблю джаз. Совсем не люблю вот эту дешевую попсу. Кстати, люблю виолончель страшно – мы же в каком-то смысле братья, баритон и виолончель.

Да и вообще, как может музыкант не ходить на концерты, не любить этого – тогда получается, он только себя любит, так что ли? Это же невозможно! Тогда это просто дурак. Конечно, бывает, не хватает времени, но на что-то хорошее всегда можно и нужно находить время.

В нашей стране сейчас живется совсем не легко. И очень многие сегодня испытывают колоссальный стресс. В свое время искусство, в том числе и музыка, конечно, как-то помогало человеку уберечься от отчаяния. Но сейчас оно становится или все более элитным, недоступным, или оборачивается чуть ли не профанацией. Как музыкант, ты не чувствуешь, что от тебя ждут некоего откровения? Есть ли какая-то дополнительная ответственность, связанная с этим?

Конечно, я говорю «да»! Ведь мы все живые люди! И на Западе я хочу что-то сделать, но когда приезжаю домой, я хочу сделать еще больше, и не только как певец! Я чувствую на себе это, потому что все-таки у нас очень непростое дело...

Вот недавно я прилетел в Санкт-Петербург из Мюнхена и должен был прямо с самолета петь Родриго в «Дон Карлосе». Страшно тяжело, конечно. И мне говорят: «Может быть, ты отдохнешь, может не надо, у нас есть замена...» Я?? Знаешь, я ведь не из-за денег пою! Я не могу просто так взять и отказаться.

Я уверен, у нас действительно есть ответственность перед этими обиженными людьми. Обиженными... я не знаю, как сказать: правительством, системой, Богом... Мы обязаны это делать. Иногда говорят, что лучше колбаса, чем искусство – я не уверен в этом. Лучше все-таки и то, и другое вместе...

При Русском музее есть гимназия – я там учредил свою стипендию для детей, которые хорошо учатся. Я отдаю им деньги, хотя, конечно, это далеко не все, что им нужно. Но все равно чрезвычайно важно, чтобы и дети чувствовали, что они нужны, что они не одни.

В конце концов, мы же молодые люди, мы еще можем, мы должны что-то сделать!

В заключение, расскажи о своей семье.

У меня есть жена, Аленка, мы с ней вместе уже семнадцать лет. Она замечательная женщина, самая лучшая женщина на свете. И у нас есть сын, Андрюша, наше, так сказать, изобретение с ней... Дай Бог им здоровья! Это очень важно, чтобы нашему брату музыканту повезло с семьей. А с таким тылом, как у меня, я могу за свое будущее не бояться совершенно!

[kalina]

Спасибо, действительно замечательный певец!
Довелось слушать его в концертах и нескольких спектаклях "Мариинки". Не забуду Герелло в "Дон-Карлосе". Петербуржцы в самом деле любят Герелло, слышали бы вы, как восторженно они говорят о нём.