На службе звучит классическая музыка Моцарта и Рахманинова, которую любила Диана

[regards]

На службе звучит классическая музыка Моцарта и Рахманинова, которую любила Диана

1997 год в хронологическом порядке: Владимир Башкиров, Булат Окуджава, Святослав Рихтер, принцесса Диана. Это - имена не людей, но мифов, которые, как свеча на столе, позволяют каждому смертному надеяться на то, что жизнь может иметь смысл.

[[ИскрА]]

Десять лет прошло, а жизнь продолжается.
В 2007 году еще больше свечей погасло.
Надо жить!

[Nataly]

На службе звучит классическая музыка Моцарта и Рахманинова, которую любила Диана

1997 год в хронологическом порядке: Владимир Башкиров, Булат Окуджава, Святослав Рихтер, принцесса Диана. Это - имена не людей, но мифов, которые, как свеча на столе, позволяют каждому смертному надеяться на то, что жизнь может иметь смысл.

Вот уж не ожидала увидеть имена Святослава Рихтера и принцессы Дианы рядом, да еще в таком контексте!!!

[regards]

Покоряющая неожиданность - возможно, главное свойство, объединяющее эти мифы. Кстати, именно Рихтер считал его главным достоинством пианиста.

P.S. Вчера мне прислали ссылку на книшку "Анти-Ахматова". Я отказался от любезного предложения своего друга заказать экземпляр и на меня.

Мне не интересно, какой была или не была Анна Андреевна "на самом деле". Дамы - вообще существа по своей природе мифические.

Все мы состоим на 50% из добра и на 50% - из зла. "Правильное" социальное поведение состоит только в умении замаскировать вторую половину. Это - даже не вопрос о неразделимости гения и злодейства. Куда тривиальнее - все грехи известны: стяжательство, предательство, разврат, etc.

А вот создать миф или стать мифом - удел немногих. Сам факт возникновения мифа означает, что его автор прикоснулся к эманациям Орла, и внёс вклад в осознание, которым эта птичка питается.

Поэтому я предпочитаю доверять Марине ("Ахматова! И сердце своё впридачу!"), Иосифу Александровичу и себе, любимому.

И моё любимое и необъективное сердце говорит мне, что я был прав, поставив эти четыре имени в один контекст.

Этот контекст не меняется уже давно.

[Moroka]

После последней фразы правильно было бы не добавлять текста. Но трудно приструнить воспоминания. Помнится, был году этак в девяносто уже не важно каком вечер в литературном музее. Вечер Булата Окуджавы и с Булатом Окуджавой. Я, сидя с тогда маленьким братцем в затылок великому (уже тогда очевидно), говорила ему: «Смотри, запоминай, вот у него родинка на шее, он — живой, настоящий, представляешь, что это чудо, его вот эта спина перед нами».

И как много лет мне было почему-то стыдно его неловкой музыки, его хромающих стихов. Пока вдруг не стало отчетливо, что это факт моей внутренней биографии и культурной биографии той страны, благодаря который мы именно таковы.

Еще помню, как шутили в семинаре про Бродского, «совсем классик, живой только почему-то». Прошло. Уже целые аудитории людей выросли, для которых он мертвый классик.

Как Рихтер или Башкиров.

Рихтер бронзовел уже при жизни. И несчастная принцесса уже при жизни сливалась с глянцевым кукольным образом. Чудо в том, что каждый из них отделяем по человечески от собственного изображения и равен ему. Принцесса — как из сказки про горошину — самая настоящая. И музыкант. Каждый из них настоящий.