Смерть Веберна. Версии

[A-Lex]

Смерть Веберна продолжает беспокоить не только нелепостью череды трагических обстоятельств приведших к фатальному концу, но и полной неочевидностью (в самом буквальном смысле - отсутствия прямых очевидцев) того, как это на самом деле случилось. И “многажды” чтение не увеличивает знание. Каждая новая публикация на эту тему становится очередной "интерпретацией" двух скупых и неполных протоколов, выдвигая всё новые вариации случившегося и бросая тень на предыдущие выводы.

Существующие многочисленные реконструкции реальных событий 15 сентября 1945 г., самой авторитетной из которых, конечно, является версия Мольденхауэра, подробно изложенная в его книге The Death of Anton Webern (отметим, кстати, что после издания первой книги, Мольденхауэр сам продолжал работать над новыми "редакциями" событий: отсюда последовавшие дальнейшие публикации под интригующими названиями "Webern's projected op.32", "Webern's death: new studies", "Webern letzte Gedanken", etc.) , - все они остаются лишь гипотезами, причём в большинстве своем довольно пристрастными, подгоняя случившееся a posteriori либо под легендарный образ "бескомпромиссного, чистого душой творца, понимавшего свою задачу в искусстве как служение безусловному нравственному идеалу", либо увязывая (провиденчески) трагические события последней ночи с идейными противоречиями композитора и той зловещей тенью, которую отбрасывала на его жизнь двусмысленное (по самой легкой оценке критиков) отношение к нацизму.

Приходится признать, что обстоятельства смерти одного из величайших музыкантов прошлого века всё ещё остаются cold case. Есть ли надежда на открытие в наши дни новых реабилитирующих обстоятельств? Вероятность этого совсем невелика, учитывая отдалённость по времени случившегося и скупое количество сохранившихся документов. Протагонисты тех событий, - как прямые, так и косвенные участники драмы, давно умерли, так и не оставив неоспоримых свидетельств. Немало специфических обстоятельств той ночи также препятствовали немедленному установлению истины и порождают естественный скептицизм в отношении каждой последующей попытке к её приближению: ночь, удаленный дом на краю деревни, малое количество непосредственных свидетелей, семейные, военные, корпоративные интересы, подталкивавшие каждую из вовлеченных сторон к представлению собственной выгодной версии.

Но всё же остаётся робкая надежда, что в наш демократический медиа–век, с его повальным crowdsourcing & folksonomies, истина будет, если уж не установлена, то хотя бы "демократически"… выбрана. И, поэтому, иррациональная вера на то, что коллективный и непредвзятый обмен мнениями на нашем форуме поможет вновь оценить выдвинутые гипотезы, устранить имеющиеся в них лакуны и противоречия, - жива . И именно она, вера в высший форумный совет, заставляет ещё раз рассмотреть те события далёкого сентября в современном цвете и разрешении.

Но прежде чем выдвигать новые догадки, необходимо вновь рассмотреть основные из существующих версий.
Итак, отправной точкой нашего Essai должно стать Монтенево - Que sais-je?


Что нам рассказывают старые книги?

Автобиографически, самая первая прочитанная мною заметка об обстоятельствах смерти Веберна была изложена в послесловии написанным М. Друскиным к бесценной брошюре "Веберн А. : Лекции о музыке " содержащей переводов двух знаменитых циклов Веберновских лекций “Путь к новой музыке”.

Изложенное на одной страничке, но тем не менее содержащее впечатляющую для такого малого объема череду ошибок и несуразностей , это описание оперирует крупными мазками: тут и внезапно принятое решение о побеге из Вены (Веберн в письме к невестке Гермине объяснял отъезд подчинению общему приказу об эвакуации гражданских жителей Вены) , пеший исход в Миттерзиль, где они нашли приют в доме старшей дочери Марии (sic! - так у Друскина - Мария, разумеется была младше Амалии, да к тому же все они: Амалия, Мария, Кристина, два зятя, многочисленные внуки Веберна, - все они первоначально раместились в доме четы Хальбихов); приглашение на ужин 15 сентября к дочери Кристине, доставшую ему накануне сигару; предвкушение необычного, "исторического пути" по направлению к сигаре.

Далее - прямая цитата: “ вечером, с наступлением темноты, намереваясь насладиться сигарой на воздухе, Веберн вышел из дому. Но именно в этот день - он не знал об этом! - администрация американских окупационных войск объявила комендансткий час: после восьми часов вечера запрещалось появлятся на улице. Раздались три выстрела - все три насмерть поразили Веберна. Он имел ещё силы вернуться в комнату, произнес: "Меня застрелили. Теперь всё кончено"., - и тут же упал замертво. "Камерный концерт", на котором должно было значиться "опус 32" остался незавершенным…”

Версия эта, самая лаконичная среди прочих, имеет и самый слабый "индекс цитирования", а также, что важнее, противоречит сохранившимся протоколам допроса американского солдата и вдовы композитора. Описание это, поэтому, рождает скорее не полемику, а вздох, и приведена здесь лишь по сентиментально-биографическим причинам, как первоотркывавшая дверь в "страну поэта" (полемика, будь она необходима, была бы длинной: вне придирок к особенностям изложения - "все три пули поразили насмерть, но композитор всё ещё нашел в себе силы, и т.п." - было бы необходимо подвергнуть ревизии, что именно должно было стать "опусом 32": действительно Веберн ещё в начале 1944 года размышлял о создании Концерта для нескольких инструментов и даже подобрал для его первой части серию, однако уже через нескольких месяцев этот замысел траснформировался в идею Третьей одночастной кантаты Lumen, для которой Веберн выбрал текст Йоне Der Sonnenlicht spricht , и над которой он работал по крайней мере до февраля 45-го, по свидетельству самого Веберна в его последнем письме к Хумпельштеттеру.

Впрочем, по утверждению средней дочери композитора Марии, Веберн прекратил всякие попытки композиции в последние месяцы и даже не взял с собой в Миттерзиль нотные тетради. Наверное не стоило бы отвлекаться на такие придирки, но они могут дать представление о большом количестве неточностей, что не свидетельствует о добросовестном исследовании. Скорее всего, Друскин составил свою публикацию на основе компиляции различных легковесных источников).

(продолжение следует)

[A-Lex]

Смерть Веберна (продолжение - II)


Что нам рассказывают Холоповы?

Совершенно иное внимание к деталям и отношение к истине мы находим в превосходной монографии Холоповых. В своей вариации трагических событий, пусть и построенной на схожей серии и протоэлементах (вечер – ужин –зять-нацист - сигара - пули – "всё кончено"), Холоповы опираются на расследования Мольденхауера (о которых мы подробнее поговорим позже) и повторяют почти буквально, пусть и не с таким количеством деталей, его версию событий и его выводы.

Вот канва истории, описанной Холоповыми: 15 сентября Веберн и Минна были приглашены на ужин к дочери Кристине и её мужу Бенно Маттелю. Особую привлекательность для Веберна представляла сигара, которую для него сумел раздобыть Бенно.
В 9 вечера Веберны пришли на ужин, на который также были “приглашены” (по выражению Холоповых) пару американских солдат. Незадолго до ужина Маттель обратился к повару “ресторана” ( так у Холоповых; повар был прикомандирован к полку 42 дивизии) с просьбой достать дефицитные товары.

Американец же, подозревая, что Маттель спекулирует на чёрном рынке, рассказал об этом своему вышестоящему офицеру, который в свою очередь попросил сержанта того же полка арестовать Маттеля с поличным при получении дефицитных товаров.
По приходу американцев, Веберн с женой и сигарой удалился в соседнюю комнату, а затем решил выйти в коридор, чтобы не беспокоить внуков спящих в той же комнате. Амрерканцы тем временем уже успели арестовать Бенно Маттеля, и повар “побежал за переводчиком” (так у Холоповых).

Столкнувшись в коридоре с Веберном, раскуривавшим сигару, повар, в возбужденном состоянии, схватил Веберна, “перевернул его в воздухе” (так у Холоповых) и три раза в него выстрелил. Смертельно раненый, Веберн открыл дверь комнаты и сказал: "Меня застрелили. Это всё", - прежде чем окончательно потерять сознание.

Далее Холоповы описывают последовавшие события (арест зятя и дочери, допрос Вильгельмины) на основе заявления вдовы композитора, а также воспоминаний его старшей дочери Амалии (об обнаружении тела в морге и похоронах). Вся вина за трагический инцидент возлагается на американского повара и общую череду трагических обстоятельств.


О чём нам рассказывает Мольденхауэр? (Was mir der Mann erzaehlt)

От иных синоптических версий обратимся, наконец, к первоисточнику большинства историй - к версии, реконструированной Мольденхауэром на базе собственных длительных исследований, писем и документов. Не будучи самой первой (Фридрих Херцфельд за три года до Мольденхауера опубликовал свои собственные результаты расследования смерти композитора), эта интерпретация стала канонической, благодоря широте собранного материала и основательности его проработки.
Главный авторитет жизни и творчества композитора, ставший в дальнейшем автором первой фундаментальной монографии о Веберне, Мольденхауэр провел тщательнейшее расследование обстоятельств гибели композитора, собирая факты, слухи, документы, и расспрашивая письменно или устно всех, кто был каким-либо образом причастным к событиям ночи 15.09.1945, или же обладал каким-либо ценным знанием о происшедшем.

К сожалению, это расследование велось спустя 15 лет после драмы, что неизбежно ограничило возможности получения достоверной информации. Так, например, сам убийца, повар Белл был уже к тому времени мертв (Мольденхауэр сумел побеседовать лишь с его вдовой), а среди официальных документов не удалось обнаружить ни допроса Бенно Маттеля, ни самого Белла. Тем не менее, никому до этого расследования не удавалось собрать такое количество ценных свидетельств: копии двух официальных протоколов, письмо сержанта Мюррея, два письма дочери Веберна Амалии, нотариально закреплённые свидетельства переводчика допросов Вильгельмины Мартина Хеймана, ценные воспоминания других непрямых свидетелей, от домашней хозяйки дома где произошла драма (Э. Фритценвагнер) до ближайшего круга знакомых Веберна в его последние дни (как, например, Цезар Бресген или Петер Эренштрассе).

Итак, подробный сценарий драмы того вечера в редакции Мольденхауэра таков.

В первых днях сентября 1945, по возвращению из короткой поездки в Zell am See, чета Вебернов вновь поселяется в доме Хальбихов, расположенном выше основной деревни по адресу Am Burk 31, Mittersill. За два дня до драмы они получают приглашение на ужин к дочери Кристине и зятю Бенно Маттелю, которые арендуют дом, находящийся на краю Миттерзиля по адресу Am Markt 101 (ныне Anton Webern Gasse, 1).

Во время своего проживания в Миттерзиле Веберны регулярно посещают Маттелей, так как Бенно славится своим умением добывать дефицитные товары в эти трудные времена. Вот и к этому ужину, Бенно раздобыл ряд первоклассных продуктов и напитков, а также сигары, что несомненно представлялось особенно привлекательным для курильщика Веберна.

Маттель-добытчик контактировал с оккупационными войсками и, незадолго до событий 15 сентября, обратился к Рейу Беллу, повару штаба 242 полка (часть знаменитой Rainbow Division), расквартированного в Миттерзеле, с просьбой поспособствовать ему в покупке дефицитных товаров и долларов. Маттель вызвал у бдительного повара подозрение, и Белл обратился за советом к вышестоящему офицеру. Тот, в свою очередь, переадресовал запрос к близлежащей "ячейке" CIC (Counter Intelligence Unit), представитель которой, капитан Ричардсон, рекомендовал установить контакт с Маттелем и поймать его in flagrante delicto.

Встреча с Маттелем была назначена в его доме на вечер того же 15 сентября. Чтобы не возбудить излишней подозрительности Маттеля, на эту встречу было решено направить два младших чина: самого повара и сержанта Эндрю Мюррея.

Далее трагические событий того вечера развиваются быстро. В 20:00 Веберны уже Маттелей. Часом позже туда приходят двое американцев. Поначалу атмосфера вполне дружеская. Бенно угощает всех пришедших аперитивами. Затем уже отужинавшие Веберны и Кристина переходят в соседнюю комнату, а Бенно остаётся наедине с военными.


(продолжение следует)

[A-Lex]

Смерть Веберна (продолжение - III)

Затем - темнота. События следующих 20 минут проходят за "закрытыми дверями". Мольденхауэр, и все мы вслед за ним, вынужденны здесь полагаться на различные, противоречивые свидетельства того, что же происходило в гостинной (где, согласно Мюррею, американцы, добыв необходимую информацию, арестовали Бенно, заставив поднять его руки вверх), в соседней комнате справа от вестибюля, куда удалились Веберны (где, согласно Вильгельмине, они сидели какое-то время тихо, до 21:45, после чего Веберн стал торопиться домой, решив перед этим выкурить сигару "на дорожку"), и в самом тёмном месте дома и этой истории - вестибюле, где в конце концов и столкнулись убитый и убийца.

Согласно выводам Мольденхауэра, сержант остался сторожить Бенно Маттеля в гостинной, а повар решил побежать за подмогой, так как они опасались, что Маттель может поытаться сбежать или предпринять какие-нибудь опасные действия. Одновременно с поваром в коридор вышел Веберн, чтобы раскурить сигару. Столкновение в темноте, крики удивления, звуки возни тел, всполох спички. Выстрел, выстрел, выстрел. Композитор, только лишь сумел открыть дверь обратно в комнату и произнести: "Ich wurde erschossen. Es ist aus".

К 22 часам Веберн скорее всего уже был мертв. К этому времени в дом прибывает американский наряд и появляются новые свидетели (Вильгельмина бежит за помощью на верхний этаж к хозяйке дома проживающей там же с сыном). Дальнейшие события того вечера вновь обретают "однозначность" в том смысле, что происходят при перекрестном участии множества свидетелей и позволяют установить непротиворечивую картину.

В дополнение к Маттелю американцы арестовывают также дочь Вебернов Кристину. Вильгельмина умоляет вызвать доктора, что оказывается уже было сделано сразу же по прибытии патруля. Американцы больше не допускают супругу Веберна к его телу и транспортируют раненого (скорее всего уже мертвого в тот момент) композитора в местный госпиталь, откуда ещё в ту же ночь его перенесут в местную церковь св. Анны (служащей в то же время и моргом), где его на следующий день опознает Амалия, старшая из дочерей Вебернов.

Американцы уводят Маттеля и Кристину. Кристина будет освобождена через два дня, а Бенно Маттель предстанет перед военным судом в Zell am See и будет осужден на год за незаконные операции на чёрном рынке.

Расследование обстоятельств драмы, назначенное полковником Норма Каумом, будет вестись майором Каннингхэмом и начато на следующий день. Были допрошены сам повар Белл, сержант Мюррей, а также Вильгельмина, для допроса которой использовался переводчик Мартин Хайман (он впоследствии будет также расспрошен Мольденхауэром, которому предпочтет дать показания заверенные нотариусом).

Протокол самого "убийцы" так и не был обнаружен Мольденхауером, однако переводчик Хайман указал, что этот протокол существовал и повторял в общих чертах историю рассказанную Мюрреем, опираясь на версию необходимой самообороны. Согласно свидетельствам Мюррея и Хаймана, Белл также продемонстрировал майору рану на своей голени, которую ему, по его словам, нанес Веберн во время схватки в коридоре.

Дело "Белла-Веберна" было закрыто через два дня, квалифицируя действия повара как необходимую оборону. Рэй Белл, тем не менее, был наказан административно, а вскоре и выслан обратно в США, где был декомиссован из армии.

Такова в общих чертах версия Мольденхауэра, которая благодаря его авторитету и огромному фактическому материалу, собранному первым биографом Веберна, стала канонической. Версия эта была бы абсолютно неоспоримой, не имей она дела с неизбежной попыткой реконструкции тех "темных" событий решающих 15 минут, которые не мог полностью наблюдать ни один из её участников (кроме убитого и убийцы, которые оба были уже мертвы, прежде чем Мольденхауэр приступил к своему расследованию).

Очевидные противоречия в показаниях сержанта и вдовы композитора ("слышал звуки борьбы" / "Веберн ранил повара в голень" vs "мой муж просто вышел раскурить сигару" / "он не мог никому причинить зла"), при отсутвии каких-либо иных свидетельств и документов, вынуждают каждого, пытающегося представить свою версию событий, иметь дело с выбором того, кому верить, а кому нет.

Мольденхауэр, при всём колоссальном объёме собранной информации (он, например, проследил все перемещения во время войны не только всех членов семьи Веберна, включая троих зятей и невестки, но и почти всего круга друзей и знакомых), столкнулся с этим выбором и сделал его a priori, базируясь на версии событий рассказанной Вильгельминой и не пытаясь даже объяснить причины своего недоверия к показанием американских военных. И в этом, собственно и состоит единственный уязвимый аспект его версии, канонической, разумеется, во всех остальных её смыслах.

Если у нас всё ещё теплится робкая попытка чуть ближе подойти к истине, нам будет необходимо критически взглянуть на непосредственные показания "свидетелей".

(продолжение следует)

[Walter Boot Legge]

Ну вот, на самом интересном месте! Массмедийная тактика! Как теперь не поверить автору в искренности утверждения о том, что

коллективный и непредвзятый обмен мнениями на нашем форуме поможет вновь оценить выдвинутые гипотезы, устранить имеющиеся в них лакуны и противоречия, - жива . И именно она, вера в высший форумный совет, заставляет ещё раз рассмотреть те события далёкого сентября в современном цвете и разрешении.

Долой популизм!

Аффтар гони продолжение, не играй на моем терпении потребителя дозированного контента!

[Берта Львовна]

Да, да, да!!!

[DJ Хруст]

Благодарю за тему и крайне интересную информацию!

[A-Lex]

Спасибо. Я очень обрадован, что есть неравнодушные к этой теме.

А что касается разбивки на подглавки, то мотивы здесь простые: махни я всё одним постом, боюсь никто бы не решился впусти в себя столько букафф. К тому же я ещё не дописал всё, что крутится в моей голове. У меня, правда, уже есть draft на следующие 4-5 страниц, сейчас его размещу. А остальное, наверное, завтра.

[kalina]

Спасибо за тему! Ждём продолжения.

[A-Lex]

Смерть Веберна (продолжение - IV)

О чём нам рассказывали свидетели?

Для начала, установим кого можно считать свидетелями. Очевидно, что наиболее ценные свидетельства могли дать непосредственные участники событий 15 сентября. Всего в доме (точнее на его нижнем этаже) находилось шестеро взрослых: Веберн с женой, Маттель с женой, и два американских солдата. Это, так сказать, свидетели первого круга.

Кроме непосредственных очевидцев можно также очертить свидетелей второго круга, или "очевидцев очевидцев": это, например, переводчик Хейман, присутствовавший на допросах, хозяйка квартиры Эльза Фритценвангер, сама занимавшая второй этаж дома (Мольденхауэр пытался контактировать и с ней, однако она утверждала, что ничего не знает, так как следовала указаниям американцев не выходить из собственного помещения).

Следующий круг возможных свидетелей, "причастных", очевидцев не непосредственных событий ещё шире: тут и американскиe военные (подоспевший патруль, а также майор ведший первоначальное расследование, и т.д.), знакомые композитора, которые говорили со вдовой об этих событиях и присутствовали на похоронах (тот же Цезар Бресген), старшие дочери Веберна Амалия (Валлер), Мария (Хальбих), и пр. Несмотря на предпринимавшиеся Мольденхауэром неоднократные попытки, никто из этого "дальнего" круга не оставил никаких официальных деклараций. Лишь Амалия Веберн- Валлер адресовала Мольденхауэру в 1960 году два подробных письма, к которым мы вернемся чуть ниже.

Как мы уже отмечали, 15 лет прошедших после драмы, когда Мольденхауэр начал свое расследование, были слишком большим сроком, для того чтобы собрать максимально полные свидетельства - трое из шести непосредственных "участников" уже были мертвы: разумеется, сам Веберн, Вильгельмина, пережившая своего мужа на четыре года и замкнувшаяся в отношение всего, что касалось обстоятельств трагедии, а также и стрелявший в Веберна повар Белл, умерший в 1955 году (Мольденхауэр навестил его вдову, но её показания были слишком лапидарными: "мой муж был поваром; он умер от алкоколизма; я знаю очень мало о том, что произошло; когда он вернулся с войны, он сказал, что застрелил человека в рамках своих военных обязанностей; я знаю, что он страдал от этого; когда он напивался, он говорил, что желал бы, чтобы этого не произошло...")

Что касается других важных свидетелей - Маттелей - Мольденхауэру не удалось выйти с ними на контакт. Известно было, что они эмигрировали в Аргентину, вскоре после выхода Бенно Маттеля на свободу (по слухам, Бенно Маттель сумел сколотить в Аргентине приличное состояние, усиливая тем самым подозрения о его возможных связях с высокими чинами третьего рейха). Таким образом, в течение расследования Мольденхауэра, в дополнение к имеющимся протоколам допросов Эндрю Мюррея и Вильгельмины Веберн, новые свидетельства от лиц "первого круга" ограничились только новым письмом Мюррея, в котором он по-прежнему настаивал на своей первоначальной версии событий.

Рассмотрим теперь подробнее два основополагающих, и, в своей важнейшей части, противоположных свидетельства - Мюррея и Вильгельмины (опуская, при этом, бесконечное повторение деталей известное нам уже по изложению Холоповых и Мольденхауэра).

Версия Мюррея:

15 сентября, по требованию капитана Ричардсона из CIC, я и Рей Белл пришли в дом к Б. Мартелю (! - так у Мюррея), которого мы подозревали в связях с черным рынком. Мы должны были арестовать его и доставить в часть к полковнику Кауму. Перед операцией мы не пили, однако пропустили по три стаканчика в доме у Мартеля.

Как только мы собрали достаточные доказательства о его причастности к спекуляциям на чёрном рынке, мы решили арестовать его. У нас был план, чтобы Белл страховал меня в вестибюле с целью исключения сопротивления со арестованного и его попытку к бегству. Белл увидел при этом, что окно было открыто, и что любой, потенциальный сообщник Мартеля мог видеть его в комнате стоящим с поднятыми руками. Белл хотел закрыть окно, но тут он услышал шаги в коридоре. Он сразу рванулся туда.

Я остался сторожить арестованного и не мог видеть происходившего в коридоре за закрытой дверью. Внезапно я услышал стук входной двери, крик Белла, звуки борьбы, затем три выстрела, и после этого истерический крик женщины. Я был уверен, что стреляли в Белла и позвал его, но не получил ответа. Я кричал: "Белл? Белл?, - но он не отзывался (позже я узнал, что он побежал за подмогой).

В кухню вошла жена арестованного. Не зная, что происходит, я заставил поднять руки и её, а затем решил вывести обоих арестованных на улицу в поисках Белла. Как только мы вышли на улицу, мы столкнулись с подкреплением, которое привел Белл. Он рассказал мне, что на него в темноте напал мужчина. Войдя в дом опять, я заметил мужчину, лежавшего на матрасе с раной на левой части живота. Мы немедленно вызвали врача. Как потом оказалось, мужчину звали Август (!) фон Веберн.

(продолжение следует)

[A-Lex]

Смерть Веберна (продолжение - V)

Версия Минны:

Мы были приглашены на ужин к нашей дочери и зятю к 20:00 . По приходу, зять сообщил, что он ожидает также в этот вечер американцев. Как только они появились (в 21:00), мы удалились в соседнюю комнату, где уже спали дети. В 21:45 мой муж сказал, что мы должны уходить, чтобы вернуться домой не очень поздно. Перед этим он решил выкурить сигару, как он выразился "на ходу" (einige Zuge).

Мой муж вышел из комнаты, чтобы раскурить сигару и не побеспокоить спящих детей. Он отсутствовал 2-3 минуты, после чего мы вдруг услышали выстрелы. Меня охватил ужас, но я не могла предположить, что стреляли в моего мужа. Вдруг дверь открылась и мы увидели мужа, который сказал " Ich wurde erschossen”. Мы уложили его на матрас, наложили на лоб повязку и он смог ещё проговорить “Es ist aus” перед тем как окончательно потерять сознание.

Я не знала что делать и побежала наверх к хозяйке дома за помощью, умоляя её вызвать врача. Когда я спустилась вниз на кухню, я увидела что мой зять и моя дочь стоят с поднятыми руками, а муж по-прежнему лежит на матрасе в соседней комнате без сознания. Затем пришедшие американские солдаты увели меня тоже на кухню и велели там сесть. Я умоляла их вызвать врача, и американский офицер сказал, что он это уже сделал.

Мой муж был нездоров, весил не более 50 кг при росте 160 см, и его натуре было противоестественно атаковать кого бы то либо, особенно вооруженного солдата.

Мы видим таким образом, что два уцелевших протокола дают свою версию событий, пусть и совпадающих в ряде ключевых пунктов, но разнящихся в ключевом аспекте: имело ли место столкновение в корридоре, спровоцированное действиями Веберна (Мюррей вновь подтвердит эту версию в своем письме к Мольденхауэру в 1960 году, настаивая на том, что по словам Белла, Веберн крепко схватил его за руки, и Белл был вынужден защищаться), или же тот безмятежно раскуривал сигару мира?

Очевидно, что одна из этих версий ложна. Чья? Сержанта, возможно выгораживающего своего сослуживца и честь мундира? Или же вдовы, возможно выгораживающей действия своего мужа, а также неблаговидной роли дочери и зятя которую они могли играть вокруг всей этой истории?

Cui prodest scelus is fecit?

Как мы уже видели, Мольденхауэр безоговорочно принимает версию вдовы и, вполне допуская, что скорее всего так оно и было, нельзя не удивиться как раз отсутствию специальных оговорок на этот счёт.

Всё-таки, похоже, самого исследователя немного беспокоила недостаточность аргументации в пользу версии Вильгельмины и, в доказательство её справедливости, он приводит в своём труде также и два письма Амалии, призванные подтвердить показания её матери.Однако, определённые противоречия содержащиеся в этих письмах, да уже даже и сам факт, что второе письмо призвано откорректировать первое, значительно снижают убедительность этих доказательств.

Содержание писем можно разделить на две части. Во-первых, там приводится подробное изложение событий утра следующего дня, когда соседи разбудили Амалию, сказав, что она срочно должна отправиться к дому Маттелей, так как "случилось что-то страшное". Этот фактический пересказ всех волнующих событий, - разговора с матерью, окруженной солдатами, через ограду сада; поиск отца сначала в госпитале, а затем в церкви св. Анны; опознание Веберна, лежавшего "с открытыми глазами в которых застыл ужас", - не вызывает никаких вопросов и представляется абсолютно убедительным свидетельствованием.

Однако же, вторая часть первого письма переходит к интерпретации произошедшего на основе "интимных семейных знаний" (в основном, со слов матери и младшей сестры). Согласно Амалии, американские солдаты, оказывается, вообще ошиблись дверью, так как операция была нацелена не на Бенно, а на соседа. Оказавшись в другом доме и поняв свою ошибку, американцы, тем не менее, начали искать нарушения на месте, что в итоге привело к цепи драматических обстоятельств и трагическому концу. "Мир должен знать, что мой отец, сам жертва нацизма, пал от рук перевозбужденных солдат".

Второе письмо, посланное вдогонку первому, призвано исправить несуразности предыдущей версии ("Буквально до вчерашнего дня я была не в курсе некоторых событий, так как моя мать запретила моей сестре расскрывать некоторые важные подробности "). Именно это второе письмо Амалии выдвигает теперь новую гипотезу о стрельбе в комендантский час, нарушенный Веберном по незнанию (“Все обитатели села знали о введенном комендантском часе, лишь Маттели не знали и не предупредили моего отца”).

Несмотря на цитирование, Мольденхауэр похоже не принимает это объяснение всерьёз, в то время как ряд других исследователей (как, например, Друскин) выбирают эту версию как окончательную.

Мы вынуждены констатировать, что полной ясности по прочтению всех этих свидетельств, как не было, так и нет. Похоже, на этом фрагменте исследования, мы недалеки от признания ignoramus et ignorabimus.

(продолжение следует)