Николай Луганский: "Я никуда не пробивался"

[Пустота-женского рода]

http://www.mk.ru/newshop/bask.asp?artid=141595

НЕ СЫПЬ СОЛИСТУ НА РАНУ
Николай Луганский: “Я никуда не пробивался. Просто настал момент, когда слушатель сам стал пробиваться на меня…”
...Шумная консерваторская столовка, чашка чая. Приступим. Сегодня у меня на диктофоне музыкант непростой. Нет, разумеется, на Николая Луганского идет — и хорошо идет — его публика: имя создано. Посмотрите хотя бы на декабрьский график пианиста: сегодня — Лугано, завтра — Вена, без просвета... Но как для ряда слушателей, так и для многих коллег Николай продолжает оставаться “темной лошадкой”. В чем тут дело? Вот типичные каменья в его огород: в редких интервью — осторожен, на сцене — спокоен, стерилен, а кто-то вообще сострил — “безалкоголен”. Мол, никак не хочет “расколоться”, “обнажить душу”, выдать экспрессию! Двинуть по роялю, запрокинуть голову, истечь потом, забиться в экстазе, ведь это было бы так понятно...

Здесь мне вспоминаются слова Юрия Башмета, недавно сказанные по поводу скрипача Виктора Третьякова: “Можно резко отличаться звучанием. Интеллектом. Элегантностью или вкусом... А можно просто иметь гармонию и идти по тому пути, по которому прошли сотни выдающихся скрипачей, но все равно суметь сказать свое”. Вот этот чертов вопрос “идентификации”: ведь так хочется молодого исполнителя (Николаю 34 года) всунуть в какую-то нишу, раскусить, “пробить” в привычной системе координат. Вон, пожалуйста — Мацуев. Обаятельный мужик, за роялем — фавн, деспот, раб или Геракл, эпитеты сами собой текут. Мечетина: ну здесь вообще достаточен один поворот очаровательной головки... С Луганским же... Его отнюдь не злобные критики готовы поставить в упрек даже детскую фотографию с красным пионерским галстуком: вот-де, смотрите: прилежный, правильный мальчик!

Театры минус
— Гилельс или Рихтер? — мой первый вопрос скорее наивного, нежели провокативного свойства: мол, кто вам ближе?
— Все разговоры о “первенстве” — это больше человеческая комедия. Людям нужно, чтобы кто-то с кем-то соревновался, кто-то был выше или ниже. Вот оно — наше убогое представление о высоком искусстве! Но пусть соревнуются простые смертные. А два великих художника... Чем они схожи? Что родились с разницей в один год?
— Хотелось бы знать ваше мнение о том и другом...
— А я считаю, что музыка вообще не нуждается во мнениях. Равно как и в информационных поводах, будь то скандал или юбилей.
— И все-таки?
— Пусть будет так: отдельный вопрос о Гилельсе и отдельный о Рихтере.
— С удовольствием.
— Гилельса я еще в детстве слышал живьем, но по-настоящему стал открывать его лишь в последние годы в записях. И что удивительно: какие-то неповторимые вещи — скажем, как он соприкасался пальцами с роялем — нисколько не теряются в записи! Я сделал массу открытий, чувствуя его музыкальную материю...
Рихтера вживую слышал чаще. Например, его концерт в Амстердаме, когда он играл пять сонат Бетховена. Или незабываемые прелюдии Дебюсси в Москве... Они произвели на меня большее впечатление, чем почти все записи, которые я слышал позднее. Записи, будь они даже с концерта, а не студийные, все равно теряли по сравнению с ним “живым”... Да, у Святослава Теофиловича было очень сильное воздействие магнетическое, гипнотическое — как угодно назовите. Терпеть не могу разговоров о всех этих “полях”, но, сидя в зале, ты и вправду чувствовал его мощное биополе...
— Но не в записи?
— Это скорее характеризует меня как слушателя, а не Рихтера.
— Должен ли пианист “показывать” публике, как он работает?
— В конце концов, это же не так просто — выйти на сцену и сыграть! Есть некие привычки: играешь ты с большей амплитудой движения рук или с меньшей, подергивания бровей... И я не думаю, что это надо непременно записывать в “намеренные действа”.
— Вопрос о переходе грани искренности. С какого момента начинается показуха?
— Я никогда в жизни официально не скажу, что “данный исполнитель больше показывает, чем переживает”. Да, у меня иногда создается такое впечатление. Но обсуждать это не собираюсь, просто никогда впредь не пойду на его концерт. Для себя же объясняю это так: нет у тебя сильной страсти, сильного чувства — вот и компенсируешь это показом... Грустная вещь.
— На языке кино это называется “газировать образ”.
— Ну вот возьмем из жизни поводы для сильных переживаний: встретить любимого человека, с которым не виделись пять лет, или услышать известие о смерти... Но, согласитесь, даже в этих случаях наша реакция далека от театральной.
— В ваших исполнениях возможна “театральность”?
— Очень малый процент. Тут дело в том, что есть сама музыка, которая допускает элемент театральности. Скажем, произведения Листа, Берлиоза, Шостаковича — в значительной степени. И, быть может, это одна из причин, почему я мало играю этих композиторов. Намного меньше, чем Рахманинова, Бетховена и Шопена, где преобладает внутреннее переживание, а не “театр”. Рахманинов... Он написал мало. Очень. Но буквально все это (за исключением двух-трех опусов) — шедевры, ради каждого из которых стоит прожить жизнь, чтобы услышать и прочувствовать.
— Недавно спрашивал у Мацуева, по сколько тот часов в день занимается. Ответ меня, непосвященного, мягко говоря, удивил...
— Потому что сам вопрос — абсолютно интимен. Если какой-нибудь пианист вам что-то говорит по этому поводу — к реальности это не имеет ни малейшего отношения. Пианист сам не знает, как он работает. Это происходит за роялем, во сне, в самолете; можно ноты открыть, а можно к ним не прикасаться... Я каждый третий день жизни провожу в самолете: ну и как я буду заниматься по 5 часов, будь это даже необходимо?
Однако, скажу без позерства: в 95% случаев те вещи, которые ты сам с собой проиграл больше и дольше, в итоге на концерте звучат куда свежее, импровизационнее, чем те, которые ты только что выучил... Устрой сейчас чемпионат мира — кто быстрее всех выучит произведение — я бы не сомневался в победе. Но другое дело, что я никогда не добивался выдающегося результата от исполнения вещи, выученной за 4 дня. Традиции минус

— Николай, вот как бывает: ребенка едва не с ремнем заставляют торчать у фортепиано, а как взрослеет — бросает все это к черту. Как вы перешли эту грань?
— К этому вопросу я не имею отношения. Мои родители (папа — физик, мама — химик) сами обожали музыку, посещали оперу, но... Когда папа еще до моего рождения увидел в разных семьях примеры того, о чем вы говорите, он сказал: “У нас музыкального инструмента не будет!” И вот я, маленький мальчик, подхожу к игрушке пианино и начинаю сам чего-то там тыкать, затем буквально за полдня осваиваю нотную азбуку, да потом еще поправляю папу, который неверно подобрал мелодию к песенке “Пусть всегда будет солнце”! Отец — умный и интеллигентный человек — покупает мне фортепиано. У него не возникал вопрос: учить или не учить. Я сам захотел. Родители уходили на работу, я один спокойненько садился за инструмент, играя в первую очередь не гаммы и этюды, а то, что мне было пока “не положено”...
И вообще, несмотря на то, что учился все время в Москве, я не являюсь типичным представителем “советской фортепианной школы”.
— Странно... Имея таких педагогов, как Кестнер, Николаева и Доренский...
— Объясню, в чем дело. Первые 6 лет со мной занималась Татьяна Кестнер — замечательный детский педагог. Но она была очень старенькая, слепая и никоим образом не могла следить даже за тем, как я держу руку. Она слышала. И давала мне правильный репертуар. После ее смерти я учился у народной артистки СССР Татьяны Николаевой. Она безумно много гастролировала, сидела в жюри, давала мастер-классы, поэтому и здесь я был предоставлен сам себе. Такого, чтобы педагог с тобой занимался два раза в неделю (как это положено), у меня никогда не было. Например, о каких-то двигательных профессиональных моментах я начал задумываться не в 12—13, а лет в 25 (когда уже поздно).
Сергей Доренский (от всего сердца поздравляю его с 75-летием!) учил меня свободе, как музыкальной, так и духовной, а не тому, как там двигать пальцами. Впрочем... Говорят же умные люди: “Тому, кто не умеет учиться, учитель не поможет, а тому, кто умеет, — учитель и не нужен”.
— Учеба учебой, но вот сетует же Денис Мацуев, что “в пианисты сейчас сложно пробиться”, имя себе сделать...
— Куда мы пробиваемся? Никто никуда не пробивается. Сотни пианистов каждый год дают концерты в залах Москвы. Просто потом на кого-то из них начинают пробиваться сами слушатели. И когда количество желающих достигает 1000—1500 человек — безо всякого телевидения и рекламы — вот ты и пробился. А если в тебя было бешеное вливание СМИ или зал набьется одними знакомыми, это все имеет лишь одноразовый эффект. Конкуренция? Если и есть недоброжелательство и зависть, то куда меньшие, чем среди певцов или певиц. Мне всегда приятно общаться со своими коллегами. Потому что талантливые люди интересуются самим творчеством, а менее талантливые тем, кто на какую позицию в рейтинге попал.
— И все-таки меня задела ваша реплика, что музыка не нуждается во мнениях, в СМИ… А как же пропаганда, например, фильм Феллини “Репетиция оркестра”?
— А мне совершенно не понравился этот фильм. Тот самый случай, когда мастер, находясь в таком возрасте и таком статусе, считает: все, что он делает, — непременно великое!
— А вы приветствуете в концерте совмещение музыки, например, с кинопроекцией?
— Дело вот в чем. Изначально музыка не была самостоятельным, но синкретическим искусством — частью религиозного действа в храме. Потом же эмансипировалась от храма; а уже в XX веке была масса попыток снова ее с чем-нибудь совместить. Но это уже суть синтетические попытки, во многом искусственные. И мне ближе классический сольный концерт: когда я, инструмент и слушатель...
— А вот такие композиторы, как Артемьев и Мартынов, не переваривают “ситуацию концерта”, когда все должны сидеть “по струнке”, не шевелиться, не участвовать...
— Хоть они и композиторы “классического авангарда”, но говорят о том, что напрямую относится к шоу-бизнесу: хлопать в ладоши, мотать головой в такт. Другое дело, я сам удивляюсь — насколько живуча форма академического концерта. Столько всего было за десятки лет активнейшей деятельности, а люди все равно продолжают заполнять зал и сидеть “по струнке”.
— И, уж конечно, “4'33''” Кейджа (4 с лишним минуты тишины) вы исполнять не будете?
— Есть такое понятие: энтропия — распад или смерть... Так вот: “4'33''” для меня — это фиксация такого состояния, когда музыка в своем развитии достигла смерти. А я стараюсь, чтобы жил я, жили мои близкие, деревца жили, — для меня существенно продолжение жизни. Это мне важно и это мне интересно. Семья плюс

— Жизнь пианиста так насыщенна. У вас или у Дениса…
— Я бы не сравнивал. У Дениса куда насыщеннее: он и организатор феноменальный, да и семьи у него нет…
— Семья — это обуза для музыканта?
— Я бы сказал — очень радостная обуза. Хотя нет, “обуза” — грубое слово! Радость великая — жить с любимыми людьми.
— Детишки еще не мечтают стать музыкантами? ( У Николая двое: дочке 11 лет, сыну 8 с половиной. — Авт.)
— Боюсь, они вовсе не хотят ими быть. Я настолько привык к своему примеру — когда это был исключительно мой выбор, что сам на детей “влиять” не собираюсь. Для них сейчас главное — чтобы ходили в школу, и желательно с хорошими учителями (хотя это трудно угадать), чтобы… Нет, честно: рецептов по воспитанию детей вам не дам. Я все-таки не самый потрясающий отец: столько отсутствую…
— В одном интервью вы сказали, что сегодня сложно опираться на нравственные авторитеты, имея в виду ныне живущих людей.
— Таких людей, уверен, не меньше, чем 30 или 50 лет назад. Другое дело, что о них вы вряд ли прочтете в газетах, потому что какая-нибудь страшная авария, полностью нарушившая движение по Ленинградскому проспекту, будет все равно интереснее. Вот мои дети ходили в детский сад… Их воспитательница вставала в 5 утра, чтобы заранее приехать из другого уголка Москвы, готовить детский праздник. И получала за это 3000 рублей в месяц. Конечно, она — нравственный авторитет. Но мы-то с вами знаем о политиках да олигархах, но не об этой женщине.
— Не возникает желания уехать из России?
— Это с маленькими-то детьми? Я ничего не теряю, живя здесь. А вот когда русский человек приезжает из-за границы и начинает говорить с акцентом, мне становится грустно. Может, это наивно звучит… Но хочется верить, что, если я здесь играю Моцарта и Рахманинова — сама эта музыка несет в жизнь какой-то позитив. Ведь это большое искусство — видеть хорошее. А не только криминал, борьбу политических движений — все то, о чем говорят теленовости. Хотя я бы переехал из Москвы в Подмосковье, потому что Москва — город тяжелый, агрессивный. Эти пробки… Но дети же здесь в школу ходят.
…Он сам сказал: его интересует жизнь, во всех ее светлых проявлениях. Он идет от своего естества, ведь любое притворство все равно бессмысленно. И терпеть не может сравнения одного музыканта с другим. А за музыкой дело не станет: в репертуаре Луганского сегодня около 50 концертов с оркестром, и вряд ли кто-то обновляет свой репертуар столь же динамично, как он.

"Московский Комсомолец" от 01.12.2006
Ян СМИРНИЦКИЙ.

[Katy_]

Спасибо. Очень интересно

[M.S.]

... Татьяна Кестнер была очень старенькая, слепая и никоим образом не могла следить даже за тем, как я держу руку.... учился у народной артистки СССР Татьяны Николаевой. Она безумно много гастролировала, сидела в жюри, давала мастер-классы, поэтому и здесь я был предоставлен сам себе. Такого, чтобы педагог с тобой занимался два раза в неделю (как это положено), у меня никогда не было.
Сергей Доренский (от всего сердца поздравляю его с 75-летием!) учил меня свободе, как музыкальной, так и духовной, а не тому, как там двигать пальцами...

Бедный Коля...Вот не повезло человеку с учителями...

[Styx]

Бедный Коля...Вот не повезло человеку с учителями...

Я бы на Вашем месте не стала так "шутить"

[Vic]

Я бы на Вашем месте не стала так "шутить"

А что за место у M. S.? Я шутки в его (её) словах не ощущаю - только иронию.

[Nataly]

Бедный Коля...Вот не повезло человеку с учителями...

Татьяна Николаевна Кестнер даже в старости была педагогом милостью Божьей, Татьяна Николаева и за одно занятие могла дать больше, чем иной педагог за год. Не говоря уж о Сергее Доренском.
Так что Николаю Луганскому сказочно повезло с учителями.

[SashaWL]

Не очень согласна по поводу Доренского, но его ассистенты действительно гениальные педагоги, особенно Паша. И уж никто не мешал ходить к нему 2 раза в неделю.

[Kleon]

Татьяна Николаевна Кестнер даже в старости была педагогом милостью Божьей, Татьяна Николаева и за одно занятие могла дать больше, чем иной педагог за год. Не говоря уж о Сергее Доренском.
Так что Николаю Луганскому сказочно повезло с учителями.

Кестнер - Заслуженнный учитель РСФСР - и звали её Татьяна Евгеньевна (а вовсе не Татьяна Николаевна).
Она воспитала много выдающихся пианистов, среди них - Николай Петров, Андрей Гаврилов, Татьяна Шебанова, Наталья Гаврилова, Валерий Белунцов (к сожалению, ныне покойный), Николай Луганский и многие другие.

Жалко, что А.Гаврилов так мерзко отозвался о ней в каком-то из своих интервью. Точно процитировать не смогу, но близко к тексту. Он, рассказывая о своем музыкальном воспитании, сказал примерно следующее: "А потом меня отдали к какой-то толстой немке, которая приложила все силы, чтобы отвратить меня от музыки". Кстати, Т.Е.Кестнер вовсе не немка, это её фамилия по мужу. А сама она из рода известного русского демократа Н.А.Добролюбова.

Года два назад в ЦМШ отмечалось столетие со дня рождения Татьяны Евгеньевны. Там, в частности, выступали Николай Петров и Николай Луганский. И Н.Петров очень резко высказался там о безобразном поведении А.Гаврилова по отношению к своему учителю, что мне очень понравилось.

[Nataly]

Совершенно верно!Татьяна Евгеньевна.Я оговорилась. Спасибо.

[pioneer]

— Гилельса я еще в детстве слышал живьем, но по-настоящему стал открывать его лишь в последние годы в записях. И что удивительно: какие-то неповторимые вещи — скажем, как он соприкасался пальцами с роялем — нисколько не теряются в записи!

Точное наблюдение.

Рахманинов... Он написал мало. Очень. Но буквально все это (за исключением двух-трех опусов) — шедевры, ради каждого из которых стоит прожить жизнь, чтобы услышать и прочувствовать.

Вот что значит быть "пианистом" !
Надо же такое сказать, что Рахманинов написал мало )))))))
Одних только ф-п концертов - 5 штук и практически все репертуарны.
Другое дело, что у него ещё есть хоровые произведения, симфонии - а сколько романсов !
Да и ф-п пьес не так уж "мало" - среди них произведения для 2-х ф-п.
В общем, такое "мнение" меня страшно удивило, как и подобная узость понимания Рахманинова.

И вообще, несмотря на то, что учился все время в Москве, я не являюсь типичным представителем "советской фортепианной школы".

)))))))) Такие высказывания меня всегда смешат ))) Трудно представить себе кого-то более характерного именно для "советской" ф-п школы, нежели г-н Луганский ))))) В частности принципы школы Гольденвейзера просматриваются однозначно.

— Объясню, в чем дело. Первые 6 лет со мной занималась Татьяна Кестнер — замечательный детский педагог. Но она была очень старенькая, слепая и никоим образом не могла следить даже за тем, как я держу руку. Она слышала. И давала мне правильный репертуар.

На этом месте мне вспоминается, как занимался Гольденвейзер - он-то слепым не был и всё прекрасно видел, тем не менее по время занятий с учеником мог на руки не смотреть, а зато кричал из соседней комнаты, НЕ ВИДЯ РУК ученика: "Не тот палец !!!" ))))
А что касается "правильного репертуара" - то это одно из ГЛАВНЫХ качеств педагога: ДАТЬ ученику ПРАВИЛЬНЫЙ РЕПЕРТУАР.
Я 1000 раз говорил об этом и буду говорить - а потом сами пианисты уже должны ощущать, что им следовало бы играть, а что и НЕ следовало бы.
Ко всем относится.
Кстати, сам Луганский это ПРЕКРАСНО понимает:

есть сама музыка, которая допускает элемент театральности. Скажем, произведения Листа, Берлиоза, Шостаковича — в значительной степени. И, быть может, это одна из причин, почему я мало играю этих композиторов. Намного меньше, чем Рахманинова, Бетховена и Шопена, где преобладает внутреннее переживание, а не "театр"

Вот это умение ВЫБИРАТЬ репертуар, которым уже владеет сформировавшийся музыкант, в ещё более сильной степени должно быть присуще педагогу, который должен давать репертуар ученику, полагаясь НА СВОЮ интуицию, ибо ученик ещё ничего не соображает.
Это очень важно, а Луганский этот факт явно недооценивает:

После ее смерти я учился у народной артистки СССР Татьяны Николаевой. Она безумно много гастролировала, сидела в жюри, давала мастер-классы, поэтому и здесь я был предоставлен сам себе

Что значит "сам себе" ??
Я ЛИЧНО помню, с каким восторгом Николаева рассказывала о Луганском, когда он был ещё мальчишкой. Как она была изумлена тем, что он помнил НАИЗУСТЬ все основные темы бетховенских сонат - т.е. помнил то, чего её консерваторские ученики ещё никак не могли усвоить и запомнить )
И разве опять же "подбор репертуара" и её консультации направляющего характера - разве это не то, что как раз и нужно было именно Луганскому ?

Сергей Доренский (от всего сердца поздравляю его с 75-летием!) учил меня свободе, как музыкальной, так и духовной, а не тому, как там двигать пальцами

Опять .........
Умение шевелить пальчиками ВОСПИТАТЬ невозможно - можно лишь опираться на природные данные, что и делали его выдающиеся наставники.
Доренского я бы не стал недооценивать не только в смысле наличия у него ассистентов, но и ЛИЧНО ЕГО САМОГО в его коротких показах и точных словах ПО ДЕЛУ.

Впрочем... Говорят же умные люди: "Тому, кто не умеет учиться, учитель не поможет, а тому, кто умеет, — учитель и не нужен".

Вот именно.
Сие интервью лишь продемонстрировало, как мало всё же можно понимать самого себя и как можно жить, не признавая корней своей "школы", вполне очевидных для окружающих.
Конечно, Луганский далёк от самомнения, к примеру, Скрябина, который вообще никого не признавал своими предтечами, но какой-то элемент самолюбования и стремления обособиться, безусловно, имеет место и у него тоже.
И главное, до такой степени не видеть своей "типичности" ))))))))